Луна - Солнце мертвых

Лицо ее было набелено и подрумянено — очевидно, по всем косметическим канонам своего времени; и без того длинные и темные ресницы и брови были обильно насурьмлены. Я услышал, как засопел за моей спиной наш непоколебимый Торквемада, — и тоже не сдержал восторга.

— Какая красавица! — прошептал я, с трудом отрывая взгляд от портрета и поворачиваясь к Яну: — Правда?

Он кивнул:

— Правда. Только вот…

— Что — только вот?! — рассердился я. — Ну, знаешь, ты видишь пятна даже на солнце!

Он улыбнулся:

— Я вижу только то, что вижу, — чаще солнце, но порой — и пятна. Однако вы… разве вы ничего не заметили, сударь?

— Сейчас я заметил только портрет прекрасной девушки! — сам толком не понимая отчего, вспылил вдруг я.

Но он не обратил на мой грубый тон ни малейшего внимания.

— И вам не показалось в нем ничего странного?

— Красота не может быть странной, Ян, — нравоучительно проговорил я. — Пора бы тебе понять наконец и это.

Но тут спичка погасла, и мы вновь, как в облако, погрузились в молочный полумрак. Впрочем, уже через секунду Ян зажег другую.

— Значит, вы не заметили, сударь, — вздохнул он. — Ну что ж, а теперь?

Он сунул мне свою саблю и подошел вплотную к стене. В следующий миг прикрыл согнутой в локте рукой алмазную корону и пышные черные локоны и поднес спичку к портрету…

Действительно, сейчас на нас глядело совсем другое лицо. Лицо, быть может, не менее прекрасное, но свет, падающий теперь под иным углом, вдруг странно исказил и изменил его черты. Свет точно вдруг сбросил с портрета какую-то поистине мистическую вуаль, сорвал маску… О боже! На нас смотрело лицо… Эрцебет, коварной, страшной, злой ведьмы, которая сама была сейчас где-то рядом, которая ждала нас и которую мы должны убить…

Я отшатнулся от портрета как от змеи.

— Но что это значит, Ян? Неужели она и была хозяйкой этого замка?!

Он забрал у меня саблю.

— Была? Думаю, сударь, она ею и осталась. Я даже боюсь, что теперь она вновь решила воцариться здесь — уже на долгие времена и совершенно открыто.

Я вдруг почувствовал сильную головную боль.

— Да разве же такое возможно, Ян?!

— З д е с ь все возможно, сударь.

— Но постой! Послушай, а как же тогда Карл? Я-то ведь думал, что это именно он хочет завладеть замком. И потом… Она же была горничной, Ян! Она прислуживала ему, понимаешь?

Вторая спичка с треском погасла, и я скорее ощутил, чем увидел, как Ян напрягся.

— Полагаю, сударь, что Эрцебет была ему не только горничной… и все-таки Карл совершил непростительную ошибку, которая может теперь очень дорого ему стоить: добиваясь Волчьего замка для себя, он просто не догадывался, а возможно, и вовремя не поинтересовался, с кем связался на самом деле. А ведь это она, она, сударь, вертела им как хотела, заставляя в конечном итоге делать только то, что нужно и выгодно ей. Карл до поры до времени представлял себе, что Эрцебет просто второразрядная ведьма и покладистая наложница, а в результате все вышло иначе — как и при вашем друге, ему вновь была уготована жалкая роль управляющего, слепого исполнителя тайных замыслов коварной колдуньи. Хотя, разумеется, они друг друга стоят.

Я сдавил виски, потому что боль становилась все нестерпимей, и почти закричал:

— Так значит… она наследница, Ян?!

И тогда…

— Нет-нет, господа, — раздался в глубине коридора приветливый голос. — Ваш друг совершенно прав, сударь: наследники были после меня, а теперь в Волчий замок снова вернулась хозяйка.

Испуганные и потрясенные, мы медленно обернулись: шагах в пятнадцати, там, где галерея переходила в коридор, ведущий к графской спальне, стояла женщина со свечой в руке. На ней было длинное старинное платье, расшитое жемчугом и крупными самоцветами. Какое-то время она молча смотрела на нас, а потом вдруг обворожительно улыбнулась и плавно повела тонкой белой рукой:

— Добро пожаловать, господа. Очень рада приветствовать вас в моем родовом поместье.

Она величественно повернулась и медленно пошла вперед. Как завороженные, мы покорно двинулись следом.

Эрцебет шла, грациозно покачивая умопомрачительными бедрами, и бриллианты графской короны играли и переливались всеми мыслимыми и немыслимыми цветами радуги в отблесках неяркого пламени дьяволовой свечи.

Глава XXII

Я шел за ведьмой по коридору и чувствовал, как с каждым шагом ноги точно наливаются свинцом, руки становятся ватными, а боль в висках все нарастает. Глянув на товарищей, понял, что и их самочувствие навряд ли лучшего моего: бледный как смерть Ян тоже едва передвигал ноги, тяжело дышал, и на лбу его выступили крупные капли пота. Священник же, хотя и покраснел как рак, держался, по-моему, лучше всех нас, однако искаженное мучительной гримасой лицо говорило о том, что и ему сейчас несладко.

И все-таки в этой отчаянной ситуации присутствовал (по крайней мере, на мой взгляд) и некоторый, весьма, впрочем, относительный, комизм: дело в том, что мы так и не выпустили из рук своих "мечей" и теперь послушно плелись за Эрцебет, вооруженные до зубов, однако не в силах даже и пальцем пошевелить, чтобы предпринять хотя бы малейшую попытку воспротивиться губительным чарам дьяволовой свечи. Ведьма же, видимо, была абсолютно уверена в своем могуществе, потому что даже ни разу не оглянулась, — совершенно, увы, не опасаясь троих мужчин, которые пришли ее убить и находились теперь за ее спиной с обнаженными клинками в руках.

Да, она была сильна, чертовски сильна, и в этом я лишний раз убедился, когда мы приблизились к дверям комнаты графа. Если раньше мы в некоторой степени были удивлены и озадачены отсутствием еще двоих гайдуков, то теперь все прояснилось — несчастные стояли на часах по обе стороны двери, ведущей в спальню. Они были как мумии, неподвижные и бездыханные, однако руки их крепко сжимали рукояти сабель, а где-то в самой глубине пустых, затуманенных колдовством глаз горели маленькие злые огоньки. Впрочем, это вполне могли быть и маленькие отражения свечи Эрцебет.

При нашем приближении гайдуки угрожающе зашевелились, и вдруг сабли их стремительно взмыли к потолку. Но ведьма тихо произнесла несколько непонятных, странных слов, и клинки медленно опустились.

Эрцебет повернулась к нам:

— Прошу, господа, — и первой шагнула за порог спальни. С трудом мы последовали за ней. Тяжелая дверь захлопнулась за нами словно крышка гроба.

— Прошу, — повторила Эрцебет, небрежно указав на диван и стулья. Мы молча подчинились, а она уверенно, как хозяйка, прошла к туалетному столику и поставила на его полированную резную крышку свой жуткий канделябр.

Я искоса осмотрелся по сторонам. Похоже, тут мало что изменилось с тех пор как мы час назад "посещали" эту комнату "через" колодец кузнеца. Вот только…

Перехватив мой любознательный взгляд, ведьма криво усмехнулась:

— Вы что-то здесь потеряли, усталый путник?

Мгновенно вспомнив сцены моего недавнего дурацкого ухаживания за Эрцебет, я невольно растерялся, но и — сразу же разозлился.

— Где граф? Куда ты спрятала его, грязная сука? — совсем не по-джентльменски рявкнул я и даже сделал попытку вскочить с дивана — но бесполезно: какая-то невидимая сила тут же толкнула меня обратно в его мягкие пружинистые объятья.