Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Кажется, я тоже знаю этого человека… Однажды видел его, — задумчиво проговорил Сыргие. — Ну ничего, в скором времени все станет на свои места… Значит, входить к тебе можно только через кухню? И — прямым ходом в отдельный кабинет? Учтем. Жди гостей. — И снова повернулся к обувщику. — О чем вы думаете, Доминте? — спросил он. — Родилась какая-то мысль? По-прежнему делайте свои ботинки, и делайте хорошо, качественно, иначе вызовете подозрения. Договорились? А вот насчет экспедиции, рассылки — тут следует подумать. — Он дотронулся до плеча рабочего и отвел его в сторону, — Тут хорошо было бы иметь своего человека. То ли упаковщика, то ли одного из экспедиторов… Стоит прощупать кого-нибудь! — Волох оглянулся, желая удостовериться, что к разговору не прислушиваются, и продолжал: — Единственная попытка, какую следовало бы предпринять, это попробовать отправить непарные ботинки. Один, скажем, тридцать девятого размера, второй — сорокового. Так будет менее заметно. И уже потом, когда набьем руку, можно будет развернуться: загружать партии контейнеров ботинками на разную ногу. На правую посылать в одну сторону, левые — в другую, противоположную… Погодите минутку! Вы, кажется, хотели поговорить со мной? — окликнул он рабочего табачной фабрики, заметив, что тот все время посматривает на него, подойти же, по-видимому, не решается. — Если угодно, выкурим вместе по трубочке? — И шагнул навстречу.

— С охотой, — радостно отозвался рабочий. — Трубочку из числа тех, что никогда не гаснут…

— Вон какой вы заядлый курильщик! И табак, должно быть, отменный? Самый ароматный? — И добавил приглушенным голосом: — Следующую неделю, по нечетным дням. Подходит? Улица имени… время… — и нагнулся, договаривая на ухо, еле слышным шепотом. Потом резко выпрямился и снова повернулся к Доминте: — Так о чем вы все-таки думаете, товарищ Доминте? Возможно, план показался нереальным? Очень может быть, ведь я совсем не знаю условий производства, сапожником, к сожалению, никогда не был.

— С сегодняшнего дня считай себя сапожником! — с подъемом воскликнул рабочий. — Не так уж плохо быть мастеровым человеком, ей-богу! Так что можешь считать себя сапожником!

Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно рассмеялись.

— Только, конечно, в хорошем смысле!

— Вот именно! Тут одно из двух: или ты сапожник, или — халтурщик! — заключил Волох, пожимая собеседнику руку.

Затем он пожал руку и рабочему табачной фабрики… Теперь они стояли рядом, двое рабочих и руководитель подпольной группы, Сыргие Волох. Сыргие был немного тоньше, стройнее товарищей, с открытой головой и непокорными светло-каштановыми волосами, довольно, впрочем, редкими. Несмотря на какие-то тридцать лет, залысины — первые признаки преждевременной старости… Лысина, старость — господи, какие это замшелые, изжившие себя понятия! А костюм? Предельно скромный, не бьющий в глаза, к тому ж и не такой новый. Землистый оттенок лица, иногда — чисто выбритого, чаще же — заросшего щетиной. Даже этот худосочный галстук, небрежно повязанный на шее, — единственно с целью конспирации… И все же никакой он не старик! Высокий, выпуклый лоб, глубокие, с затаенным внутренним светом глаза, с такой же, глубоко затаенной, спрятанной от чужого взгляда тоской — он был очень красив, внутренней, истинной красотой, отличающей только серьезного, цельного, способного на самоотверженные поступки человека.

На прощанье Сыргие напомнил о том, с каким строгим отбором следует привлекать в группу новых людей, в особенности учитывая тот факт, что движение вскоре примет новый, более действенный характер. Особые сложности были связаны с тем, что в городе стояла крупная воинская часть противника.

— Однако сила все равно на нашей стороне. Фабрики, мастерские, — Сыргие понизил голос, — железная дорога с огромными пакгаузами и товарной станцией… Не следует об этом забывать, товарищи!

6

Расходились, как всегда, по одному.

Ион Агаке по-прежнему подметал во дворе пекарни, поднимая такую пыль у дверей подвала, что в клубах ее один человек не смог бы различить другого. И продолжал яростно мести, пока последние подпольщики не скрылись за поворотом. Две смутные тени на какое-то время сблизились.

— Поскольку ты и сейчас упомянул имя этой рыжеволосой феи, я хочу наконец знать, что она из себя представляет, — спокойно и вместе с тем веско проговорил Волох. — К тому же именно от тебя…

— Одно могу сказать, — быстро отозвался пекарь, — она далеко не из тех бабочек, которые, по-твоему, беззаботно порхают по жизни… Это я так прозвал ее, хотя слово еще ничего не значит…

— Понятно, — недовольно пробормотал Волох. — И все же… как ее зовут по-настоящему?

— Лилиана. Только она не признает это имя.

— Не признает… Но на какое откликнется, если придется призвать к ответственности?

— Ты слишком много значения придаешь этому случаю… Подумай лучше о том, как использовать девчонку. Вот, например, немец, с которым она познакомилась. Я еще там, в подвале, хотел рассказать о нем, только ты не дал. Так сердито посмотрел, что стало ясно — нельзя… А между тем немец — из наших, — возбужденно говорил Кику, — настоящий, идейный…

— Пока что меня интересует личность и поступки "лицеистки"… Следует срочно разобраться в том, что происходит. В конце концов, ты связан не только с нею и отвечаешь за людей головой…

— Бабочка — свой, настоящий человек! — беспокойно проговорил пекарь. — Что же касается поступков, то мне известно, будто она готовит крепкую оплеуху…

— В таком случае напоминаю, — перебил Волох, — поскольку только сейчас вы облекли меня доверием, то никаких контактов с врагом без ведома и одобрения руководства! Ясно?

— О каком руководстве ты говоришь, Сыргие, если в Кишиневе осталась всего лишь горстка людей? Каких-то шестнадцать человек. Да и то связь с ними оборвана после провала Дейча, Триколича и Вука!

— Руководство на месте, и во главе его по-прежнему стоит товарищ Тома Улму! — Волох замолчал, сразу же пожалев о том, что погорячился. — А связь? Ты, я, Тудораке — разве это не связь? Ну ладно, лучше скажи вот что… — он поспешил переменить тему разговора. — Я давно хочу спросить… — И взволнованно, сердечным тоном добавил: — Что слышно о Дейче, Триколиче и Вуке? Контактов нет, но все-таки нужно добыть хоть какие-то сведения… Кажется, оставили в живых.

— Несколько раз удавалось передать хлеб, остальное — не получается, — Кику удрученно опустил голову. — Нашей вины, конечно, нет, в самом деле нельзя проникнуть… Недавно провели еще один ряд колючей проволоки, удвоили часовых, пулеметы наготове. Попробуем, только не знаю…

— Попробовать стоит. Один раз попробовали, и получилось, — глядя поверх головы Кику, проговорил Волох. — Кажется, сам принимал участие…

Стоял мутный мартовский день, под ногами хлюпала жидкая грязь, поэтому прохожих было немного, и все же за каждым нужно было следить; едва проводив глазами одного и убедившись, что он не приостановился за углом дома, не спрятался за стволом дерева, тут же ощупывать, осматривать, изучать другого.

— Ты не задремал на ходу? — окликнул спутника Волох. И добавил, заглядывая в лицо: — Следи за номерами домов. Не пропусти нужный.

Кику шел вяло, неохотно — как будто единственным его желанием было поскорее избавиться от спутника, остаться наедине с собой и привести наконец в порядок мысли.

— Задремал? — выдавил он. — Сам следи за номерами нужных нам домов… Нашел, видите ли, осиное гнездо, испугался какой-то девчонки-лицеистки!

— Об этом поговорим в другое время, — Волох пропустил мимо ушей намек пекаря. — Скажу только одно: некоторые вещи следует забывать, другие же, напротив, крепко держать в голове.

— Это я на себе испытал! Отлично знаю, что забывает и о чем помнит Сыргие Волох.

— Если говоришь о случае со швеей, с ночевкой у нее Зуграву, — можешь успокоиться: все забыто. Моему честному слову пока еще верить можно.

— И все же мне кажется, что ты все время намекаешь на эту историю. Про Лилиану и говорить нечего…

— Потому что не хочу, чтобы ты подпал под ее влияние. Чтоб из-за какой-то взбалмошной, сумасбродной девчонки произошел раскол в наших рядах! Сегодня — в подполье, завтра — назад, к богатым родителям… Нужно все это тебе? Тебе, рабочему парню?.. Послушай, Илие. — мягче добавил Волох, — как все-таки насчет тюрьмы? Нужно нащупать связь, нужно!