Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина
Шрифт:
Так, мирно беседуя, они и доехали до публичного заведения, откуда их под утро вышибли пинками, заливающихся пьяной слезой и всех в блевотине.
Эндрю повезло – он не успел лично ни убить кого–нибудь, ни даже заложить. Не прошло и дня, как дюжие молодцы из военной полиции завязали ему глаза, сунули в машину и отвезли куда–то, где оказался все тот же майор, а помимо него – целая комиссия во главе с двухзвездным генералом. Комиссия долго компостировала мозги лейтенанту–штрафнику, выясняя, как у него с чувством долга и гражданской ответственностью. А потом выдала такое, что Эндрю под конец разговора от изумления чуть в обморок не упал.
«Есть мнение, что адмирал Успенский слегка не в себе, –
Обескураженный Эндрю подобрал отвалившуюся челюсть. Он–то твердо знал, что Рашен может угнать не только свой корабль, но и половину флота взбунтовать. Если, конечно, дураки снизу заденут адмирала за живое своей поспешной демилитаризацией. Рашен с его психологией вольного художника был, на взгляд Эндрю, с армией совершенно несовместим. Он не служил, как другие, а старался выжать из службы максимум удовольствия. Конечно, особист с генеральскими звездами делал из мухи слона. Но Эндрю давно не видел Рашена и мог предположить, что сейчас, болтаясь на орбите без дела, адмирал начинает потихоньку звереть.
«Мы хотим оградить адмирала от неприятностей, – сказал особист. – Ты ведь не желаешь Успенскому зла, лейтенант?»
Эндрю что–то промычал в том смысле, что нет, разумеется, не желает.
«Когда ты всю жизнь бороздишь космос, а у тебя вдруг хотят отнять корабль, очень легко переступить черту и послать всех на хер, – продолжал генерал. – Но с этого пути уже нельзя повернуть назад. Можно только идти дальше. А значит – сначала угрожать оружием, потом отстреливаться, а потом… Мы очень не хотим, чтобы адмирал оступился. Как ты думаешь, это правильно?»
Эндрю только хмыкнул, потому что такой вопрос не требовал ответа.
«Самое обидное, что Успенского все предали, – вступил майор. – Адмирал Кёниг пытается его утопить, гражданские мечтают подставить, сын от него фактически отказался… И всем очень хочется, чтобы он сорвался и наделал глупостей. Нельзя сказать, будто у врагов Успенского мало оснований для того, чтобы его не любить. Ты сам знаешь, он совсем не пай–мальчик. Он такой… Русский воин. И сейчас он одинок, как никогда. И очень зол. Пришло время о нем позаботиться. Не скрою, мы это делаем без особого удовольствия. Уж наше ведомство от него натерпелось… Но умнее проявить к господину Успенскому сострадание, чем довести его до нервного срыва. Ты ведь ему друг, лейтенант. Был, во всяком случае».
«Да я… – промямлил Эндрю. – Ну конечно. Нет, разумеется… Только я надеюсь, мне не придется ничего такого… Вы понимаете?»
«Мы знаем о ваших отношениях все, – сказал майор. – Не сомневайся. И мы не шарашкина контора, а военная контрразведка. Мы не предложим тебе ничего бесчестного. Ты просто выручишь человека, попавшего в беду».
«Ага, – сказал Эндрю. – А каким образом? То есть я согласен, да, только если…»
«Вот и чудно! – обрадовался генерал. – Тогда вникай в диспозицию. Сейчас наши люди ставят на флагмане и еще на нескольких судах блокираторы, чтобы в случае чего… Ну, сам понимаешь. Заглушки на реактор и стволы управления огнем. Так что, если Успенский и захочет рыпнуться, ничего у него не выйдет. И он легко
сможет пойти на попятный и сказать, что плохого и не замышлял. Понял, как все удачно для него оборачивается?»«Наверное», – сказал Эндрю без особого энтузиазма.
«Вот именно, – кивнул генерал. – Но тут возникла проблема. Наш адмирал начинает догадываться, что его старший техник ведет двойную игру. Со дня на день Успенский этого человека спишет вниз. И будет искать замену. Ему понадобится квалифицированный технарь, которому Успенский доверяет, как себе. А это кто?»
«Увы, не я, – отрезал Эндрю. – Вы же знаете, наверное, что я после взрыва на «Виггине», едва меня подлатали, явился к Рашену в экипаж проситься. А мне на самом деле не к адмиралу идти надо было, а прямиком в санаторий для лиц с нервными расстройствами. Куда я, собственно, и попал уже через неделю… Рашен, наверное, и не поверит, что я оттуда вышел. Очень плохо со мной было».
«Нет, парень, – сказал майор почти ласково. – Ты его недооцениваешь. Поверь мне на слово, Успенский будет искать тебя. И найдет. И позовет на «Пол Атридес». И ты не откажешься».
Эндрю для приличия несколько минут поломался, хотя внутри у него все пело, а потом согласился, что да, конечно, не откажется.
«Ну и молодец, – сказали ему. – Для начала поздравляем тебя, лейтенант, с условным сроком в пятнадцать лет. Кстати, ты опять лейтенант, и награды тебе вернут. А теперь вали отсюда».
«Это как? – удивился Эндрю. – Так что же мне делать там, наверху?»
«А что хочешь, – ответили ему безмятежно. – Как сердце подскажет».
«Да вы что? – изумился Эндрю. – А если я, допустим, все Рашену выложу про блокираторы?»
«Пожалуйста. Только одна просьба к тебе – не сразу. Оглядись сначала, посмотри, что к чему. А там – решай. Мы тебе ситуацию обрисовали. Твоя задача – спасти Успенского от него самого. Защитить его. Пять лет назад он не разглядел, что ты нуждаешься в помощи. А ты сейчас можешь сделать для него то, чего он не смог для тебя… Подумай об этом на досуге, лейтенант. Ну, счастливо».
В свою лагерную каморку Эндрю вошел шатаясь и без сил повалился на кровать. Он и не думал, что с ним обойдутся так ловко. Эндрю надеялся перехитрить особистов. А вышло, что они его повязали по рукам и ногам. Всего–навсего – предложили решать самому.
А теперь он болтался в невесомости, пристегнутый страховочным концом к стенке, и кусал губу, не зная, что делать.
Зная нынешние обстоятельства адмирала, Эндрю ждал от него силовых решений. У Рашена был под рукой отличный инструмент восстановления справедливости – корабли группы F с преданными экипажами. Малейшие разногласия с офицерами поставили бы адмирала в ситуацию выбора, и он, конечно, нашел бы мирный выход из кризиса. Беречь людей и уважать их мнение было в его характере. Но сейчас и думать не приходилось – группа F жаждала надрать задницу своим обидчикам. Во всяком случае, других мнений Эндрю не слышал. Так что адмиралу ничего не стоило разметать полицейскую эскадру, чтобы обезопасить свой тыл, а потом двинуться к Земле и начать предъявлять ультиматумы.
Эндрю не сомневался, что драка с эскадрой Рабиновича пройдет для группы F с минимальными потерями. А вот столкновение с земной оборонительной системой могло выйти группе боком. Очень много хороших людей погибло бы в бою с другими хорошими людьми только из–за того, что финансистам нужны деньги, а политикам – власть. И если Рашен пойдет на поводу у своей излишне возбужденной группы, так и будет. Эндрю очень боялся, что обида и ярость помутят рассудок адмирала.
В принципе он был недалек от истины. Рашен недаром отлеживался в каюте. Он пережидал тяжелейший припадок злобы. Вот только Эндрю этого не знал и сделал неверные выводы.