Львиное Око

Чуть подальше, посередине дороги, в позе Будды сидел мальчуган постарше. Правая рука его была поднята вверх, большой палец выпрямлен, остальные пальцы сжаты, мизинец торчал вверх. У него было маленькое личико, изо рта торчало два больших зуба. Когда на него упала моя тень, он привстал на пятках. Я сложила руки таким же образом, как у него были переплетены ноги, но мальчуган показал мне сначала руками, а потом и ногами, как это следует делать.

Услышав стук барабанов, я повернула за угол и увидела кукольный спектакль, разыгрывавшийся под смоковницей. Напротив сидел какой-то человек, уговаривавший зевак угадать, под которой из трех кокосовых скорлупок находится горошина. Я всякий раз отгадывала и в конце концов положила на край его доски монету. Нас тотчас окружили любопытные: кукольники оставили марионеток, продавец кокосов бросил свой лоток, как и предсказатель судьбы. Всякий раз, как я угадывала, где находится горошина, владелец доски платил мне вдвое больше, чем было на кону. Вскоре я сжимала целую горсть монет.

— Когда женщина в таком положении, у нее появляется второе зрение, — заявил кукловод.

— Нет, — возражала женщина с младенцем, подвешенным к бедру. — Она видит сквозь скорлупки. Понятно? — С этими словами она выпучила маленькие глазки.

— Вовсе нет, — заявила я. — Просто я очень внимательна.

Мой хороший малайский язык, которому обучил меня милый маленький Лассам в Лейдене, произвел впечатление на собравшихся.

— Ты везучая, — сказала девушка, стоявшая рядом со мной. — Поставь за меня, счастливая.

Я спросила у скорлупочника, могу ли я это сделать, и тот ответил утвердительно, хотя и был с виду недоволен. Я выиграла несколько раз, и мне стало жаль скорлупочника. Рядом присел на корточки барабанщик и принялся наблюдать за игрой. Когда я ставила деньги на кон, он отбивал дробь, после этого скорлупочник принимался передвигать скорлупки, сопровождая движения рук замысловатыми жестами. Когда я задумывалась над тем, где горошина, барабанщик вскидывал палочки, а когда я угадывала, принимался стучать, производя оглушительный грохот. Скорлупочник позвал помощника, чтобы тот следил за тем, как убывают сложенные в деревянную миску монеты. А женщины, за которых я ставила монеты, при каждом выигрыше шумно радовались.

Потом я немного проиграла и предложила прекратить делать ставки, но все принялись возражать. Тогда я поставила три флорина. И проиграла. Как это произошло, я так и не поняла. Я ведь ясно видела, куда он спрятал горошину.

После этого со мной остались всего две женщины, которые продолжали ставить на кон свои медяки вместе с моими флоринами. Я расстроилась и, решив отыграться, поставила двадцать флоринов. Надо быть только повнимательнее. Все стихли, даже барабанщик. Руки скорлупочника летали со скоростью света. Я, не мигая, смотрела на доску, пока не заболели глаза, потом показала на среднюю скорлупку. Горошины под ней не оказалось.

И в это время скорлупочник словно провалился под землю. Барабанщик перешел в другое место и начал исполнять музыку для танца, вновь запрыгали марионетки. Я осталась стоять с двумя верными подругами, как и они, с поднятой ладонью, на которой ничего не было.

— Что же муж скажет? — простонала я. — Тридцать флоринов.

— Ай-ай-яй. И наши тоже, — отозвались обе женщины.

Присев в тени на корточках, мы завели дружеский разговор. Оказалось, что у обеих есть дети, и я им призналась, до чего боюсь родов.

— Да, это больно, — сказала одна.

— Очень больно, — подтвердила вторая, закатывая глаза.

— А муж твой тебя любит?

— Конечно, — ответила я.

— А в каком он чине?

— Майор.

— Ну, тогда, красивая моя, у него хватит денег на Лилин.

Тогда я впервые узнала о Лилин. По их словам, она была повитухой и колдуньей. Если ей хорошо заплатить, она придет, усыпит тебя, и ты родишь ребеночка, не испытывая боли. Даже не заметишь, как это произойдет. Очнешься и удивишься: живота нет, а ребеночек грудь сосет. Богатые яванцы, живущие в самых разных частях острова, всегда посылают за Лилин. Да и некоторые белые женщины тоже. Те, у которых добрые мужья и которые волшебства не боятся.

Я с нетерпением ждала Руди, чтобы рассказать ему о Лилин.

— Доктор Хонторст говорит, что она лгунья и мошенница, — заявил Руди, жуя кончики усов. Он расстроился оттого, что я проиграла столько денег, и пожурил за знакомство с туземками, рассказавшими мне про Лилин. — Хонторст был бы рад, если бы ее выгнали из города.

Доктора Хонторста, гарнизонного врача, я не переносила.

— Руди, я так боюсь боли!

— Лилин вовсе не лгунья и мошенница, — неожиданно признался Руди. — А Хонторст — мешок, набитый соломой. Ты получишь Лилин. Обещаю.

Я крепко обняла его, потом принялась расчесывать волосы. Тут меня осенила мысль, и сквозь упавшие на глаза пряди я посмотрела на него.

— А откуда ты знаешь, что она не лгунья? У тебя был ребенок?

Он вышел из комнаты, потом вернулся со стаканом в руке. Опершись о косяк, произнес:

— А ты была бы против?

В его отсутствие я раскинула мозгами, поэтому ответ у меня был готов.

— Ты мужчина, и я не думаю, что ты жил монахом. Если ты любишь меня и обещаешь больше никогда, никогда… Мне хотелось бы увидеть твою малышку.

— Малышку, — фыркнул Руди. — Она уже выросла, и у нее есть своя малышка. Она тоже захотела заполучить Лилин и искала меня по всему острову.

— Твоя дочь…

— Господи, — произнес Руди. — Сначала ты говоришь, что это вполне естественно, а потом приходишь в ужас. Это была девочка, выходит, дочь. Она выросла и сама родила девочку…

Сидя на краю постели, я покачнулась. Руди опустился на колени и схватил меня за руки. Он думал, что я плачу, а я смеялась.

— Красавчик капитан, — произнесла я, придя в себя. — Так ты дедушка!

Пришлось заверить его, что теперь я люблю его в тысячу раз сильнее, чтобы загладить впечатление, которое произвел на него мой смех, и чтобы он не чувствовал себя стариком. Дочь его моложе меня. В конце концов все обошлось. Руди не напился и обещал мне Лилин.

Никто не хотел мне сообщить, где живет Лилин. Мне хотелось повидаться с ней. В конце концов я узнала ее адрес от Кати.

Кати была странной девушкой. По-моему, до встречи со мною она была равнодушна ко всему. Через какое-то время мне удалось развязать ей язык.

Отец ее, родом из Джембера, был сказочником. В детстве она жила счастливо. Потом у отца в горле образовалась опухоль, причинявшая ему ужасную боль, и он больше не мог рассказывать свои сказки. Другого ремесла он не знал и, чтобы накормить Кати, начал воровать. Жители Явы закрывают окна непрочными решетками и двери домов не запирают, поэтому квартирных воров наказывают очень жестоко. Когда вокруг дерева собралась большая толпа и свидетели стали давать показания против ее отца, Кати стояла поблизости. Его приговорили к двадцати годам тюрьмы, но потом выяснилось, что в поясе у него был спрятан кинжал. Тюремное заключение заменили казнью через повешение. Две крохотные лампочки, какие используют домушники, — это все, что досталось ей в наследство от отца.