Луна и солнце

Солнце стояло в зените. Если она замешкается, то не успеет одеть мадемуазель к королевскому пикнику в зверинце. Она выбежала из шатра и бросилась во дворец по Зеленому ковру, мимо стаек зевак, спускавшихся по склону к фонтану с заключенной в нем русалкой.

Глава 12

Добежав до апартаментов мадемуазель, Мари-Жозеф запыхалась и обливалась потом. Она постояла в холодном, темном коридоре, пока дыхание не улеглось, а потом осторожно постучала ногтями в дверь, деликатно возвещая о себе.

— Мари-Жозеф!

Лотта вынырнула из-под рук мадемуазель д’Арманьяк, пытавшейся уложить ее волосы в сложную прическу, растолкала яркую толпу фрейлин и подруг и подняла Мари-Жозеф, присевшую было в реверансе.

— Вы должны мне помочь! Мадемуазель д’Арманьяк уже рыдает, она ничего не в силах поделать с моими волосами. Где ваша служанка? Она чудо как искусна! И где вы пропадали все это время?

— Кормила и дрессировала вверенную моему попечению русалку, мадемуазель.

— Уж лучше бы велели лакею бросить ей рыбы. Пошлите за Оделетт, пожалуйста! И потом, что это за платье! Вы же не можете явиться на пикник в амазонке!

Фрейлины Лотты, все без исключения нарядившиеся на королевский праздник в лучшие платья, расправляли складки Лоттиного роброна и нижних юбок, полировали шелковыми платками ее драгоценности.

— Я отвечаю за благополучие русалки, мадемуазель. Брат поручил мне заботиться о ней и изучать ее.

— Да что там изучать? Глупышка, если так пойдет и дальше, вы скоро заговорите на латыни и станете читать лекции о движении планет, точно эти старые зануды из Академии.

«Чего бы я ни отдала, чтобы послушать такую лекцию, — подумала Мари-Жозеф, — а заодно убедиться, что не забыла латынь!»

— Оделетт больна, мадемуазель. Ваша прическа чудесна. Я не могу убрать ваши волосы лучше, чем мадемуазель д’Арманьяк.

— Послать к вашей служанке цирюльника? Может быть, стоит пустить ей кровь?

— Может быть, стоит ее высечь, — язвительно заметила мадемуазель д’Арманьяк, раздосадованная тем, что ее, законодательницу мод, сравнивают с какой-то служанкой и сравнение это не в ее пользу. — Разве не так вы поступаете с ленивыми рабами у себя в дикарских колониях?

— Нет!

Мари-Жозеф солгала не моргнув глазом, потому что мадемуазель д’Арманьяк ее разозлила, потому что в ее семье рабов никогда не секли и потому что Оделетт никогда не высекут, пока Мари-Жозеф в силах этому помешать. И ей никогда не сделают кровопускания.

— Пожалуйста, мадемуазель, не надо, это всего лишь…

Мари-Жозеф не могла набраться храбрости и сказать племяннице короля, что у Оделетт всегда были очень обильные и болезненные месячные.

— Это давний недуг.

— А, понятно, — откликнулась мадемуазель. — Вот, значит, как…

— Ей станет лучше сегодня вечером или завтра утром. Я вернусь к ней и буду сидеть у ее постели, как только вы завершите туалет.

— Ничего подобного! — заявила Лотта. — Вы отправитесь на пикник вместе со мной и моими дамами.

— Но…

— Мы это более не обсуждаем!

Лотта приказала горничной отнести Оделетт бульона и теплую фланель.

— А еще пусть напомнит моему брату о пикнике, пожалуйста, мадемуазель. Иначе он так увлечется своей работой, что обо всем забудет.

— Если мы не можем высечь за провинность служанку, то, по крайней мере, можем отхлестать брата, — изрекла мадемуазель д’Арманьяк, и все захихикали ее рискованной шутке.

— Разумеется, приведите отца де ла Круа, — велела мадемуазель и добавила, обращаясь к Мари-Жозеф: — Вы оба должны увидеть королевский зверинец.

— Но, мадемуазель, мне нечего надеть.

Лотта рассмеялась, растворила дверцы шкафа, вытащила целый ворох платьев и выбрала одно, чудесной парчи. Мари-Жозеф почудилось, будто ее поглотил смерч и она не в силах сопротивляться: фрейлины Лотты мгновенно обступили ее, совлекли с нее амазонку, оставив лишь рубашку и корсет, и облачили в парчовое платье. Она успела на мгновение пунцово покраснеть, опасаясь, что они могут заметить сложенное полотенце, и пожалела, что не вынула его раньше, ведь пока оно ей не пригодилось.

— Это мой лучший придворный роброн прошлого сезона, — объявила Лотта. — Тогда я была немножко потоньше, а вы не такая тщедушная, как многие модные красотки, — зашнуруйте его как следует, и будет великолепно! И не беспокойтесь, что оно прошлогоднее, нижняя юбка у вас нынешнего сезона, так что никто ничего не заметит!

Мари-Жозеф в этом сомневалась. Она была благодарна Лотте за щедрость, но, стыдясь собственной зависти, гадала, появится ли у нее когда-нибудь новое платье не с чужого плеча.

Карета мадемуазель с грохотом катилась по дороге, приближаясь к королевскому зверинцу. Мари-Жозеф сидела рядом с Лоттой, зажатая среди других дам в пышных придворных платьях. Ею овладела страшная слабость, и она попыталась вспомнить, когда она в последний раз ела, когда в последний раз спала.

Золоченые ворота зверинца широко распахнулись. Во дворе, где ощущался запах экзотических животных, слышались их крики, рычание и вопли. Там Лотту встретили Шартр с герцогом Шарлем, прибывшие верхом, и повели к величественному восьмигранному центральному павильону. Мари-Жозеф вместе с другими дамами последовала за ними, замечая, как фрейлины обмениваются многозначительными взглядами и перешептываются о сердечной склонности мадемуазель и иностранного принца.

Они поднялись на балконы, выходящие на загоны с животными. Проход украшали клетки с птицами, вывезенными из Нового Света: разноцветными, шумными попугаями ара и макао и еще более пронзительно кричащими колибри.

В главном павильоне слуги развели в стороны белоснежный полог, и гости его величества вступили в мир джунглей.

Стены и потолок покрывал настоящий ковер из орхидей, необычайно ярких и мясистых. Алые кардиналы и танагры с криками порхали с ветки на ветку, не заключенные в клетки, но привязанные за лапки шелковыми нитями. Нескольким удалось освободиться, и они как безумные метались по павильону. В свою очередь, смотрители как безумные гонялись за ними, пытаясь поймать, засунуть в сумы и попрочнее привязать к ветвям орхидей, пока птицы не успели испортить пиршественные яства.

В главном павильоне стояло множество столов, прогибавшихся под тяжестью жареных павлинов с развернутыми сияющими хвостами, ваз с апельсинами и инжиром, жаркого из зайчатины, окороков и всевозможных пирогов и десертов. Мари-Жозеф с трудом заставила себя пройти мимо; от запаха деликатесов рот у нее наполнился слюной. Борясь с приступом головокружения, она следом за мадемуазель прошла за занавес на один из балконов, выходивших на загоны с животными.

Ароматы кушаний сменились резким запахом хищных зверей. В крошечном каменном вольере прямо под ними метался тигр, делая два шага, затем рывком разворачиваясь и делая два шага в обратном направлении. Он остановился, поднял морду, зарычал и бросился к Мари-Жозеф, царапая когтями стену под балконным ограждением. Лотта и ее дамы вскрикнули. Мари-Жозеф в ужасе ахнула, не в силах отвести взгляд от злобных глаз тигра.