Лунное пробуждение

– Он отказался жениться на тебе, так что незачем было и откровенничать.

– Кэт имела полное право посвятить меня в тайну.

– Потому что вы с ней почти сестры?

– Да.

– При этом она отдала в твои руки не только собственную жизнь, но и жизнь всей стаи.

– Ни за что на свете никого не предам: ни ее, ни тебя.

– Не сомневаюсь. И все же легкомысленное поведение трудно объяснить. Никогда не смог бы рассказать никому из воинов, даже тому, кого назвал бы самым верным другом.

– Но брату рассказал бы.

– Да.

– Ну вот видишь…

– Вижу, что вы с Кэт очень сблизились. Такое случается не часто.

– Согласна.

Так приятно было слышать одобрение и даже высокую оценку! Эмили неуверенно, нервно облизнула губы – ведь предстояло заговорить о главном.

– Честно говоря, мне казалось, ты не захочешь признаться в том, что приходил ко мне ночью.

– А мне казалось, ты сама убедишь себя в том, что просто видела интересный сон.

– Пыталась. Ничего не вышло. Остался запах… а кроме того, в моих снах ты не уходишь.

Эмили вовсе не собиралась признаваться. Но так вышло, и она не жалела. Какой толк в чувствах, если их даже нельзя открыть?

Балморал вздохнул. В карих глазах отразилась странная тоска.

– Мы не можем быть вместе.

– Потому что я человек.

– Я в долгу и перед кланом, и перед стаей.

– Но твой отец женился на простой женщине.

– И родил простого ребенка.

– Ульфа.

– Да.

Эмили недовольно сморщилась.

– Честно говоря, не вижу никакой разницы.

– Потому что ты не одна из нас.

Слова прозвучали словно приговор.

– Что правда, то правда. Я действительно не одна из вас.

– Черт возьми, Эмили! Вовсе не хочу тебя обижать. Но ведь так оно и есть.

Лахлан рассердился – непонятно почему: она ничего не просила и не хотела поддаваться трусости.

– Знаю, все знаю! И все же хочу тебя.

На лице вождя появилось почти пугающее выражение.

– Я тоже хочу тебя, и все же не могу взять.

– Но почему? Кэт сказала, что в вашем клане иные брачные законы – совсем не такие, как у Синклеров.

– Она теперь не Синклер, а Балморал.

– Ты прекрасно понял, о чем я. Наша близость не будет означать брака, как это заведено у Талорка.

– Но после нашей близости Талорк никогда на тебе не женится.

– А тебе этого очень хочется? – уточнила Эмили и вдруг испугалась: а что, если он ответит утвердительно?

– Нет! – прорычал Лахлан. В рокоте голоса не слышалось ничего человеческого.

Эмили вздрогнула, но в глубине души не ощутила ни страха, ни возмущения. Яростная реакция даже обрадовала.

– Я же говорила, что не могу отдаться ему. Да и он меня не хочет.

Кроме предвзятого враждебного отношения Синклера появилось и еще одно отягчающее обстоятельство: он наверняка считал, что она полностью, душой и телом, принадлежит сопернику. Скорее всего Талорк видел ее на озере обнаженной.

– Ты слишком чиста, Эмили.

– Чего, разумеется, никак нельзя сказать о тебе.

Неужели он полагал, будто у нее не хватит опыта, чтобы подарить удовольствие возлюбленному – в ответ на его ласки?

Возражать Эмили, конечно, не могла, однако горела нетерпеливым желанием попробовать. Но как же сказать об этом, не теряя гордости и собственного достоинства?

Лахлан рассмеялся:

– Что правда, то правда: девственником меня назвать трудно. В нашей стае самоконтроль и власть над способностью к перевоплощению приходят только после физической близости. Ты верно заметила: наши обычаи совсем не похожи на обычаи Синклеров. В интересах будущего мы допускаем свободное спаривание.

– Тогда почему же ты отказываешься любить меня?

– Потому что ты не волчица.

– То есть оборотни из клана Балморалов никогда не сближаются с обычными женщинами вне брака?

– Нет, это не так. Но существует риск, что мы с тобой окажемся истинно близки.

– Истинная близость тебя пугает?

Лахлан вздохнул. Лицо стало угрюмым, печально-безнадежным.

– Да.

Эмили резко отвернулась. Душевная боль оказалась столь же острой, как в тот злосчастный момент, когда отец оттолкнул маленькую дочку и назвал никчемной, бесполезной девчонкой, из-за которой умерла мать. Да, отец мечтал о сыне, а дочь разочаровала самим своим рождением. Теперь же оказалось, что она не годится и Лахлану. Проблема повторилась: на сей раз ей не удалось родиться волчицей.

– Пойми, все наши дети могут оказаться людьми. Все, а не один! Каждый брак между криктом и человеком таит в себе опасность полной гибели волчьей натуры.

– И что же, это очень важно? – зачем-то спросила Эмили, хотя сама прекрасно знала ответ.

Знала так же определенно, как и то, что ее собственный характер не устраивал ни отца, ни мачеху, ни даже сестер и братьев. Лишь Абигайл, единственная из всей большой семьи, любила ее искренне и преданно.

– Неужели можно сомневаться? – возмущенно воскликнул Лахлан. – Мы особый, неповторимый и священный народ, а потому не имеем права исчезнуть с лица земли лишь потому, что не в состоянии передать детям отпущенный Богом дар.

Очень хотелось плакать, но Эмили собралась с духом и сдержалась. Иногда слезы облегчали душевную боль, но сейчас они не сделали бы и этого. Лахлан не сказал ничего нового и удивительного – лишь подтвердил слова Кэт. Чувство безысходности безнадежно обострялось. Боль не пройдет долго. А возможно, останется навсегда. Может быть, она напрасно бередит ту рану, которую нанес отец?

Об отцовской любви тоже не приходилось мечтать, и все же… может быть, маленькая радость все-таки лучше, чем ее полное отсутствие?

– Но ведь ты говорил, что способен даровать наслаждение, не отбирая девственности.

– Да. – Голос Лахлана прозвучал словно издалека. Эмили подняла голову, но не смогла встретиться взглядом с вождем.

– Мне бы очень этого хотелось. А еще хотелось бы, чтобы ты научил, как доставить тебе такое же удовольствие, какое ты подарил мне ночью…

В ответ раздался тяжелый хриплый вздох:

– Эмили…

– Что? – Сейчас ей наконец-то удалось поймать взгляд его карих, с золотом, глаз. Что она могла в них прочесть? Конечно, не любовь и даже не безусловное приятие. Скорее всего страсть. – Неужели ты не готов даже на такую малость?