Лучшие притчи. Большая книга. Все страны и эпохи
Шрифт:
– А у нас есть хлеб! – кричали они.
Потом выпал снег, а за снегом пришел и мороз. Улицы засеребрились и стали сверкать; сосульки, как хрустальные кинжалы, повисли на крышах домов; все закутались в шубы, и мальчики в красных шапочках катались по льду на коньках.
Ласточка, бедная, зябла и мерзла, но не хотела покинуть Принца, так как очень любила его. Она украдкой подбирала у булочной крошки и хлопала крыльями, чтобы согреться. Но наконец она поняла, что настало время умирать. Только и хватило у нее силы – в последний раз взобраться Принцу на плечо.
– Прощай, милый
– Я рад, что ты наконец улетаешь в Египет, – ответил Счастливый Принц. – Ты слишком долго здесь оставалась; но ты должна поцеловать меня в губы, потому что я люблю тебя.
– Не в Египет я улетаю, – ответила Ласточка. – Я улетаю в Обитель Смерти. Смерть и Сон не родные ли братья?
И она поцеловала Счастливого Принца в уста и упала мертвая к его ногам.
И в ту же минуту странный треск раздался у статуи внутри, словно что-то разорвалось. Это раскололось оловянное сердце. Воистину был жестокий мороз.
Рано утром внизу на бульваре гулял Мэр Города, а с ним Городские Советники. Проходя мимо колонны Принца, Мэр посмотрел на статую.
– Боже! Какой стал оборвыш этот Счастливый Принц! – воскликнул Мэр.
– Именно, именно оборвыш! – подхватили Городские Советники, которые всегда во всем соглашались с Мэром.
И они приблизились к статуе, чтобы осмотреть ее.
– Рубина уже нет в его шпаге, глаза его выпали, и позолота с него сошла, – продолжал Мэр. – Он хуже любого нищего!
– Именно хуже нищего! – подтвердили Городские Советники.
– А у ног его валяется какая-то мертвая птица. Нам следовало бы издать постановление: птицам здесь умирать воспрещается.
И Секретарь городского совета тотчас же занес это предложение в книгу.
И свергли статую Счастливого Принца.
– В нем уже нет красоты, а стало быть, нет и пользы! – говорил в Университете Профессор Эстетики.
И расплавили статую в горне, и созвал Мэр городской совет, и решили, что делать с металлом.
– Сделаем новую статую! – предложил Мэр. – И эта новая статуя пусть изображает меня!
– Меня! – сказал каждый советник, и все они стали ссориться.
Недавно мне довелось слышать о них: они и сейчас еще ссорятся.
– Удивительно! – сказал Главный Литейщик. – Это разбитое оловянное сердце не хочет расплавляться в печи. Мы должны выбросить его прочь.
И швырнули его в кучу сора, где лежала мертвая Ласточка.
И повелел Господь ангелу своему:
– Принеси мне самое ценное, что ты найдешь в этом городе.
И принес ему ангел оловянное сердце и мертвую птицу.
– Правильно ты выбрал, – сказал Господь. – Ибо в моих райских садах эта малая пташка будет петь во веки веков, а в моем сияющем чертоге Счастливый Принц будет воздавать мне хвалу.
Притча Анатоля Франса
Во времена короля Людовика жил во Франции бедный жонглер; был он родом из Компьена, и звали его Барнабе; он переходил из города в город, показывая фокусы, требовавшие силы и ловкости.
В дни ярмарок Барнабе расстилал на людных площадях ветхий,
истрепанный коврик и зазывал детей и зевак забавными прибаутками, – он перенял их у одного старого жонглера и ничего в них не изменил. Затем, приняв самую неестественную позу, он заставлял оловянную тарелку балансировать на своем носу.Первое время толпа смотрела на него равнодушно.
Но когда, держась на руках вниз головой, он бросал в воздух и ловил ногами шесть медных шаров, блестевших на солнце, или, изогнувшись так, что затылок его касался пяток, придавал своему телу форму колеса и жонглировал в этом положении двенадцатью ножами, гул одобрения поднимался в толпе зрителей, и монеты градом сыпались на ковер.
Однако, как и большинство людей, живущих своим талантом, Барнабе из Компьена еле сводил концы с концами.
Добывая хлеб свой в поте лица своего, он терпел куда больше лишений, нежели положено терпеть человеку за грехи прародителя нашего Адама.
К тому же он не имел возможности трудиться столько, сколько ему хотелось. Чтобы выказывать свое замечательное умение, он нуждался в лучах солнца и свете дня подобно тому, как нуждаются в этом деревья, дабы цвести и плодоносить. Зимою же он походил на дерево, лишенное листвы и как бы засохшее. Мерзлая земля была сурова к жонглеру. И, словно стрекоза, о которой рассказывает Мария Французская (поэтесса, автор сборника басен), он с наступлением ненастья страдал от холода и голода. Но в простоте душевной он все невзгоды сносил терпеливо.
Никогда не задумывался Барнабе ни над происхождением богатства, ни над неравенством в положении людей. Он твердо верил в то, что если здешний мир плох, то иной мир непременно должен быть хорошим, и надежда эта поддерживала его. Он не подражал тем богохульникам и безбожникам, которые продали душу дьяволу. Никогда не поносил он имя божье; он жил честно и, хотя своей жены у него не было, не желал жены ближнего своего, ибо женщина – враг мужей сильных, что доказывается историей Самсона, которая приведена в Писании.
По правде говоря, он не был подвержен плотским вожделениям, и ему труднее было отказаться от стаканчика вина, чем от общения с женщиной, – будучи от природы воздержанным, он все же не прочь был в жаркую погоду промочить горло. Словом, то был человек добродетельный, богобоязненный и глубоко чтивший пресвятую Деву.
Входя в церковь, он никогда не упускал случая преклонить колена перед изображением богоматери и помолиться ей:
«Царица небесная, не оставь меня своей милостью, пока господу богу угодно, чтобы я жил на земле, а когда я умру, ниспошли мне райское блаженство».
Однажды вечером, после дождливого дня, когда Барнабе, печальный и согбенный, неся под мышкой свои шары и ножи, завернутые в ветхий коврик, брел в поисках какого-нибудь овина, где бы можно было, не ужиная, устроиться на ночлег, он заметил на дороге шедшего в том же направлении монаха и почтительно поклонился ему. И так как они пошли дальше вместе, то между ними завязалась беседа.
– Скажи, добрый человек: отчего ты одет с ног до головы в зеленое? – спросил монах. – Верно, тебе предстоит исполнить роль одержимого в какой-нибудь мистерии?