Лузиады

И, гневом благородным подстрекаем,

Так отомстит врагам он беззаконным,

Что волны Нила в страхе встрепенутся,

А Ганг и Инд в рыданьях содрогнутся.

34

Как грузный бык, что, в битву собираясь,

Рога о дуб самозабвенно точит,

Пред гордым древом силой похваляясь,

От ярости к сопернику клокочет,

Так и Франсишку, гневом распаляясь,

Сперва Дабул предать позору хочет,

Камбейцев дланью сильною карая

И спесь с врагов заносчивых сбивая,

35

Потом у Диу, что давно известен

Осадами и битвами своими,

Он в бегство обращает флот чудесный,

Что послан мусульманами был злыми.

А Мелик-Яс, ислама сын бесчестный,

Громами побежденный роковыми,

Узрев лихие молнии Вулкана,

Навеки сгинет в недрах океана.

36

А Мир-Хусейн увидит в тяжкой муке,

Как горы трупов примет глубь морская,

Как по волнам отрубленные руки

Плывут, тела навеки покидая.

Услышит плача жалобные звуки,

Узрит, как пламя, воды обнимая,

Все поглотит. Огонь и меч всесильный

Пожнут в той битве урожай обильный.

37

Но ах, когда великий победитель

Направит бег к отчизне отдаленной,

То случай - гордой славы похититель

Терзать героя будет неуклонно.

Гроза Египта, Индии властитель

Почиет, на чужбине погребенный.

У мыса Бурь приют найдет навечно

Он волею судьбы бесчеловечной.

38

То дикари нагие сотворят,

Что ратоборцам было не под силу.

И палками простыми сокрушат

Того, кого праща всегда щадила.

И сим невольно Божий суд свершат,

Отверзнут двери сумрачной могилы.

То, что зовут иные злой судьбою,

Есть Провиденье Божие Святое.

39

Но, - возгласила нежная сирена,

Я вижу, море кровью набухает

И Кунья, флотоводец дерзновенный,

Пожару Браву с Ожей подвергает.

Извечно дальний брег страны полдневной

Бессмертного героя вспоминает.

В чужих морях затеряны и ныне

Те острова, что Куньи носят имя.

40

И в отблеске зарницы негасимой

Грядет в Ормуз с отборными войсками

По морю Албукерк непобедимый,

На дерзких персиан обрушив пламя,

И мнится, Божий херувим незримо

Простер покров над вашими полками.

И обратил на персов оробелых

В час роковой их собственные стрелы.

41

И не спасут и горы соляные

От разложенья трупы супостатов,

И Албукерка залпы громовые

Под небом раздадутся Калайата,

Бахрейна перлы, светом налитые,

Как дань пришлет герою край богатый.

И склонит выю гордый перс под игом,

Покорствуя лузиадам великим.

42

Я вижу ветви трепетные пальмы,

Которыми Виктория венчает

Того, кто у брегов чужих и дальних

Великий Гоа дерзко покоряет!

Но, дней приход предчувствуя печальных,

Он остров вожделенный оставляет,

Пообещав, что вскорости вернется,

С Фортуной да и с Марсом разочтется.

43

И вот уже опять на стогнах града

Его войска индийцам угрожают.

Презрев все копья, стрелы и засады,

Язычников и мавров усмиряют

Так яростно, что в гневе беспощадном

Голодным львам они не уступают,

И славят день страдалицы невинной,

Принявшей тяжкий крест Екатерины.

44

И ты, Малакка, что средь вод Авроры

В довольстве изобильном пребываешь,

Забудешь о своем величье скоро

И новых повелителей признаешь.

Напрасно ныне стрел каленых горы

Ты ядом сокрушительным питаешь.

Малайцы и яванцы во кручине

Склонятся перед Лузовой дружиной".

45

Хвалу и славу долго воздавала

Воителю красавица сирена,

Но даже и она не умолчала

О ярости властителя безмерной.

Ведь тот, кого Виктория венчала,

Кто доблестью отмечен несомненной,

Сподвижникам быть должен

верным другом

И врачевать обязан их недуги.

46

"Когда нужда и тяжкие лишенья

Солдат, видавших виды, угнетают

И стрелы смерти, угрожая мщеньем,

Над воинами храбрыми витают,

Лишь злые души с небывалым рвеньем

На казнь своих собратьев отправляют

За сладкий грех, присущий нам извечно,

Безвестный лишь глупцам бесчеловечным.

47

Когда б еще над девой непорочной

Свершил насилье португал злосчастный

Иль от семейных уз, святых и прочных,

Он даме предложил бежать прекрасной,

Увы, но нет... всех бед его источник

В рабыне заключался сладострастной.

Хоть слава Албукерка осеняет,

Ее пятно позора омрачает.

48

Когда влюбился Апеллес в Кампаспу,

Великий Александр по доброй воле

Расстался с чаровницею прекрасной,

Чтоб не томился живописец боле.

Когда ж Арасп, потерянный, несчастный,

Признался Киру, что, себе на горе,

Пантеею пленился он прелестной,

Пред ним блиставшей красотой

небесной,

49

Суровый перс, почтив любви законы,

Легко простил отважного героя,

И долго тот служил опорой трону,

Хранителем земли родной покоя.

И Болдуин, любовью распаленный,

Увел Юдиту дерзостной рукою,

Но Карл, ему прощение даруя,

За дочерью дал Фландрию благую".

50

Но, к песне вдохновенной возвращаясь,

Суареша волшебница почтила,

Пред коим, горьким страхом проникаясь,

Аравия взор робкий опустила.