Лука Мудищев (сборник)

Ей угодить никто не мог:

У одного хуй некрасивый,

А у другого короток!

У третьего хуй неприличный

И предлиннющее муде:

При ебле самой уж обычной

Молотит больно по пизде.

Бывает так — она кончает,

А уж у этих ебарей

Елдак наружу вылетает,

Как из сарая воробей.

То сетует она на яйца:

Не видны, словно у скопца!

То хуй не больше, чем у зайца, —

Капризам, словом, нет конца.

И вот, отдавшись размышленью

О бедном горе о своем,

Вдова, раскинувши умом,

Пришла к такому заключенью:

«Мелки в наш век пошли людишки:

Уж нет хуев — одни хуишки!

Мне нужно будет так и сяк

Сыскать большой себе елдак!

Мужчина нужен мне с елдою,

Чтобы, когда меня он еб,

Под ним вертелась я юлою,

Чтобы глаза ушли на лоб!

Чтобы дыханье захватило,

Чтоб все на свете я забыла!

Чтоб зуб на зуб не попадал!

Чтоб хуй до сердца доставал!»

Вдова тоскует молодая,

Вдове не спится, вот беда!

Уж сколько времени, не знаю,

Была в бездействии манда.

Убитая такой тоскою,

Вдова решила сводню звать.

Она сумеет отыскать

Мужчину с длинною елдою.

II

В Замоскворечье, на Полянке

Стоял домишко в три окна.

Принадлежал тот дом мещанке

Матрене Марковне. Она

Жила без горя и печали,

И даму эту в тех краях

За сваху ловкую считали

Во всех купеческих домах.

Но эта пламенная жрица,

Преклонных лет уже вдовица,

Свершая брачные дела,

Прекрасной своднею была.

Иной купчихе, бабе сдобной,

Живущей с мужем не ладком,

Устроит Марковна удобно

Свиданье с ебарем тайком.

Иль по другой какой причине,

Когда жену муж не ебет,

Тоскует баба по мужчине —

И ей Матрена хуй найдет.

Иная, в праздности тоскуя,

Захочет для забавы хуя.

Моя Матрена тут как тут.

Глядишь — бабенку уж ебут.

Порой она вступала в сделку:

Иной захочет гастроном

Свой хуй полакомить — и целку

Ему ведет Матрена в дом.

И вот за этой всему свету

Известной своднею тайком

Вдова направила карету

И ждет Матрену за чайком.

Вошедши, сводня помолилась,

На образ истово крестясь,

Хозяйке чинно поклонилась

И так промолвила, садясь:

— Зачем прислала, дорогая?

Иль есть нужда во мне какая?

Изволь — хоть душу заложу,

А уж тебе я угожу!

Не надо ль женишка? Спроворю!

Иль просто чешется пизда?

И в этом случае всегда

Смогу помочь такому горю.

Без ебли, милая, зачахнешь,

И жизнь те будет немила!

А для тебя я припасла

Такого ебаря, что ахнешь!

— Спасибо, Марковна, на слове, —

Вдова промолвила тогда. —

Хоть ебарь твой и наготове,

Да подойдет ли мне елда?

Мне нужен крепкий хуй, здоровый,

Не меньше, чем восьмивершковый,

А малому не дам хую

Посуду пакостить мою!

— Трудненько, милая, трудненько

Сыскать подобную елду.

С восьми вершков ты сбавь маленько,

И я тогда тебе найду.

Есть у меня тут на примете, —

Так не поверишь, ей же ей,

Что не сыскать на белом свете

Такого хуя и мудей!

Сама я, грешная, смотрела

Намедни хуй у паренька,

И увидавши — обомлела:

Не хуй — пожарная кишка!

У жеребца и то короче!

Ему не то, что баб скоблить,

А впору бы, сказать не к ночи,

Такой елдой чертей глушить!

Собою видный и дородный,

Тебе, красавица, под стать,

Происхожденьем благородный,

Лука Мудищев его звать.

Одна беда — теперь Лукашка

Сидит без брюк и без сапог.

Все пропил в кабаке, бедняжка,

Как есть до самых до порток.

Вдова с томлением внимала

Рассказам сводни о Луке

И сладость ебли предвкушала

В мечтах о длинном елдаке.

Не в силах побороть волненья,

Она к Матрене подошла

И со слезами умиленья

Ее в объятия взяла:

— Матрена, сваха дорогая!

Будь для меня как мать родная!

Луку Мудищева найди

И непременно приведи!

Дам денег, сколько ты захочешь,

А там уж ты сама схлопочешь

Одеть приличнее Луку

И быть с ним завтра к вечерку.

Четыре четвертных бумажки

Вдова дает ей ко всему

И просит сводню без оттяжки

Сходить под вечерок к нему.

Походкой чинной, семенящей

Матрена скрылася за дверь.

И вот вдова моя теперь

В мечтах о ебле предстоящей.

III

В ужасно грязной и холодной

Каморке возле кабака

Жил вечно пьяный и голодный

Герой поэмы, мой Лука.

К своей он бедности чрезмерной

Имел еще одну беду:

Величины неимоверной

Семивершковую елду.

Ни молодая, ни старуха,

Ни блядь, ни стерва-потаскуха,

Узрев такую благодать,

Не соглашались ему дать.

Хотите нет, хотите — верьте,

Но по Москве носился слух,

Что будто бы заеб до смерти

Лука каких-то барынь двух.

Теперь, любви совсем не зная,

Он одиноко так и жил,

И, длинный хуй свой проклиная,

Тоску-печаль в вине топил.

Но тут позвольте отступленье

Мне сделать с этой лишь строки,

Чтоб дать вам вкратце представленье

О роде-племени Луки.