Лучшие рецепты мисс Грейнджер
Шрифт:
Волосы путаются, натянувшись, и чуть больнее, чем хочется. Поцелуй. Стон. Вскрик. Я должна еще побороться.
Как в меду, вязнут слипающиеся пальцы в шелке рубашки, когда настигают горячих участков кожи. Я справляюсь с пуговицами, и Люциус Малфой предстает передо мной в своей первозданной красоте. Его фигура величественна и тяжела, и образ его — Прометей. Абсолютная Божественная красота и агрессия.
Его переполняет ответное желание, и мужчина не намерен церемониться с хитростью застежек и крючков. Он рывками освобождает мое дрожащее тело от стражи материи, припадая губами к каждому дюйму.
Нас разделяет
— Хочу тебя в себе, — шепчут губы, и Люциус с готовностью отводит полоску ткани трусиков в сторону. Опустившись на колени, он дотрагивается губами до показавшихся оттуда лепестков.
— Горячо, — хрипит его голос, — мокро и горячо. Вкусно.
Кончик языка уже внутри, огибая препятствия внешней плоти. И это подобно удару молнии. Непроизвольно выгибаюсь ему навстречу, больно царапая спину о шероховатую стену.
Язык. Руки. Становится легче и мокрее. Пальцы глубоко внутри и прикасаются к чему-то так, что хочется закричать. Он наращивает темп, и я чувствую, что вот-вот придет конец, но Люциус убирает пальцы и рывком входит сам, заполняя разгоряченное нутро.
Руки, губы, внутри его член. Он большой и с трудом помещается во влажной глубине. Осторожно толкнувшись вперед, мужчина затуманенным взором, ищет одобрения. Я, несмотря на неожиданную боль, причиненную его размером, подаюсь вперед. Жаждущая продолжения, покорная.
— Я мечтаю отдаваться тебе, — шепчу я, и он начинает медленно двигаться.
Вновь его пальцы, только что ласкавшие меня, у рта. Люциус раскрывает ими мои губы и проникает внутрь:
— Ты сладкая, попробуй это, — шепчет он, и я с готовностью принимаю горячую, прозрачную карамель смазки, которую он тут же делит со мной в поцелуе.
— Очень сладко, — повторяет он.
— Сильнее! Пожалуйста, прошу тебя!
И он начинает толкаться глубже. Вместе с тем эти движения
рваные и лишенные ритма. Он пытается поймать что-то ускользающее, а я молюсь, чтобы он не останавливался. И он держит этот марафон до тех пор, пока тело мое ни выгибается дугой бесконтрольно, мощно, а с губ срывается столь протяжный стон, что в нем тонет и голос Люциуса.
Несколько секунд, чтобы выровнять дыхание, и мы должны отдалиться снова. Очищающее заклинание, взгляд, что он так упорно отводит. Сердце падает в желудок, и я проклинаю себя. Теперь уж точно конец, ну зачем я так спешила.
Платье, перчатки, прическа, сдержанная слеза.
Перед тем, как покинуть этот райский пыльный угол, провожаю его взглядом. Гаснут в канделябрах коптящие свечи, и эта комнатка больше не кажется волшебной. Рука Люциуса чуть подталкивает меня вперед, а губы над ухом произносят всего лишь одну фразу:
— Я буду ждать этого снова.
Становится теплее.
Мы возвращаемся на свои места, с небольшим опозданием. Драко уже слушает новое произведение. Его бездонные глаза поглощают сцену.
========== Часть 6. ==========
***
Не нахожу места в собственном доме, ненавижу тиканье часов и собственные каштановые локоны, являющиеся взамен
платиновой глади оборотной красоты. Я устала от бессонных ночей, потому что потребность видеть Люциуса остановилась на грани между отчаянием и безумством.И это не тот человек, которого наблюдаю каждый день в Министерстве. Люциус в мире Гермионы очень недоволен своей подчиненной, бледной и невнимательной из-за бессонных ночей. Начальник в нем спрашивает, не больна ли я, на что сотрудник Грейнджер жалуется на обилие свалившихся проблем. Мужчина качает головой и перестает обращать на меня внимание.
Люциус из Вселенной Джин Грайн, погружается в топь страсти вместе с ней, и это уже не простое желание, а маниакальная жажда находить ладони друг друга в темноте гостиничных номеров, в бесстыдстве его рабочего кабинета в Малфой Мэноре. Я зависима от песочных часов, символично отмеряющих время действия зелья, от мягкого света его настольной лампы с зеленым абажуром, его рук, вьющих душащее жаркое кольцо на хрупкой шее моей свободы.
И хочу бежать прочь из картонного настоящего, жжет нетерпением пол гостиной. Издеваются, замедляя ход, часы. И бегу я прочь, под оплеухи ветра, слезы дождя, жала солнечных лучей, чтобы только как-то ускорить нашу встречу.
Макияж, сумочка через плечо, в ней лишь пачка сигарет, на комоде в прихожей солнечный блик в колечке связки ключей. Нервный звонок. Я открываю дверь.
Драко.
— Проходи, — сторонюсь я, вжимаясь в дверной косяк, будто не желая, чтобы он коснулся меня при входе.
Руку царапают колючки роз — он внимателен; любимых желтых бутонов нежность, прозрачная щетина небритых щек, взгляд затравленный, секунду спустя отрешенный. Не разрывая объятий, щекочет ресницами шею, ищет место для рук. И не найдя, хватает за плечи, и отстраняется.
— Что с тобой творится?
— Что? — не понимаю я.
— Мы не видимся неделями, и ты находишь все более неподходящие причины, чтобы отказывать мне во встречах. Грейнджер, признайся в чем дело. Ты же всегда была честна. И если так надо, ты просто скажи, чтобы я уходил раз и навсегда и не появлялся в твоем доме. Вот только не держи на поводке. Все. Устал. Конец.
Нет сил смотреть в глаза и не могу отпустить его руки. В странном вальсе локтей и коленок, я лишь теснее обнять его хочу. Вижу его лицо, а в нем страшную усталость, и виной тому не событии прошедших лет, а только я:
— Нет, не могу, не уходи.
Я не могу разрушить этот хрупкий мир и тишину, что сегодня между нами. Я хватаю его за кончики пальцев и тяну за собой в гостиную, Драко покорно плетется, оставляя грязные следы на пушистом ковре. А мне наплевать.
Усаживаю его в кресло и забираюсь на колени. Уютно, тепло, надежно, когда руки его находят покой, прижимая меня к груди.
Сердце трепещет — люблю.
Я направляю палочку на проигрыватель, и музыка наполняет молчаливую гостиную. Тихие умиротворяющие звуки. Но мужчина вздрагивает, будто острая боль пронзает его.
— Нет, выключи это, — зажимает ладонями уши Драко.
— Почему? — недоумеваю я, — что случилось, Драко? Стравинский… я подумала, что тебе может это понравиться. Что может быть прекраснее?
— Под эту музыку отец трахал свою любовницу. Я видел их… отец и моя училка по французскому языку… мне было всего лишь десять! Гермиона… я до сих пор не могу это пережить!