Лучший коп Мегаполиса

— Мы уже в секторе обстрела, — сообщил Торнадо. Голос его не дрожал, но взглянув на экран, я увидела, что его лицо заблестело от пота.

— Снижайтесь и выходите на координату. Я даю вам право на ошибку, но не более двух тысяч километров в любую сторону.

— Понял.

В следующий момент я почувствовала сильный удар, и меня вдави­ло в кресло. Истребитель резко рванулся с места и ушёл в глубокое пике. Тревожно замигало табло «лучевая атака». Катер снова тряхнуло и меня швырнуло вперед так, что ремни безопасности едва не врезались в тело. Снова рывок. Потом резкий толчок и корпус завибрировал. Слева раздался глухой рокот. Дублирующий блок зажёг алую надпись:

«Пожар левого двигателя».

— Проклятье! — прохрипел Торнадо. — Нас задели!

— Вижу, — сообщила я. — Передайте мне управление двигателями и занимайтесь маневрированием.

Он промолчал, но спустя несколько секунд сбоку выдвинулся се­ребристый контейнер и раскололся на две половинки, открывая симме­тричные пульты. Я занялась левым. Мне кое-как удалось отстрелить пробитый сегмент и заблокировать оборванные каналы.

— Нас уводит влево! — крикнул Торнадо.

Я поспешно скорректировала мощность правого двигателя. Скорость резко упала. Я бросила взгляд на экран. Истребитель петлял, как кролик, но «Грумы» уже заходили на позицию полного обстрела, когда у нас не должно было остаться шансов уйти из-под их огня. Выбора не было. Я развернула контейнер и сдвинула стекло над третьим щитком,

— Включаю резервный двигатель.

— А, дьявол! Всё равно другого выхода нет!

Я нажала красную кнопку на щитке, и в тот же миг «Махарт» затрясся в дикой пляске, но в одно мгновение вынырнул из зоны обстрела.

— Мы в исходной, — сообщил пилот.

Я поспешно выключила резервный двигатель. «Грумы» устремились к нам. Я лихорадочно соображала, почему мы не взорвались, когда были включены все три двигателя, что в любом случае должно было закончиться плохо, когда меня вдруг снова бросило на пульт, а ремни впились до костей. Машинально я ударила по кнопкам обоих пультов и увидела, как замелькали на боковом табло цифры. Мы стремительно падали вниз. В ушах раздался свист, который скоро перешёл в вой, раскалёнными спицами вонзившийся в мозг. В глазах потемнело, твёрдая душная волна тошноты выросла в груди и подкатила к горлу. Я, задыхаясь, прижалась к спинке кресла. Я знала, что отключаться нельзя, чтоб вовремя остановить падение и вывести катер на горизонталь. Я прилагала все усилия, чтоб удержаться на поверхности сознания, но, когда вдруг явственно ощутила, что кровь начинает пузыриться в жилах, а сердце раздувается и не помещается в грудной клетке, страх перед жуткой и нелепой смертью вспыхнул в моей раскалывающейся от боли голове и всё пропало.

Я приходила в себя с трудом. Я почти не чувствовала тела, только руки и голову. Я ничего не видела, хотя глаза мои были открыты. Сквозь оглушительный шум я слышала издалека чей-то зовущий голос.

Я ещё не разбирала ни тембра, ни слов, но зов был требовательным и настойчивым.

— Лоранс! Вы слышите меня? Мы над районом! Снимайте!

Я попыталась оторвать голову от спинки кресла. Мне это не удалось. Я с трудом пошевелила пальцами, потом пододвинула руку к пряжке на животе и негнущимися пальцами расстегнула ремень. Оттолкнувшись от подлокотников, я оторвалась от спинки и с размаху упала грудью на пульт, но экран оказался как раз перед моими глазами. Через чёрный туман я разобрала пять ярких огней и, лишь невероятным усилием сосредоточившись, разглядела и ту маленькую точку, которая была нашей целью.

— Вы видите крейсер? На моём экране ничего не разобрать!

У меня не было сил отвечать. Я медленно повернула голову вправо, потихоньку пододвинула руку, чтоб она легла пальцами на кнопку дистанционного управления камеры «Ильм». Нажала. Щелчок. Снова. Ещё один. И ещё.

— Можно уходить, — прошептала я, сама не слыша своего голоса, но Торнадо каким-то образом услышал.

Только тут я сообразила, что контейнера со щитками двигателей передо мной уже нет. Я оперлась руками о пульт и снова откинулась на спинку. Было душно.

Торнадо сочувственно смотрел на меня с экрана.

— Уже всё. Мы возвращаемся. У вас всё в порядке?

Я саркастически усмехнулась, и в этот миг снова замигало табло «лучевая атака». Я ещё ничего не успела сообразить, как мои пальцы ловко и привычно застегнули ремни и в спокойном ожидании легли возле сенсоров.

— Откуда стреляют? — спросила я и едва разобрала свой слабый голос.

— Снизу. Наверно они дистанционно управляют лучевыми орудиями крейсера. У этих пушек большая мощность и ювелирно точный прицел. Нужно взлетать.

— Маневрируйте, Торнадо. Мы должны протянуть несколько тысяч километров и войти в восходящий поток.

— Координаты?

Пальцы не летали, как обычно, а ползали по сенсорам, но ползали уверенно, как муравьи в своем муравейнике, несмотря на то, что машину болтало из стороны в сторону. Меня мутило и в глазах снова начало темнеть. Я решила не мучить себя и опустила веки. Сразу ста­ло легче, хотя на горле тугим жгутом лежало удушье. Я знала, что мои руки не ошибутся и доделают свою работу, даже если я сейчас впаду в беспамятство. Они доделали. Последним аккордом они нажали боковой сенсор передачи, и я позволила себе больше не сопротивляться.

VIII

Первое, что я почувствовала, это, что меня вынимают из от­сека и куда-то несут. Потом я очутилась на жёстком стуле. Кто-то звал врача. Кто-то выяснял, кто позволил мне отстёгиваться во время полёта. К концу фразы я поняла, что это Стив. Торнадо устало огрызнулся, что я не спросила у него разрешения. Торсум послал кого-то за кристаллом со снимками, на которых была заснята диспозиция крейсера. После этого мне, нако­нец, удалось вздохнуть. Кто-то пощупал мой пульс, и голос Стива вы­сказал соображение, что доктора можно не беспокоить. Я открыла глаза и, ещё не успев выделить что-либо похожее на Бенбена из общей путаницы кругов и ярких пятен, отчетливо произнесла:

— Катись отсюда.

— Я ж говорил! — торжествующе воскликнул Стив, и я услышала его тяжелые удаляющиеся шаги.

— Как всё прошло? — спросил голос Торсума.

— Нормально. Лучше, чем можно было ожидать, — ответил Торнадо.

— Но дамочка оказалась слабовата.

— Я б не сказал. Просто, скорее всего, ей не приходилось летать на таких гробах, как мне. У неё нет привычки к большим перегрузкам.

— Привыкнет.

— Вряд ли ей это нужно.

— Пойду, проверю, как там ваши успехи.

Торсум вышел. Я проводила его взглядом. Теперь я уже знала, что нахожусь в том самом закутке, где мы одевались к полёту. Я си­дела на металлическом стуле, прижавшись плечом и щекой к холодной шершавой стене. Я смертельно устала, мне было плохо и грустно. Торнадо стоял в двух шагах, облокотившись на косяк. Увидев, что я смотрю на него, он спросил, как тогда, в катере:

— У вас всё в порядке?

— Холодно, — пожаловалась я, и мой голос прозвучал жалобно, как у ребенка.

Он оторвался от косяка, расстегнул скафандр и стянул его с плеч. Потом подошёл ко мне вплотную и остановился рядом. Я уткнулась ли­цом ему в грудь и обняла за талию. Он положил мне одну руку на плечо, а другой осторожно погладил по голове. Боль и усталость медленно отступили. От горячего сильного тела исходило тепло, а от крепких и таких нежных рук — покой. Мне стало легче. Он мягким движением снял мои руки со своей талии и опустился на колени. Его лицо было рядом с моим.

— Тебе лучше? — спросил он.

— Да, спасибо, — я обвила руками его шею и опустила голову на тёплое плечо. От чёрной мягкой кожи мундира пахло травой. Погон приятно холодил щёку.

— Я не хотел, чтоб вы летели со мной, — произнёс он. — Стив описывал вас иначе.

— Он ничего не понимает в женщинах, — прошептала я.

— Скорее всего.

Он повернул голову, чтоб взглянуть на меня и его губы оказа­лись совсем рядом с моими. Я была слишком слаба и устала, чтоб со­противляться этому. Я закрыла глаза и почувствовала, как он крепко обнял меня и поцеловал.