Лучшие годы - псу под хвост

— Колбаса в картофельном салате! — ужаснулась вдруг бабушка Либа. — И морковь покупная!

— Да, покупная, — сказала мать Квидо строптиво.

— Покупнаяморковь! — кричала бабушка. — А вы знаете, сколько микрограммов нитратов в литре мочи допустимо нормой?

Никто ей не ответил.

— Можно вам еще налить пива? — спросил Квидо несколько ошеломленную тещу.

— Спасибо.

— Знаете сколько?

— Сколько? — не выдержал доктор Лир.

— Восемьдесят. А знаете, сколько у нас в среднем?

— Сколько?

— Семьсот тридцать! — крикнула бабушка торжественно. — А она не раздумывая покупаетморковь.

— В прошлом году у меня было пять грядок моркови, — невозмутимо сказала мать Квидо доктору Лиру. — В один месяц она перевела ее на морковные оладьи!

Психиатр бросил на отца Квидо сочувственный, исполненный мужской солидарности взгляд.

— Извините, я ненадолго, — сказал отец Квидо и встал.

— Ты куда? — спросила мать Квидо. — Возложение венков в восемь.

— Все в норме, — сказал отец Квидо несколько загадочно.

Минутой позже из глубин дома донесся плачущий звук пилы.

— Пан доктор, — сказала мать Квидо, — не могли бы вы налить мне вон из той бутылки?

3) Отец Квидо вернулся к свадебному столу около половины девятого. Он был в красном тренировочном костюме и заметно задыхался. В руке он держал горящий факел.

Инженер Звара, сопровождавший его, был в цивильном; он нес траурный венок с красной лентой, на которой золотыми буквами было написано «Физкультурное общество».

— Не успел погасить, — сказал отец Квидо отдуваясь и, поглядев на венок, как бы в объяснение добавил: — Эти идиоты заказали два.

— Какая разница! — засмеялась мать Квидо. — Надеюсь, ты теперь найдешь ему применение?

— Он стоит и поет там «Интернационал», вместо того чтобы петь у сына на свадьбе, — смеялся инженер Звара. — Я решил лучше привести его к вам.

— Пан инженер, — с трудом выговорил Пако, — ответьте мне на один вопрос…

— Никаких вопросов! — вскинулся Квидо. — Черт возьми, кто разрешил ему пить?

Отец Квидо бросил факел в бочку с дождевой водой. Он зашипел.

— Пан инженер, вы член коммунистической партии? — громко спросил Пако.

— Толковый вопрос, — сказал доктор Лир. — Талантливый мальчик.

— Как бы вы отнеслись, пан доктор, к прогулке на подводной лодке? — весело спросила мать Квидо, удивительно мягко — как всегда в подпитии — выговаривая слова. — Я имею в виду — со мной?

— Это, мальчик, вопрос более сложный, чем ты думаешь, — сказал Звара с неприятной улыбочкой.

— Видите ли, муж утопил наше каноэ.

— Тогда проваливайте! Мы вам здесь никакой не авангард! — хриплым голосом заорал Пако.

Из-за поворота дороги донеслись звуки духового оркестра.

— Идут, идут! — взволнованно вскричал отец Квидо. — Ступайте в дом!

— Плюньте на это, — сказал Квидо Зваре. — Наклюкался парень…

— Обожаю шествия! — воскликнула мать Квидо. — А вы, доктор?

— На что он должен плюнуть? — кипятился Пако. — На правду? На честь? На совесть?

— Пожалуй, не очень, — ответил доктор. — Но фонарики люблю.

— Ты наш маленький борец, — сказал Квидо. — Пойди ляг.

— Они уже здесь! — встревоженно кричал отец Квидо. — Идите же в дом!

— Веди их сюда, — распорядилась мать Квидо. — Мне захотелось танцевать с твоим доктором. Как, Ярушка, потанцуем?

— С удовольствием, — восторженно ответила Ярушка.

В сумерках над дорогой заблестели инструменты музыкантов. За ними светились первые желтые огоньки.

— Я приведу их, — сказал Звара, стремясь отделаться от вопросов Пако.

Уже спустя несколько минут весь оркестр в сопровождении группы людей с фонариками полукругом обступил террасу. Ярушка обнесла музыкантов подносом, уставленным рюмками.

— Здоровье жениха и невесты! — согласно ритуалу произнес капельмейстер.

— Соло для новобрачных! — выкрикнул кто-то.

Музыканты поставили пустые рюмки на поднос и с удовольствием сменили свой революционный репертуар — в теплом вечернем воздухе потекли звуки вальса. Каблуки Квидо увязали в мягком газоне. Ярушка вся светилась: когда она спиной коснулась склоненной яблоневой ветки, на плечи ее свадебного платья посыпался дождик розовато-белых лепестков.

— Идите вы в задницу со своим оркестром! — кричал Пако, но, к счастью, никто его не расслышал. Следующая мелодия уже предназначалась для всех. На газоне появилось с десяток пар. Квидо с Ярушкой пошли снова наполнить рюмки. В кухне вертелись какие-то незнакомые дети.

— Привет, дети, — сказал Квидо.

— Здравствуйте, — сказали дети. — Мы хотим пить.

— Не празднование Первомая, а черт знает что! — шептал отец Квидо Зваре. — Беды не оберешься.

— Не заводись, приятель, — осадил его Звара.

Отец Квидо ушел в подвал. Ярушка снова обошла музыкантов с подносом, чокнулась с капельмейстером.

— Привет, вахтер, — окликнул Квидо какой-то молодой человек. — Я Мила.

— Привет, Мила, — сказал Квидо.

В саду началось какое-то пьяное братание.

— Я хотел бы жить в деревне, — сказал доктор Лир матери Квидо.

— Ну и глупец, — сказала мать Квидо. — Станцуем танго?

— Выпить нечего, — сказал Мила, опрокинув пустую бутылку.

— Пошли со мной, — сказал Квидо. — Что-нибудь раздобудем.

На лестнице, что вела в подвал, они наткнулись на пожилого мужчину.

— Good evening, Sir, [47] — сказал Квидо с улыбкой.

47

Добрый вечер, сэр (англ.).