Луна в кармане

– Спасибо, -все, о чем я могла сейчас думать – это как он держал меня за руку, когда мы бежали

через стену дождя. Чудаковатый хиппи Норман. Я ведь таких не люблю. Но все же…

Прекрати, сказала я себе. Неважно, как мило он себя ведет, он ведь слышал все, что сказала

Кэролайн Давэйс. Разумеется, он будет держать меня за руку. И делать все остальное, что делают

с такими девушками, какой, по ее и его мнению, я являюсь.

– Я пойду, - я кивнула в сторону лестницы наверх.

– О, ну да, - быстро согласился он. Его голос прозвучал чуть удивленно, но он поспешно посмотрел

на рисунок в папке и добавил: - Я заберу его завтра. Когда дождь закончится.

– Ладно. Пока, Норман.

– Да. То есть, пока, - и он направился обратно к выходу, откуда мы только что прилетели. – Пока, -

повторил он, скрываясь за дверью.

Я подошла к окошку, что было возле двери. Он взял меня за руку, но это было всего лишь

инстинктивное движение, чтобы один не отстал от другого, вот и все. Но почему-то я все равно

смотрела в окно ему вслед, пока он не исчез из вида, и лишь тогда поднялась к себе в комнату.

Мира сидела в гостиной с Котом Норманом. Я уже слышала, как она отчитывает его, говорит, как

волновалась и переживала, а потом «прощает, но только на этот раз!». Приведя себя в порядок, я

спустилась вниз и зашла в тетушкину мастерскую, закрыла окно и начала прибираться.

Разбросанные ветром карточки валялись везде, я собирала их и складывала на столе в аккуратные

стопки, время от времени приглядываясь к написанным внутри словам. Каждая из них тем или

иным образом выражала сожаление и соболезнования.

«…вашей потере, ведь так тяжело расставаться с тем, кто значил очень и очень много»

«…он был замечательным человеком, прекрасным отцом и самым лучшим другом»

«…от всех, кто работал с ней и чьих жизней кона коснулась»

«…другом и товарищем, и я буду скучать по тому, как вы вдвоем гуляли каждое утро»

Умершие друзья, мужья, коллеги и даже собаки. Миллион способов сказать «Мне жаль».

После уборки я направилась на кухню, согрела на плите суп и пошла в гостиную, чтобы смотреть

поединок. Сегодня я делала это одна, по привычке – Мира решила принять ванную. Рекс Руньон и

Лола Бейби снова расстались и опять сошлись, так что у Рекса появились новые проблемы. Судья

Свифт Снейк дважды объявлял перерыв на рекламу, когда драка выходила за рамки и противники

начинали нарушать правила. Определенно, это был самый агрессивный выпуск.

Во время второй рекламы, я стала машинально переключать каналы и внезапно увидела маму.

Она была в каком-то выпуске новостей, представляла свой тур и свою программу. Она уже в

Лондоне.

На экране мама выглядела лучше, чем в жизни – кожа сияла, улыбка сверкала, а волосы лежали

безупречно, если не сказать совершенно.

– Итак, Кики, - говорил ведущий, круглолицый англичанин, - как я понял, у вас появилась новая

философия, если можно так выразиться? Не поделитесь с нами?

– Это, действительно, так, Мартин, - весело подтвердила мама, широко улыбнувшись ему. – Я

говорю, что каждый, кто работает над собой, видит себя лишь гусеницей, но им также стоит

помнить, что однажды гусеница превращается в бабочку!

– Гусеницы? – скептически переспросил Мартин.

– Да, - мама подалась вперед, не сводя с него глаз. – Многие люди смотрят разные фитнес-шоу,

проводят часы в спортзалах, но не достигают никакого результата, считают, что могут лишь

ползать, а между тем им под силу взлететь!

– Взлететь, - глубокомысленно повторил Мартин.

– Взлететь, - подтвердила мама. – И, как только человек это понимает, в нем открывается второе

дыхание, энергия начинает бить ключом! У каждого есть неизмеримый потенциал! Нужно лишь

начать. Начать с веры в себя.

В ее глазах был такой блеск, ее улыбка давала такую надежду, что ее вера в себя и в каждого, что

сейчас смотрит на нее, казалось, перелетела через океан и вселилась в меня. Мама верила, что,

раз смогла она, смогут и другие. Она верила в меня, когда я боролась со своими сорока пятью с

половиной фунтами. Она верила в нас, когда мы колесили по стране, не зная, где будем ночевать

завтра. Она верила во всех этих женщин, которые приходили на ее тренировки. Она верила – и все

мы стали разноцветными бабочками и взлетели в небо, оставив свои оболочки гусениц на земле.

Чуть позже, моя посуду, я мельком взглянула на свое отражение в окне. Другая прическа, другая

форма бровей – вроде бы ничего, а лицо стало другим. Работа в процессе – как сказала Изабель и

как чуть раньше говорил Норман. Наверное, все мы на самом деле сидим, завернувшись в свой

кокон, а выбраться из него и развернуть крылья не так уж и сложно. Главное – начать. И начать с

веры в себя.

Глава 8

Проходили недели, и я поняла, что перестала смущаться, когда мы с Мирой шли куда-то вместе.

Меня больше не вгонял в краску ни ее велосипед, ни ее одежда (если, конечно, она не

выряжалась как-нибудь совсем уж безумно, но это было редко), но вот с реакцией окружающих –

да что там, всего Колби! – мириться было нелегко.

Разумеется, дело было не только в Беа Уильмсон. В библиотеке нам встречались женщины,

которые закатывали глаза, стоило Мире отвернуться. Мужчина в магазине, где Мира покупала

карандаши, неубедительно кашлял, когда она гордо входила в двери, держа свою розовую сумку

подмышкой. Кто-то просто фыркал, многозначительно кривил губы или приподнимал брови, даже

не стараясь скрыть своего отношения к моей тете.

– Итак, Мира, - светским тоном заговорил однажды продавец, когда мы пришли туда за клеем, -