Лучший телохранитель – ложь

— Как прошел полет? — Джим Райтаг уже сидел за столом и просматривал расшифрованные донесения агентов.

— И не спрашивайте. — Торп бросил портфель на стол и стал снимать пальто.

— Кто-нибудь уже поставил в известность Белый дом? — спросил Райтаг.

— Мне сказали, что советник по национальной безопасности включил этот вопрос в повестку брифинга у президента вчера утром, — ответил Торп. — Президент потребовал докладывать ему каждое утро.

— Я только что начал просматривать обзоры шифрованных сообщений, переговоров, как офисных, так и по телефону, — сказал Райтаг. — Аналитики говорят, что их немного. К сожалению, мы запоздали со стартом. Все было бы по-другому, если бы мы получили разрешение работать и вести наблюдение на местах на несколько дней раньше.

— Мы делали, что могли, — парировал Торп. — Нам нужно было выбрать судью.

Торп был прав. Министерством юстиции выделялось одиннадцать судей, которые должны были работать в интересах Суда по надзору за деятельностью органов внешней разведки. Работая в тесном сотрудничестве, ФБР и министерство юстиции хорошо представляли себе, какой из судей без лишних проблем предоставит им необходимые полномочия и от какого можно было ожидать непредвиденных препятствий.

Райтагу и Торпу пришлось ждать почти две недели, пока выбор не был сделан в пользу нужного судьи. Затем в выходные второй недели, после того как большинство сотрудников специального суда разошлись по домам, они подготовили необходимые заявки и обратились к нужному судье.

Было сложной задачей убедить федерального судью дать разрешение фиксировать с помощью аппаратуры разговоры между адвокатами, а также между адвокатами и клиенткой, которая уже находилась за решеткой окружной тюрьмы.

Необходимость этого обосновывали тем, что Катя Солаз-Никитин могла быть иностранным агентом, работающим в интересах неизвестной державы. Она прибыла в США в компании отставного оперативника ЦРУ США Эмерсона Пайка. Потом, как считалось, она убила Пайка в его собственном доме в округе Сан-Диего. После этого в ход пошли старые документы советских времен, где имя Никитин упоминалось в связи с пропавшим ядерным боеприпасом. При этом использовались фотографии, сделанные матерью Кати, а также информация об исчезновении и возможном убийстве аналитика фотолаборатории в штате Виргиния. По фото удалось установить, что Никитин жив. Было также установлено его родство с Катей, которой он приходился дедом. Наконец, вся информация была суммирована. Аналитики пришли к выводу, что Эмерсон Пайк случайно узнал об организации, в которую входил Яков Никитин, и о ядерном устройстве, которое было в его распоряжении. Возможно, Никитин пытался доставить ядерное устройство в неизвестный пункт назначения на территории США, где планировал организовать террористический акт.

Судье сказали, что, по мнению представителей правительства США, Катя Солаз убила Эмерсона Пайка, чтобы заставить его замолчать. Она же изъяла у него фотографии для того, чтобы они не попали в руки сотрудников американских спецслужб. Тем самым она действовала как сообщница Никитина в выполнении его замысла по доставке ядерного боеприпаса на территорию США с целью организации террористического акта.

Судье сообщили, что представители спецслужб не заинтересованы в том, чтобы Кате Солаз были предъявлены обвинения в терроризме. Поскольку она уже находилась в заключении, эта женщина не сможет продолжать участвовать в террористическом заговоре. В то же время она является ценным объектом с точки зрения наблюдения. Государственные адвокаты заявили, что информация, которой обменивается мисс Солаз со своими адвокатами, может быть в дальнейшем использована в деле по обвинению ее в шпионаже или терроризме. При этом с учетом возможности того, что это способствовало бы появлению на американской территории ядерного устройства, представители спецслужб видят единственный выход в том, чтобы пренебречь уликами против мисс Солаз в пользу получения возможности обнаружить ядерное устройство. Они предпочли бы полностью отделить свою деятельность от дела по обвинению в убийствах. Никакие данные, полученные по государственному ордеру по надзору, не должны попасть в руки государственного обвинителя или представителей полиции. Тем самым будут исключены любые проблемы для представителей обвинения в деле об убийстве Эмерсона Пайка.

К этим условиям особый суд добавил еще одно собственное. Представители спецслужб могли вести запись переговоров между адвокатами обвиняемой или между адвокатами и их сотрудниками или агентами, но только в том случае, если эти переговоры относятся к делу Кати Солаз. Запись любых других переговоров в их офисе вести запрещалось, и вся подобная информация, если бы она попала в руки федеральных агентов, должна была рассматриваться как конфиденциальная. На этих условиях судья подписал соответствующие распоряжения, касающиеся аудиопрослушивания и записи телефонных переговоров.

Для Райтага и Торпа проблема состояла в том, что необходимые распоряжения были подписаны с большой задержкой. Например, вплоть до последней встречи Кати Солаз с ее адвокатами в тюрьме, где она содержалась, не было установлено ни одного устройства электронного контроля.

— Мы знаем, что фотографии сделала мать Солаз. Именно так было сказано в комнате заседаний в суде, — повторил Райтаг. — А если они знают об этом, то Мадриани и его партнер могут знать и о том, где были сделаны те фотографии.

— Ким говорила мне об этом в машине, когда мы ехали туда, — заявил Торп. — Но они не скажут об этом вам.

— Возможно, действуя таким образом, они хотели выторговать для себя уступки на процессе.

Райтаг не мог рассказать двум частным адвокатам — участникам уголовного процесса то, что знал он сам, из опасения, что они воспользуются этими данными публично. А информация касалась всплывшего где-то в Западном полушарии ядерного боеприпаса, который, скорее всего, находился в руках террористов. Именно поэтому и был убит Эмерсон Пайк. Но такие данные могли бы отвести подозрения от клиентки адвокатов. Кроме того, в результате их разглашения в стране разразилась бы паника. Каждый стал бы гадать, когда и где взорвется атомная бомба. Кроме того, даже если Райтаг и подозревал о реальной подоплеке в деле о гибели Пайка, у него не было веских аргументов в пользу этой версии. Темплтон собрал солидные доказательства против обвиняемой. К тому же у нее был мотив — деньги.

— Вы думаете, Солаз имеет отношение к устройству? — спросил Торп.

— Я не знаю, — ответил Райтаг.

— Если да, то она могла рассказать адвокатам о том, кто такой Никитин, — продолжал Торп.

— Если проанализировать то, что адвокаты говорили в комнате судьи, получается, что они знают очень много. Так ли это на самом деле, покажут только записи телефонных переговоров. В нашем распоряжении имеется только одна запись телефонного разговора между адвокатом Мадриани и Солаз. — Райтаг поднял стопку страниц и передал ее Торпу. — Вот она. Запись велась с сотового телефона адвоката. Он звонил ей в тюрьму. Она перезвонила ему. Это было сразу же после встречи в судейской комнате. Очень короткий разговор, ничего интересного. Он приберегает все до встречи с ней в суде завтра утром. Сказал ей, что не хотел бы говорить о делах по телефону.

— Думаете, он знает? — насторожился Торп.

— Я надеялся, что все будет сделано вовремя, и мы сможем прослушивать их, прежде чем они составят какой-либо официальный документ для получения фотографий. В этом случае нам не пришлось бы упоминать в суде особый суд и все связанное с ним. К сожалению, не получилось.

— Ну, если она предстанет перед Большим жюри, в этом для нас не будет ничего хорошего. — Окружной прокурор Ким Говард посмотрела на одну из записей. — Это было сделано вчера. Разговор между двумя адвокатами в офисе. Если мы вызовем ее по повестке Большого жюри и предложим иммунитет от любых обвинений в федеральных преступлениях, то скорее всего они посоветуют ей набраться наглости, держаться твердо и дождаться, пока федеральный судья не выдаст ей повестку за неуважение к суду.

— Именно этого я и опасаюсь, — подтвердил Райтаг. — Если мы не переговорим с прокурором и не предложим ему кое-какие материалы, имеющие отношение к убийству, ее адвокаты не пойдут на сделку.

— А как насчет прокурора? — спросил Торп. — Мы можем заставить его шевелиться?

— Прокурор сделал свое предложение, но проблема в том, что он предложил немного. Он считает, что один из адвокатов, этот Мадриани, связан с Солаз. Подозревает, что тот является сообщником в убийстве.

— Ты шутишь, — пробормотал Торп.

— Ни в коей мере.

— В таком случае как мы узнаем, что адвокаты не связаны с Никитиным? Какими именно уликами располагает прокурор?

— Пока не знаем. Мы не делимся информацией с ним, поэтому и он ничего не сообщает нам, — ответил Райтаг. — Здесь дело не должно рассматриваться под углом национальной безопасности. Нам пришлось держать государственного обвинителя в неведении для того, чтобы защитить эту точку зрения. Если мы позволим ему воспользоваться нашей информацией, то не станем больше препятствовать построенной им системе обвинения, в особенности сейчас, когда имеем полномочия особого суда о прослушивании разговоров между адвокатами.