Лукиан Самосатский. Сочинения
Шрифт:
Аполлон. Я дам тебе один совет, отец. Мне ведь и самому уже ненавистны сделались эти болтуны своим невежеством: за Муз обидно! Конечно, удара перуном от твоей десницы эти люди не стоят, но почему бы тебе не послать против них полномочным карателем Гермеса? Он ведь и сам к наукам причастен и очень быстро распознает, кто истинный философ и кто — нет. Затем, первых он прославит, как полагается, а вторые понесут наказание, какое он сочтет подходящим.
23. Зевс. Правильно, Аполлон! Но только и ты, Геракл, ступай с Гермесом. Возьмите с собой и ее, Философию, и как можно скорее отправляйтесь на землю. Так и знай: тринадцатый —
Геракл. Конечно, отец, куда приятнее было бы еще раз очистить от навоза Авгиевы конюшни, чем возиться с этими людьми. Тем не менее пойдемте!
Философия. Не хочется мне, а надо идти с вами: так отец решил.
24. Гермес. Идемте же вниз, чтобы хоть немногих из них еще сегодня истребить. Куда же нам направиться, Философия, в какую сторону? Ты ведь знаешь, где живут философы. Или и спрашивать нечего? В Элладе?
Философия. Ни в коем случае, Гермес. Там их очень немного, притом — настоящие философы. А тем, о ком я говорила, нисколько не нужна нищая Аттика. Нет, там, где много золотых и серебряных копей, где-то в таких местах нам надлежит их искать.
Гермес. Значит надо немедленно двигаться во Фракию!
Геракл. Ты прав. И я буду вам проводником в дороге. Мне ведь все во Фракии знакомо: не раз туда хаживал. Ну вот, сюда! В эту сторону!
Гермес. В какую?
25. Геракл. Видите, Гермес и Философия, вон те две горы, что выше и красивее всех остальных гор? Гемом называется большая, а напротив нее — Родопа. Внизу расстилается плодоноснейшая равнина, начинающаяся у самого подножья обеих гор; три холма, чрезвычайно красивых, не обезображенных обрывами, подымаются на ней, будто несколько крепостей лежащего внизу города. Да вон и самый город уже виднеется.
Гермес. Клянусь Зевсом, Геракл, он больше и красивее любого города. Он издали уже сверкает красотой. И река какая-то огромная протекает мимо, вплотную подходя к нему.
Геракл. Это — Гебр. А сам город — создание знаменитого Филиппа… Но вот мы уже приближаемся к земле, уже ниже облаков спустились… Итак, в добрый час! Ступим на землю.
26. Гермес. Да будет так. Так что же нам делать? Как выследить дичь?
Геракл. Это уже твое дело, Гермес: ты же вестник. Вот и возгласи, не медли.
Гермес. Это ничуть не трудно. Только имен-то их я не знаю. Потому ты, Философия, подсказывай, кого нужно вызывать, и приметы говори при этом.
Философия. Да я и сама точно не знаю, как они прозываются, потому что никогда с ними дел не имела. Судя, однако, по их страстной привязанности к золотому Плутосу, ты не ошибешься, если станешь вызывать разных Плутиадов, Плутогенов, Плутоклов, Евплутиев и Плутонов.
27. Гермес. Согласен… Но кто это такие? Они тоже как будто что-то высматривают. Впрочем, они подходят к нам и даже спросить о чем-то собираются.
Люди. Может быть, вы скажете нам, мужи незнаемы, или ты, достопочтенная: не видели ли вы трех мошенников и с ними вместе одну женщину, обстриженную по-лаконски наголо и на женщину непохожую — совершенный мужчина с виду?
Философия. Вот так! Да они как раз наших ищут!
Люди. Как ваших? Все они — наши рабы, сбежавшие от нас. Но мы главным образом женщину преследуем, которую они похитили и увели с собою.
Гермес. Скоро вы о них узнаете, поскольку мы их именно и разыскиваем. А сейчас, не откладывая, сделаем-ка
оповещение."Кто увидит раба — пафлагонца, варвара из Синопы, чье имя на богатстве строится и с «Плуто» начинается, лицом бледного, с головою стриженой, с бородой отпущенной, с сумою прилаженной и в плаще изношенном, злобного, грубого, крикливого, бранчивого, — пусть сообщит о том и сам награду назначит!"
28. Первый преследователь, хозяин раба. Что ты кричишь такое, любезный? Не понимаю! Он ведь у меня просто Жуком назывался, волосы носил длинные, бороду должен был выщипывать и ремеслу был мною обучен: сидел в моей валяльне и подстригал лишнюю шерсть, которая на плащах мохнатилась.
Философия. Он самый и есть, твой беглый раб, только теперь он из себя корчит философа и обделал себя до полного сходства.
Первый преследователь, хозяин раба. Что за наглость! Жук в философию пустился, речи произносит, а обо мне и думать забыл!
Спутники его. Ничего! Всех найдем. Эта женщина говорит, что знает их.
29. Философия. Но кто это еще к нам направляется, Геракл? Прекрасный собою, с кифарой.
Геракл. Орфей это, мы с ним вместе на Арго плавали: сладчайший из корабельных запевал. Под его песню мы гребли, нисколько не уставая. Здравствуй, милейший и любезнейший Музам Орфей! Надеюсь, ты не забыл Геракла?
Орфей. Ну, еще бы. Так же, как и вы меня, думаю: ты, Философия, и вы, Геракл и Гермес. Однако придется вам сейчас выплатить мне награду за сообщение: я доподлинно знаю того, кого вы разыскиваете.
Гермес. Покажи нам в таком случае, сын Каллиопы, где же он? В деньгах, я думаю, ты не нуждаешься, будучи мудрецом.
Орфей. Ты прав. А теперь дом его, в котором он живет, я, пожалуй, вам покажу, а самого его — нет: боюсь наслушаться дерзостей! Это ведь из негодяев негодяй, который одно только это искусство и изучил в совершенстве.
Гермес. Покажи хоть дом.
Орфей. Вот он, по соседству. А сам я покину вас и пойду прочь, чтобы даже не видеть его.
30. Гермес. Прислушайтесь! Мне кажется, это женский голос, распевающий что-то из Гомера?
Голос беглянки.
Будто врата преисподней, мне муж ненавистен, который,К злату питая любовь, говорит обратные речи.Гермес. Тогда и Жука ты должна ненавидеть, который
Зло причинил человеку, что принял его дружелюбно.Второй преследователь. Ко мне этот стих подходит: мою жену он соблазнил и увел с собою за то, что я принял его в дом.
Голос беглянки.
Пьяница тяжкий, бесстыдный, как пес с отвагой оленя.Ни на войне, как воин, ты в счет не идешь, ни в Совете,Ты пустомеля, Ферсит, дрянная болтливая галка,Зря нарушая порядок, ты любишь поспорить с царями.Первый преследователь. Очевидно, о проклятом Жуке речь идет.
Голос беглянки.
Спереди — пес, со спины же — лев, а чревом — химера,Тяжким свирепым дыханием трехглавого Кербера дышишь.