Лукреция с Воробьевых гор

Каролина прошла в гостиную с цветами в руках, огляделась в поисках вазы…

— А вот этого у нас еще нет, — смущенно сказала я.

— Ерунда, любой сосуд подойдет, хоть чайник, — проворковала Каролина. И вдруг радостно, не просто радостно, а в каком-то детском восторге вскрикнула: — Ой, что это!

Я проследила за ее взглядом: Каролина смотрела на стопку книг Ильина, лежавшую в кресле. Она присела перед книгами на корточки, провела пальцем по корешкам и повернула ко мне сияющее лицо:

— Неужели это твое? Ну конечно, не Толяна же! О, как я рада! Мне наконец нашлось с кем подружиться! Лариса, ты правда читаешь такие книги? Как замечательно! Что ты заканчивала?

Она засыпала меня вопросами, а я отвечала на них, не понимая ее восторга (потом-то я все поняла!).

— Антон, слышишь, Антон, — крикнула Каролина мужу, — Лариса, она такая же, как и я! А ты говорил, что я — нонсенс! Нонсенс среди ваших жен! А вот и нет! Вот и не нонсенс!..

— Девочки, мы голодны, — сдержанно произнес Антон, и с лица Каролины слетело выражение блаженного счастья.

— Сейчас, сейчас, — озабоченно сказала она. — Конечно. Ася, Ларочка, вы мне поможете?

На кухне она снова сказала мне:

— О, как я рада!

— Чему вы так радуетесь? — снисходительно удивилась Ася. — Подумаешь, Ильин… У нас на факультете все его читали еще в ксероксе…

— Ой, девочки, какие вы счастливые! Неужели у вас там все были такие… читающие…

— Все, — гордо отозвалась Ася.

— Далеко не все… И к тому же многим это было не в коня корм, — почему-то сердито произнесла я.

— Не меня ли ты имеешь в виду? — тут же уцепилась Анна.

— Не тебя. Мужа своего бывшего.

— Это ты зря. Игорь был образованнейшим человеком.

— Почему — был? — заинтересовалась Каролина.

— Он и сейчас образованнейший, — вздохнула я. — Но от «человека» это как-то отдельно…

Каролина погладила меня по руке:

— Как хорошо ты сказала, Ларушка. Мы с тобой подружимся, увидишь!..

Только в день своей свадьбы я со всей отчетливостью поняла, что в нашей будущей жизни с Толей мой голос особого значения иметь не будет.

Во-первых, он не разрешил мне пригласить на бракосочетание друзей с моей прежней работы, сказав, что список гостей уже утвержден.

Во-вторых, объявил, что свадьба будет не в ресторане, как я предполагала, а у нас дома в Малаховке и что его особняк — я-то помнила ветхий домишко! — подготовлен к приему гостей, а мои родители и сестра предупреждены.

В-третьих, я намеревалась выйти замуж в красивом, но скромном финском костюме, поскольку белый туалет и фата уже имели место в моей жизни, но Толя, не посоветовавшись со мной, купил мне в каком-то английском магазине роскошное атласное платье, белое как снег. Как ни отнекивалась я от фаты, уверяя, что она к лицу лишь молоденькой девушке, Толя был неумолим: невесты всех его приятелей брачевались при фате, хотя некоторые из них пытались прикрыть ею довольно большой животик…

Наконец, он настоял на том, чтобы меня к бракосочетанию одевала не сестра и не Ася, а жена его друга, например Каролина, поскольку у них так положено.

Толя еще почивал, когда явилась Каролина с букетом «для невесты» — орхидеями, кокетливо обернутыми в целлофан и перевязанными изящной розовой ленточкой, помогла мне облачиться в платье и стала причесывать. Она же посвятила меня в подробности предстоящей процедуры:

— Сперва мы поедем в ЗАГС, там вас будут снимать на видеопленку. Потом потащимся к памятнику Юрию Долгорукому возлагать веник. Почему мы все ездим к Долгорукому, понятия не имею, так заведено… Затем на Ленинских горах, знаешь, там, где балюстрада, раздавим бутылку шампанского. Снова сядем в машины и на бешеной скорости помчимся в Малаховку. Там тебя наши станут выкупать, набежит полным-полно народу, и Толя начнет всех оделять сотнягами… Тетя Алла, твоя свекровь, твои родители и сестра станут с блюдами в дверях дома…

— С какими блюдами? — испугалась я.

— С большими, — невозмутимо отозвалась Каролина. — В них Толины друзья будут класть деньги или драгоценности.

— Мои родные не будут стоять с блюдами, — отрезала я.

— Почему? — пожала плечами Каролина. — Это традиция, в ней нет ничего такого унизительного…

— Все равно не будут.

— Поглядим, — с непонятной интонацией сказала Каролина. — Потом, значит, войдем в хату…

— И начнется пьянка, — безрадостно подхватила я.

— Пьянки не будет, — покачала головой Каролина, — то есть для ваших, малаховских, там заготовлены ящики с водкой и шампанским, а наши не пьют… И кушать будут в основном овощное…

— Это почему же?

Каролина метнула на меня взгляд в зеркало, как бы удивляясь моей недогадливости.

— Наши ребята побывали в стольких разборках, — наклонившись к моему уху, прошептала она, — у них все внутри отбито…

— В каких разборках?

— А бог его знает, в каких, — равнодушно отозвалась Каролина.

— И Толя тоже? — испуганно спросила я.

— Толя тоже, — так же шепотом поделилась со мной Каролина, — он как-то у нас две недели отлеживался… Костоправа вызывали на дом и невропатолога тоже… Я за ним ухаживала. Так что пить нашим ребятам нельзя. То есть, конечно, иногда они выпивают, но очень редко…

Я посмотрела на себя в зеркало. Каролина уже уложила мне волосы, зачесав их наверх, теперь вкалывала в прическу искусственные цветы.

— Каролина, — шепотом сказала я ей. — А что за разборки?

— Зачем тебе это знать, — рассеянно бросила Каролина. — Что-то там с другими ребятами не поделили… Я этим не интересуюсь и тебе не советую…

…Мы вышли из подъезда, и меня сразу же оглушили гудки многочисленных машин. Оказывается, внизу нас уже ожидал целый кортеж автомобилей.

— Тебя приветствуют, — объяснил Толя, — помаши ребятам ручкой…

Я так и сделала. Мы с Толей сели в его джип, все машины с ревом сорвались с места — и мы помчались навстречу моему неизвестному будущему…

Когда мы подъехали к Толиному дому, мне первым делом бросились в глаза растерянные лица моих родителей, стоявших — правда, без блюд в руках — рядом с моей свекровью Аллой Петровной, которую я помнила еще с детских времен, скромной пожилой женщиной, всегда меня привечавшей и поившей чаем. На месте прежнего старого домишки под шиферной крышей стоял крепкий двухэтажный особняк. Тетя Алла обняла меня, назвав «доченькой», и по тому, как она это произнесла, я поняла, что она и правда будет относиться ко мне как к дочери. Пока Толя и его друзья одаривали деньгами толпу гостей, папа, наклонившись ко мне, сказал: