Луций Апр – 5. Самум

Дальше колонна двигалась так же неспешно, мерно и без остановок. Но погибших вдоль дороги оставили на этом переходе человек шесть. Здесь никто не церемонился с отставшими, выбившимися из сил и просто одуревшим от усталости – их просто убивали, а колонна, не останавливаясь ни на минуту, пёрла и пёрла вперёд.

Мои парни выдержали переход.

На закате мы пришли в лагерь – небольшой, но построенный по всем правилам военного устройства полевых лагерей – со рвами, частоколом, воротами и сторожевыми башнями. Чем дальше мы уходили вглубь африканской земли, тем сильнее здесь пахло войной. Здесь, как я понимаю, придётся не только работать киркой и лопатой…

Вечером, когда мы сидели возле костра, запивая ужин из хлеба с бобами и инжира, кипятком, к нам подошёл охранник:

– Кто здесь Лупус?

– Я

– Тебе Помпилио передал деньги, как и обещал. И приказал передать, чтобы ты так и дальше держал порядок.

Я разделил десять денариев поровну на каждого бойца – я так делал всегда, потому что мои люди – это одно целое со мной, с их командиром. И мои солдаты сражались насмерть рядом со мной, всегда, без тени сомнения. А это дорогого стоит. Особенно, в такой обстановке.

Квинтус* – пятый (лат.)

3

Ночью было холодно. Очень холодно. Я удивился, кутаясь в шерстяной плащ – как может такое быть: чем дальше мы уходим юг, тем жарче становиться днём и тем холоднее становится ночью. Даже в Британии, с её мерзким холодным и влажным климатом не было так холодно, даже зимой. Сейчас пошли в ход и тёплые носки, и сапоги, и штаны, и шапка, и оба плаща. Мои парни принесли откуда – то несколько больших вязанок хвороста – видно украли где-то, и мы развели несколько костров, а сами улеглись между ними на кусок плотной парусины, тоже, наверное украденной. Я не расспрашивал парней, откуда это богатство, но запомнил, что перед каждой ночёвкой в этих местах, нужно запастись дровами или хворостом, или, на крайний случай – сухим кизяком для костра. Потому что спать в помещениях, или хотя бы в палатках, нам в ближайшее время не светило.

Утром нас отправили на склад, где мы сдали муку, которую несли на себе, а взамен нам выдали сухие бобы, чечевицу, лук, сухари, инжир и немного сушенного мяса – как оказалось, это наш недельный рацион. Я обрадовался – наконец то мы избавились от этой тяжеленной муки! Но, оказалось, мы рано радовались: нам выдали брёвна, аккуратно нарезанные, метров по четыре в длину и толщиной в три кулака – тяжёлые такие брёвна. По одному на человека. Оказалось, что мы должны их донести до полевого лагеря строителей дороги в половине дня пути от этого базового лагеря, а это, судя по предыдущему переходу – миль 10 – 12 ( римская миля равна 1, 5 километрам, авт.).

И ещё я сегодня утром понял, почему так безжалостно нас гнали вперёд без отдыха – маршрут каждого дня пути конвоя был выверен с точностью до часа и любая задержка в пути грозила оставить нас вечером без защищённого лагеря, что, по всей видимости грозило очень серьёзными опасностями для всего конвоя. И мне очень захотелось, чтобы под рукой у меня в этих местах был как минимум надёжный армейский меч.

Сегодня в конвое было человек 50 – 60 носильщиков, таких, как мы, небольшой обоз с припасами и строительными инструментами и два десятка конных легковооружённых охранников. Также в конвое был караван из трёх десятков верблюдов, который вёз бурдюки с водой. Было понятно, что направляемся мы в места, где с водой было сложно – мы шли на юг, к пустыне.

В мою группу добавили одного человека, теперь нас стало шестеро – как раз по два бревна на пару парней – так несли брёвна все остальные.

Позвучал сигнал горна и мы выдвинулись из лагеря.

3

Шли довольно бодро. С раннего утра было ещё довольно прохладно, но ближе к полудню мы буквально окунулись в огнедышащую печь. В этих местах всегда погода ведёт себя как-то странно, или, скажем, непривычно для меня: днём изнуряющая жара, а ночью дикий холод, да такой, что камни, нагретые за день, лопались ночью от перепада температур – треск в ночи стоял достаточно сильный, что тревожило нас в первую ночь, но потом, в последствии, мы привыкли к этим звукам ночной пустыни.

Но сейчас, когда с юга повеял буквально раскалённый ветерок – несильный такой, дышать стало очень сложно. Прозвучала команда и конвой остановился. Хоть отдых небольшой, это хорошо. До дневного лагеря было шлёпать ещё часа два, не меньше.

– Парни, смотрите! – возглас Квинтуса вернул меня в реальность. – Красота какая!

И действительно -всё вокруг окрасилось, практически мгновенно в приятный розовый цвет, всё: песок, небо, лица, одежда, бревна и рюкзаки, которые мы несли. Никогда не видел ничего подобного! И тут, ветер внезапно утих и наступила звенящая тишина. Странная такая тишина. Я насторожился.

Мой напарник, новый парень в моей группе, которого нам добавили в лагере, сказал достаточно громко:

– Хозяин пустыни идёт. Самум! Прятаться нужно!

Я дал команду и мои парни опустили свои бревна на дорогу.

Краем глаза я заметил, что многие носильщики тоже опустили свою ношу.

И тут, словно очнулись охранники и, проскакав галопом вдоль колонны конвоя, размахивали руками и кричали:

– В круг! В круг!! Верблюдов и лошадей выстраивайте в круг! Бросайте поклажу и ложитесь! Закутывайтесь в плащи!! Песчаная буря идёт! Бегом! Бегом! Шевелитесь!!

Я оглянулся на новенького – небольшой такой паренёк, щуплый, по виду из египтян или финикийцев.

– Знаешь, что делать?

– Да, господин. Нужно спрятаться за верблюдов, намочить тряпку и закрыть лицо – глаза, нос и рот, закутаться в плащ с головой и лечь плотно друг к другу.

– Откуда знаешь?

– Я из этих мест…

– Парни! Делайте, как он сказал! – скомандовал я и первый побежал к верблюдам, которые уже сами, без команды погонщиков, опустились на коленки. Я сел возле этих огромных животных, вплотную к их шерстяным бокам, с той стороны, с которой прятались погонщики. Намочил из фляги запасную тунику, не жалея воду, набросил её на голову, закутался в свой ночной плащ из толстой шерсти и лёг, как делали погонщики, на бок, согнув ноги в коленях. Последний взгляд в сторону вдруг сорвавшегося ветра и я увидел огромную стену песка, закрывавшую полнеба и стремительно несущуюся к нам. Ну, здравствуй, Хозяин пустыни!

Мои парни легли вплотную, выполнив всё необходимое со слов новенького. Мы стали ждать. Чего ждать – ещё неизвестно, но скоро, очень скоро мы узнаем, что такое Самум, и что такое гнев Хозяина пустыни.

А через несколько минут на нас обрушилось небо. Ревущий ветер был такой бешеной силы, что если бы мы не вцепились друг в друга и не были бы спрятаны на спиной лежавшего верблюда, то нас бы как щепки разнесло по всему свету. Мёртвых, разумеется, потому что выжить в одиночку, попав под гнев Хозяина пустыни просто невозможно.

Нас хлестало колючими струями раскалённого песка, рвало на мелкие кусочки остатки нашего мужества. Лёгкие надрывались в судорожном кашле, пытаясь освободиться от мелкого, как звёздная пыль, песка, прорывающегося даже через наши плащи и мокрые тряпки на наших лицах. Это были Фобос и Деймос ( Страх и Ужас, пер. с греч., авт) во плоти, которым не было ни начала, ни конца. Но мы цеплялись за жизнь из последних сил…

Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Я пришёл в себя от ворочания верблюда где-то за моей спиной – могучее животное, освобождалось от песчаного плена и пыталось встать на ноги. Завываний ветра не было слышно. Сверху на меня навалилось сотня килограмм песка и я, ослепленный и скованный песком почувствовал себя заживо погребённым. Очень неприятное чувство, нужно признаться. Хорошо, что плащ выдержал атаку песка и оставил свободными мои руки. Я разгрёбся и вылез из под полуметрового слоя песка. Вокруг шевелились, выползая наружу люди и животные. Самум ушёл, похоронив под песком весь наш караван.