Луна над рекой Сицзян
Шрифт:
Старший сын даже с помощью жены не мог переспорить родную мать, но, поскольку супруги были горазды на выдумки, они стали размышлять, как бы облегчить труд тёти Чжэнь. Наконец они придумали способ — прорезать отверстие в кровати и матрасе тётушки, это отверстие закрыть съёмной крышкой, а под ним поставить ночной горшок. Таким образом, стоило лежащему на кровати человеку открыть крышку, протолкнуть зад в отверстие, и можно было спокойно справлять нужду. Однако тётушке это отверстие пришлось совершенно не по душе, и когда ей приспичивало по-большому, она оглядывалась по сторонам и, недолго думая, как и прежде испражнялась в кровать, декларируя тем самым, что против неё бессильны любые заговоры.
Молодые продолжили совершенствовать технологию, установив вместо спального основания решётку. В такой конструкции было много преимуществ. Во-первых, улучшалась циркуляция воздуха, что препятствовало образованию пролежней. Во-вторых, это сильно облегчало уборку — теперь как бы беспорядочно
Это было похоже на разведение свиней и выглядело не очень уважительно по отношению к больной, но, если подумать, разве существовал какой-то другой способ?
Модернизация продолжалась. Например, было предложено обрить голову больной наголо, чтобы не завелись вши. Фарфоровую посуду заменили на деревянную, опасаясь, что больная может разбить тарелку и пораниться осколками. Эти новые способы оказались очень эффективными: ослаб неприятный запах в доме, а образовавшиеся на теле тётушки пролежни покрылись корочкой и стали зарастать новой розовой плотью. Также у неё улучшился аппетит — она даже немного пополнела. Однако в результате возникла другая проблема: сил у неё тоже прибавилось. Чтобы порадовать свои глухие уши, она всё чаще и всё более яростно колотила о край кровати, звонко крича: «Маото!» Уставившись на потолок, громко звала: «Маото, иди сюда! Я тебя видела, не надо от меня прятаться!»
Она твёрдо решила, что работник волостного центра — это я. Молодой человек обходил дома, проверяя количество приезжих, и как-то зашёл справиться о здоровье пожилой революционерки. Стоило тётушке увидеть его в своей комнате, она тут же без тени сомнения решила, что это Маото. Да ещё стала обвинять тётю Чжэнь в том, что та спрятала Маото и не говорит ей.
Она приходила в возбуждённое состояние и начинала по-девчачьи похныкивать, но постепенно зубы её сжимались от гнева, и она принималась браниться и обвинять окружающих. «Ах, вы бессовестные, приведите мне Маото. Зачем он прячется снаружи? Скажите ему, мне нужно пить лекарства, лекарства нужны. Пусть найдёт способ, ну. Он же образованный человек, он сможет что-нибудь придумать. Пошлите его в Шанхай, в Пекин, пусть найдёт. Мне нужны лекарства, когда человек болеет, он должен принимать лекарства, иначе плохо будет. Ой, голова кружится, мне нужны таблетки, почему вы не даёте мне лекарство? Найдите мне его, скажите ему, чтобы не жалел на меня денег, не надо скупится, пускай найдёт для меня лекарство…»
Так она кричала, пока не засыпала, широко раскрыв рот.
Тётя Чжэнь знала, что в подобной ситуации ни в коем случае нельзя показывать больной своё внимание, иначе её возбуждение и гнев только усиливались. Тётушка таращила глаза, вены на её голове вздувались подобно дождевым червям, одна рука становилась аномально подвижной, раскрытые судорогой пальцы вдруг сами собой начинали то сжиматься, то разжиматься, напоминая змеиный язык, то и дело показывающийся наружу.
По деревне пошли пересуды. Кое-кто говорил, что такая страшная болезнь — не что иное, как неизбежное возмездие тётушке за грехи прошлой жизни. Только авторитет тёти Чжэнь не позволял им прогнать эту бездетную женщину из своей деревни. Распалив себя разговорами, они, не в силах удержаться, шли посмотреть, как живёт сумасшедшая. Тётю Чжэнь это крайне выводило из себя, поэтому она часто сторожила дверь, не позволяя их скользким взглядам проникать внутрь дома и не давая тётушке выползти за дверь, опираясь на стульчик. Заметив краем глаза какое-то движение, она тут же подхватывала бамбуковую жердь и умело наносила удар — бум! — и тётушка, сжавшись, возвращалась за чёрную линию, прочерченную углём на полу. Таков был приказ — ни одна часть тела тётушки не должна была пересекать границу.
Наказав тётушку, она и себя била жердью по босым ногам, показывая тем самым, что искупает вину перед сестрой.
Постепенно тётушка познала всё могущество бамбуковой жерди. На первых порах она резко вскрикивала от боли, затем стала реагировать менее болезненно — ойкнет пару раз, и всё. А в итоге полностью присмирела и при одном виде палки начинала строго соблюдать правила, не совершала лишних движений, лишь съёживалась по ту сторону чёрной линии, медленно облизывая губы.
— А ну вернись в кровать!
— У-у…
— Надела штаны с прорехой и теперь выпендриваешься небось?
— У-у…
— Этот твой Маото не приехал. Ты понимаешь? У него много работы, откуда у него возьмётся время на полоумную вроде тебя? Он не приедет, не приедет!
— У-у-у…
Она заискивающе улыбалась, словно ребёнок, который сам знал, что провинился.
Тётя Чжэнь тоже прочувствовала всю эффективность бамбуковой жерди: если тётушка отказывалась справлять нужду или кушать, она лишь замахивалась палкой, и та тут же становилась послушной.
Однако ей нужно было заботиться ещё об одном инвалиде
и остальных сиротах, она не могла целый день только и делать, что караулить тётушку с палкой наперевес. Однажды она надолго задумалась, а потом побежала к старшему сыну и выпалила: «Дамао, сделай ещё одно дело для мамы, построй клетку».Впоследствии я видел этот бамбуковый шест, брошенный в углу, один его конец уже раскололся. Я также видел клетку, или лучше назвать её клеткой-кроватью — она состояла из решётчатого основания и приделанных к нему мощных кедровых прутьев. Те её части, которых редко касалась рука человека, были покрыты слоем грязи, из-за чего клетка выглядела ещё более угнетающе. В местах состыковки прутьев распоры были вбиты так, что, расколовшись, стали похожи на цветы, — это создавало впечатление прочности и стабильности. Теперь в этой клетке, способной усмирить леопарда или тигра, была заперта осязаемая в своей реальности пустота.
Я был поражён: как тётушка могла жить в таком месте? Неужели это из-за отсутствия детей она сохранила столь мощные жизненные силы? Со слов старшего сына тёти Чжэнь, тётушка практически превратилась в небожителя, не боялась ни голода, ни холода, зимой ей не нужен был ватник, она так и ползала в клетке голышом, но при этом её ладони были даже горячее, чем у молодых. Под конец жизни с ней стали происходить удивительные вещи, объяснения которым не могли дать даже лекари, — она постепенно уменьшалась, тело её обрастало длинной шерстью, кожа стала грубеть и покрылась тонкими трещинами, ноздри расширились и поползли в стороны, а губной желобок сильно вытянулся. И в один день люди заметили, что она стала чем-то походить на обезьяну.
Она продолжала сжиматься, руки и ноги начали атрофироваться, а живот, наоборот, всё больше раздувался. При быстром взгляде на неё в глаза бросались лишь гладкое блестящее тело и два выпученных глаза. Людей ждало новое открытие — теперь она стала похожа на рыбу.
Эта рыба целыми днями билась и трепыхалась, любила свежие овощи и сырое мясо, хотя поедала даже травинки и глину рядом с клеткой. Наевшись, она часто хихикала, но никто не знал, над чем она смеётся. Если её не кормили сырыми продуктами, она становилась недовольной и принималась со всей силы колотить мясистым отростком, похожим на руку, выбивая грохочущий ритм жизни. Однако люди уже привыкли к этому шуму, привыкли до такой степени, что не обращали на него внимания. Взрослые, заглядывавшие в гости к тёте Чжэнь, оставались безразличны к тётушкиной музыке — никто из них не пытался, вытянув шею, заглянуть во внутреннюю комнату. Только дети помнили о ней. Они уже много раз хотели пробраться туда, откуда исходили звуки, но, замеченные и обруганные тётей Чжэнь, каждый раз бросались врассыпную. Как-то раз они дождались, когда тётя с сыновьями уйдут в поле, украдкой собрались возле дома и начали подзуживать друг друга, подбивая пойти и разгадать тайну странной музыки. Затем выстроились в живую лесенку и забрались на подоконник, долго вглядывались в темноту комнаты, пока не разглядели клетку и какое-то существо внутри неё.
— Что это там такое?
— А вдруг это… русалка?
— А она кусается?
— Это саламандра кусается, а русалка — нет.
— А тебе хватит смелости её потрогать?
— Да я даже за нос могу её схватить.
— Ой, она кричит.
— Наверное, у неё животик заболел.
— Может, она хочет выбраться поиграть?
Дети решили, что это существо — их друг.
По выступу стены они добрались до заднего окна, через него запрыгнули в комнату и открыли дверь клетки. Потом без всякой нужды пооткрывали все двери в доме, создав свой собственный, лишённый препятствий во всех направлениях, совершенно свободный мир. Все вместе они освободили существо из клетки и, волоча по полу, вытащили наружу, помимо своей воли на время превратившись в его родителей. Прежде всего ребятишки набрали полный таз воды и искупали существо, с особой тщательностью помыв его попу. Потом взяли красную ленточку и повязали ею торчащую вверх косичку, получившуюся из редких белых волосинок, беспорядочно покрывавших голову существа. Возможно, заплетая косичку, они по неосторожности сильно дёрнули существо за волосы, поэтому оно заплакало: «Ай-яй-яй». Дети на мгновение растерялись, но тут же начали придумывать способ, как сделать, чтобы существо не плакало, как его развеселить. Одна девочка стала его запугивать: «Нельзя плакать, Байху [44] идёт, кто плачет, того он посадит в свою корзину и унесёт». А мальчишка придумал ещё более хитрый способ — принялся щекотать подмышки существа. «Ха-ха-ха», — начали смеяться ребятишки, а вслед за ними и существо засмеялось: «Хе-хе-хе, хи-хи-хи». Несомненный успех прибавил им уверенности, и, преисполнившись энтузиазма, они наперебой бросились щекотать ноги, спину, шею, грудь существа. Их чёрные головы слились в один клубок, и только руки мелькали… В конце концов существо громко вскрикнуло, и глаза его наполнились мутными слезами.
44
Белый тигр, в древнекитайской мифологии один из духов четырёх сторон света, повелитель Запада.