Луи де Фюнес: Не говорите обо мне слишком много, дети мои!

Это инфаркт. Чтобы облегчить боль, принимаются меры на месте. Затем отца везут в больницу и помещают в отделение интенсивной терапии, где опутывают электродами и трубками. Клинике не доставляет никакой радости иметь дело с такой знаменитостью: им приходится все время отбивать атаки журналистов. Чтобы от них избавиться, запираются все выходы. Фото актера в реанимации уже стало бы их большой удачей, а если случится непоправимое, ему и вовсе бы не было цены.

В тот же день я приехал в больницу, где дежурный практикант, зная, что я медик, заговорил в мудреных медицинских терминах об ишемической болезни сердца…

— Послушайте, — говорю я ему, — я не разбираюсь в кардиологии. Я — рентгенолог и занимаюсь лечением женских грудей. С этим насосом для перекачки крови я не на «ты». Вы хотите сказать, что он не выкарабкается?

— Нет. Мы контролируем ситуацию. Но он не должен нервничать.

И действительно, выглядит отец неплохо. Под влиянием лекарств, разумеется, кажется спокойным и в хорошем настроении.

— Знаете, дети мои, этот инфаркт мне ниспослан Небом, мне очень повезло!

— В самом деле?

— Это сигнал. Мне не надо волноваться по всякому пустяку. К тому же я сам виноват. В последнее время я пил слишком много вина.

— Но ты же почти не пьешь!

— Напротив! Вчера вечером я выпил полбутылки в ресторане!

Нам ничего не оставалось, как улыбаться и не противоречить ему.

На другой день мама столкнулась в коридоре с очень достойного вида господином — заведующим отделением. Она могла бы об этом догадаться, увидев в петлице розетку ордена Почетного легиона.

— Какое страшное испытание для вас, мадам де Фюнес! Искренне вам сочувствую.

— Спасибо, профессор. Благодаря вашему персоналу ему гораздо лучше сегодня.

— Но, мадам, разве вы не видите, что ему совсем плохо? — говорит тот, пожимая ей руку.

— Неужели… он умрет?

— Увы, — кивает врач и отворачивается.

Мама чуть не падает в обморок, но ее вовремя подхватывает медсестра. По иронии судьбы через месяц отец, живой и уже почти здоровый, увидел входящего в палату удрученного практиканта.

— Что случилось?

— Сегодня утром умер профессор!

— Господи! От чего?

— Сердце!..

— Вот беда-то! Господи, Господи!

Мама едва удержалась от смеха.

Отец тем временем постепенно набирается сил. Ему оказывают особое внимание. И маме предоставлена койка в его палате. Я решил вернуться на работу в Тунис. На Пасху больница опустела, весь персонал отправился праздновать.

— Луи, я пойду пообедать и тотчас вернусь! — говорит мама.

— А ты не могла бы остаться?

— Конечно. Тебе плохо?

— Нет, но мне бы не хотелось, чтобы ты уходила.

Она осталась с ним и заговорила о пустяках. И внезапно заметила, что он молчит. Лицо его искривилось. А аппарат, к которому он подключен, зазвонил. На экране сердечная кривая судорожно задергалась, потом выровнялась. В палату вбежал дежурный практикант.

— Что происходит? — спрашивает мама.

— Не знаю.

Отец в полузабытьи жалобно стонет. Молодой врач, обливаясь потом, лишь таращит глаза.

— Облегчите же ему боль! Сделайте укол морфия, как поступила «скорая помощь», — требует мама.

— Нет, не могу…

— Тогда примите другие меры! Сами видите, все повторяется, как в первый раз!

На экране кривая становится все более ровной. Присутствующие сестры пребывают в растерянности.

— Немедленно вызовите лечащего врача!

— Мы не знаем номера его загородного телефона.

В этот момент молоденькая сиделка делает маме знак выйти. Открывает своим ключом кабинет врача. Разумеется, его номер телефона на письменном столе. И он отвечает на первый же звонок.

— Быстро позовите практиканта.

Он дает ему точные указания. И когда через час приезжает сам, отцу уже лучше. Позднее он расскажет, что не испытывал никакой боли. Только ощущал в своей руке руку мамы. Вели бы не она и сиделка, карьера Луи де Фюнеса закончилась бы в пасхальный вечер 1975 года.

— Знаете, на сей раз его сердце выдержало тяжелое испытание, — сказали мне на другой день.

Вопреки пессимистическим прогнозам, больной быстро пошел на поправку. Однажды утром я нашел его палату пустой.

— Месье де Фюнес на обследовании?

— Нет, нет, он гуляет.

Я застал его в соседней палате оживленно беседующим с четырьмя больными в пижамах, ничуть не смущенными тем, что болтают с самим Луи де Фюнесом.

— Разрешите вам представить моего сына Патрика! Он врач. Видишь, у всех этих господ тоже был инфаркт: они были неумерены в еде, злоупотребляли соусами, — рассказывает он, жестами показывая, с каким трудом проходит пища по пищеводу, а те четверо кивают с видом проштрафившихся детей. — С обжираловкой покончено! У этого господина уже второй инфаркт, а он не бросает курить, — продолжает отец, указывая на господина, весьма похожего на Раймона Бюссьера [22] .

22

Французский комический актер (1907–1982). Начинал карьеру в любительской труппе «Октябрь» в 30-е гг. XX в., много работал в театрах, снимался у М. Карне в фильмах «Врата ночи» и «Странная драма».

Немного сконфуженный, «рецидивист» в халате лимонно-зеленого цвета подтверждает кивком головы.

— Господа, я вас покидаю! — заключает отец. — И не забывайте: надо ходить и ходить. Нет ничего лучше для укрепления строптивого сердца!

Дорогой читатель, позвольте дать вам совет: не увлекайтесь гимнастикой. Не курите. Не слишком переживайте, что прибавили в весе, и, как чумы, бойтесь диеты. Если вы в хорошей физической форме, вы куда быстрее поправитесь после любой болезни. Вопреки тому, что думал отец, он никогда не грешил излишествами, за исключением сигарет, да и то бросил курить двадцать лет назад. Ему удалось справиться с двумя инфарктами на удивление быстро. Уже через месяц он потребовал, чтобы его выписали. Это желание удовлетворили лишь после консилиума в составе трех белых халатов, которые поставили все точки над «i»: отныне ему придется считаться с врачами, людьми серьезными и «взрослыми». С шуточками Луи де Фюнеса покончено! И ни в коем случае никаких лакомств… Ему был предписан чрезвычайно строгий режим питания, который эскулапы огласили как приговор.

Лучшего всего — вообще ничего не есть. Каждый глоток сокращает жизнь. Масло и жирная пища — прямая дорога в ад. Из этого правила исключалось почему- то подсолнечное масло. Надо ли говорить, что бокал вина абсолютно недопустим: слишком большая нагрузка на сердечную мышцу, уже достаточно пострадавшую после двух инфарктов. Телятину надо варить и хорошо прожевывать. Потребление баранины, увы, влечет за собой увеличение триглицеридов. О свинине следует вовсе забыть…

— Лучше скажите, что мне не запрещено? — робко спросил больной.