Лунный воин

Кошкины крики привели его к старому развесистому кизилу у восточной стены. «Так я и знал, – подумал Мотылек. – Мисук опять ловит ворону. Что за дом – все время кто-то пытается кого-то съесть…»

Но, подойдя ближе, Мотылек обнаружил, что все обстоит как раз наоборот. Мисук доигралась. В очередной попытке добраться до гнезда она сорвалась – и теперь висела у самой верхушки дерева, зажатая в развилке между двумя ветками. Застряла, видно, крепко – билась, орала и вертелась, как ртуть, но только глубже застревала в развилке. До гнезда Мисук не долезла совсем чуть-чуть. На краю гнезда, прямо над головой кошки, сидела почтовая ворона и глядела на нее сверху с заинтересованным видом.

Некоторое время Мотылек не без злорадства любовался приятным и поучительным зрелищем.

– Вот ты и получила по заслугам, царапучка! – громко сказал он. – Это тебя боги наказали! Будешь знать, как выдавать меня учителю!

Тут Мотылек заметил, что развлекается не он один. Как только Мисук уставала, прекращала метаться и бить по воздуху лапами, ворона тут же клевала ее в голову и отскакивала назад. После каждого удара клювом с кизила разносился новый вопль и шипение.

Мотылек нахмурился. Угодившая в ловушку Мисук как-то перестала его забавлять. Проучить – одно дело, а наслаждаться мучениями кошки он не собирался, тем более – в компании с вороной. Стать таким же, как прочие злобные обитатели дома Кагеру? Да ни за что!

– Кыш, кыш! – заорал он, шаря взглядом по земле в поисках камня, но побоялся попасть в кошку, да и камня не нашлось.

Тогда Мотылек решил влезть на дерево сам. Тонкие ветки кизила гнулись и выскальзывали из-под ног, а кошка застряла довольно высоко, однако Мотылек быстро вскарабкался на самую верхушку. Тут обнаружились новые сложности. Во-первых, ворона решила, что лезет еще один желающий покуситься на ее драгоценное гнездо, и со свирепым карканьем напала на мальчика. Мисук, наоборот, решила, что к вороне идут на помощь, и приготовилась дорого продать свою жизнь. Вскоре Мотылек уже проклинал все на свете. Чтобы вытащить Мисук, ему надо было, чтобы она хоть пару мгновений повисела спокойно, но именно этого она делать и не собиралась. Сильно дернуть ее он боялся, чтобы не сломать ей ребра. Тогда он отпустил кошку и попробовал найти какую-нибудь сухую ветку, как рычаг, но тут кошку снова стиснуло, и она взвыла так, что у Мотылька сердце кровью облилось от жалости.

– Да перестань ты махать лапами, дура! – ругался Мотылек, пытаясь раздвинуть ветки. Мисук шипела и царапалась так яростно, что по рукам мальчика потекла кровь, да и по лицу пару раз зацепило. А тут еще ворона с оглушительным карканьем летала над головой, норовя клюнуть в лоб.

– Бесовское зверье! Зачем я сюда полез?!

Наконец Мотылек рванул на себя кошку и выдернул ее из ловушки. Бока Мисук были ободраны, вся голова липкая от крови – еще немного, и она осталась бы без глаз. Кошка на прощание оцарапала Мотылька, вывернулась у него из рук и свалилась на землю.

– Ах ты свирепая зверушка, – раздался внизу негромкий голос знахаря. – Маленькая упрямая хищница…

Мотылек посмотрел вниз. Под деревом стоял Кагеру. Он держал в руках Мисук, осторожно ощупывая ее окровавленную голову. Мисук все еще дрожала от боевого задора и, встопорщившись, как еж, разъяренно шипела. Молниеносный удар лапой, и на щеке Кагеру появились четыре красные полоски, по коже поползла капля крови. Мотылек вздрогнул. Мокквисин только улыбнулся.

– Все такая же бесстрашная и глупая девчонка, – пробормотал он, спокойно продолжая осмотр кошки. – Когда ж ты угомонишься…

На исцарапанного Мотылька он даже не взглянул.

Глава 6 Без страха и жалости

Головастик явился только под самый вечер. Приплелся во двор, добрел до крыльца и сел, опустив голову на руки.

– Ты где шлялся весь день? – сурово спросил его Кагеру.

– Ходил на старую вырубку, – пробормотал Головастик. Обноски его, обычно грязные и ветхие, стали уж совсем ни на что не похожи, в нечесаных волосах запутались мелкие ветки и клочья мха. Когда Мотылек увидел его лицо, он ужаснулся: оба глаза заплыли, губы раздуло, на скулах и подбородке запеклась кровь… Не лицо, а сплошной синяк.

– И зачем тебя туда понесло? – с досадой спросил знахарь.

– Ох… сам не знаю. Хотел посмотреть…

– На что посмотреть?

Головастик промолчал. Кагеру присел перед ним на корточки, заглянул в опухшее лицо:

– Кто тебя отделал?

– Деревенские, – Головастик шмыгнул разбитым носом. – Целая куча парней, человек пять или шесть. Я на них наткнулся по дороге. Загнали в круг, как крысу, повалили на землю и давай пинать. И орали при этом: «Бей проклятого людоеда!»

– Почему это «людоеда»?

– Дети старосты давеча видели, как я пошел провожать гонца. Я уж думал – убьют. Хорошо что сознание потерял. Они, наверно, решили, что прибили меня насмерть, испугались и бросили в кустах…

– Понятно, – холодно сказал Кагеру. – А почему ты позволил себя избить?

Головастик взглянул на него с удивлением:

– Так я же сказал – их было пятеро!

– Ну и что? Ты – мой ученик. Если можно вот так запросто прибить ученика, чего стоит его сихан?

– Простите, учитель, – пробормотал Головастик, испуганно вставая с крыльца. – Я сделал всё что мог…

Кагеру вместо ответа оглянулся по сторонам и сделал знак Мотыльку, который следил за происходящим из-за дверного косяка.

– Неси-ка сюда мой дорожный посох. И заодно кочергу прихвати! Сейчас, Головастик, мы проверим, всё ли ты сделал, что мог, или нет…

Мотылек быстро вернулся, таща посох и железный Штырь. Головастик взял кочергу с явной неохотой и даже испугом. Кагеру как-то по-особому перехватил посох, и тот словно прилип к его руке.

– Ну давай, – сказал он. – У тебя преимущество. Мотылек, собираясь в очередной раз «заблудиться», наточил кочергу, как копье, а посох тупой и деревянный. Правда, он длиннее. Я тобой недоволен, Головастик. Ты где-то шлялся целый день, увиливая от работы, да еще позволил поколотить себя деревенским парням. Но я даю тебе шанс искупить вину. Если хоть раз достанешь меня этой железякой, я тебя сразу прощу.

– Учитель! – взвыл Головастик. – Пожалейте меня!

– К бою!

И тут же – Мотылек и понять ничего не успел – что-то свистнуло в воздухе, раздался звон, взметнулась кочерга, блеснула в полете и покатилась по траве. Головастик стоял, скривившись, и тряс ушибленными руками. Кагеру с каменным лицом опустил посох.

– Подними кочергу, – приказал он. – Давай, соберись. Я тебя по головке гладить не собираюсь. Если будешь вялый, как сонная муха, отделаю так, как деревенским и не снилось!

Головастик подобрал кочергу и встал вполоборота – видно было: что-то умеет. Но куда ему до учителя! Кагеру преобразился, взявшись за посох. Движения его стали скупыми, четкими – ничего лишнего – и при этом неуловимо текучими, как у беса, которого только краем глаза и заметишь, да и то случайно. Наверняка еще и сдерживается, иначе убил бы ученика за один миг. Вот он стоит неподвижно, расслабленно, и даже смотрит в другую сторону, и вдруг Головастик уже валяется, корчась, на земле, кочерга снова улетает в кусты, а сихан уже замер на другом краю поляны, да еще насмехается.