Львиное сердце. Под стенами Акры
Шрифт:
— Сможем мы добраться до Арсуфа? — спросил де Шовиньи.
Поскольку Андре был к нему ближе любого из братьев, Ричард расщедрился на честный ответ.
— Говоря по правде, я не знаю.
Пережившие марш на Арсуф надолго запомнят жару, пыль, страх. Но прежде всего им запомнится шум. Барабаны сарацин беспрестанно отбивали зловещую ритмичную дробь, а в отрядах эмиров имелись люди, единственной обязанностью которых являлось поддерживать оглушающий гомон при помощи труб, рожков, флейт и цимбал. Осаждаемые бесконечным пением рогов, стуком барабанов, ржанием коней, боевыми кличами стрелков и отборных мамлюков Салах ад-Дина, многие крестоносцы находили этот оглушающий шум почти столь же деморализующим, как ливень из стрел, арбалетных болтов и дротиков. И все же они продолжали
Преломив копье о сарацинский щит, Ричард вернулся к повозке со своим штандартом. Ожидая, пока сквайр заменит оружие, король устремил взгляд вверх на полотнище с драконом. Ходили легенды, что это знамя принадлежало легендарному Артуру. Оно безвольно свисало с флагштока, но прямо у Ричарда на глазах развернулось, подхваченное порывом ветра, блеснув красными и золотыми сполохами. Расценив это как добрый знак, Львиное Сердце принял новое копье. И в этот миг заметил спешащего к нему всадника. Разглядев щит с серебряным крестом на черном поле, король решил, что великий магистр госпитальеров отправил к нему очередного гонца. Но когда наездник натянул поводья, король с удивлением узнал лицо, скрытое за широким наносником. Гарнье Наблусский прибыл, чтобы изложить свою просьбу лично.
— Милорд король, выслушай меня. Мы теряем столько лошадей, что вскоре половина моих рыцарей окажется спешена. Нам приходится так тяжко, что арбалетчикам пришлось податься назад, чтобы не быть зарубленными. Больше мы держаться не в силах.
— Надо.
— Мои рыцари упали духом, они говорят, что навлекут на себя вечный позор, если не станут отвечать ударом на удар!
— Передай им, что я все понимаю. Но они должны хранить терпение. Еще не время.
Великий магистр явно имел желание продолжить спор, но вместо этого коротко кивнул и повернул коня. Ричард глядел ему в след с таким хмурым лицом, что Андре и Балдуин подвили коней ближе.
— Так ты все-таки дашь добро на атаку?
— Буду вынужден, Андре. Но не раньше, чем в бой втянется вся армия Саладина. Мы должны быть уверены, что наш удар достигнет максимальной силы. В противном случае...
Ричард не доставил себе труда закончить предложение, потому как нужды в этом не было. Все прекрасно представляли, что случится, если их атака не сможет смести сарацин с поля боя. Атакующие будут отрезаны, окружены и задавлены превосходящими силами противника.
Генрих гордился стойкостью, выказываемой находящимися под его началом пехотинцами. Они героически сражались час за часом: арбалетчики делали все возможное, чтобы удержать сарацин на расстоянии, копейщики защищали стрелков, пока те перезаряжали оружие. Граф со своими рыцарями сновал между воинами и обозом, по временам предпринимая короткие вылазки с целью отбросить слишком близко подобравшегося врага. Генрих не знал, вправе ли он восхищаться отвагой неверных, но удержаться не мог. Эти люди рисковали своей жизнью и душой, служа ложному богу, но делали это с храбростью и убежденностью. Послужит ли утешением знать, что ты пал от рук доблестного противника? Мысль показалась такой неуместной, что граф тихо рассмеялся, вызывав тем самым недоуменный взгляд со стороны Жофре.
— Генрих, если ты находишь что-то смешное в нашем теперешнем положении, скажи, будь любезен.
— Личная шутка, весьма своеобразная при том. Представляешь, Жофре... Господи!
Вырвавшееся у Генриха восклицание заставило Жофре повернуться в седле, и при открывшемся его глазам зрелище у молодого человека отпала челюсть. Двое рыцарей, опустив копья и пришпорив коней, мчались на сарацин с боевым кличем: «Святой Георгий, помоги нам!» На глазах у графов госпитальеры развернули коней и последовали примеру отчаянной пары, едва не передавив собственных пехотинцев, кинувшихся врассыпную. Французские рыцари заметили атаку госпитальеров и после некоторого колебания примкнули к ней.
Генрих, совершенно очевидно сбитый с толку, повернулся к Жофре.
— Ты слышал трубы?
Жофре, не в меньшей степени растерянный, покачал головой. Но Генрих
уже отдавал приказ и его пехота торопливо расступилась, пропуская шампанских рыцарей, тоже бросившихся на сарацин.Ричард со своей дружиной только что отразил натиск бедуинов Салах ад-Дина, когда внимание его привлекли облака пыли и крики. Ричард охнул, стремительно догадавшись о происходящем, и отдал распоряжение трубить. Когда рыцари авангарда и центра перешли, повинуясь сигналу, в атаку, король поскакал к арьергарду. Его свита пришпоривала коней в тщетной попытке поспеть за Фовелем.
Неожиданный удар госпитальеров застал сарацин врасплох, и они понесли тяжелые потери, особенно благодаря тому, что часть их лучников спешилась для более точной стрельбы. Ко времени прибытия Ричарда воины правого фланга Салах ад-Дина либо были мертвы, либо бежали. Король сразу постарался остановить преследование на границе леса, поскольку арабы поднаторели по части устройства засад — он сам едва не попал в подобную ловушку всего две недели назад. Не так-то просто развернуть солдат, наполовину пьяных от самого хмельного из напитков: взрывной смеси ярости, страха и возбуждения, но ему это удалось по большей части усилием воли. Поле боя было усеяно брошенным оружием и трупами людей и лошадей, но Ричард знал, что это еще не конец.
Узнав всадника на забрызганном кровью чалом, Ричард позвал Генриха и подождал, пока тот подъедет.
— Кто возглавлял атаку?
— Два рыцаря покинули строй, призывая святого Георгия, остальные потянулись за ними. Я решил, что не слышал труб из-за шума, другие, видимо, подумали то же самое. Ты не отдавал приказа идти в атаку, дядя?
— Я выжидал, пока Саладин бросит в бой резервы. Но когда началась атака, я, разумеется, повел за собой остальную армию. — Разговаривая с племянником, Ричард продолжал обшаривать глазами поле битвы. — Ты это слышал? — На лице молодого человека отразилось недоумение, король указал в сторону Арсуфского леса. — Барабаны. Барабаны Саладина еще бьют. Султан пытается остановить своих солдат.
— Сир! — Гарнье Наблусский натянул поводья рядом с ними. — Слава Богу, что ты передумал... — Великий магистр запнулся, потому как умел читать по лицам — его пост требовал быть умелым политиком, не только военным. — Ты не отдавал приказа? Но одним из зачинщиков был Вильгельм Боррель, наш маршал! Он никогда не совершил бы подобного по своей воле, потому как дисциплина — краеугольный камень нашего ордена. Вильгельм решил, надо полагать, что слышит трубы.
Ричард не стал спорить, полагая, что такое возможно. Но когда Гарнье продолжил защищать своего маршала, заявив, что преждевременность атаки не имеет значения, раз победа за ними, Ричард ощутил проблеск усталого гнева.
— Нет, имеет, — отрезал он. — Выжди Боррель моей команды, мы бы выиграли свой Хаттин. Вместо этого у нас лишь половина победы, поскольку большая часть войска Саладина уцелела.
После того что им пришлось претерпеть тем утром, великий магистр был согласен и на половину победы. Однако почел за лучшее сохранить это соображение про себя, и был рад, когда Генрих вмешался тактично, указав на юг, где показалась повозка с «драконом» Ричарда. Охрана штандарта исполнила приказ не принимать участия в битве — король желал придержать своих нормандцев в резерве. Повозка двигалась медленно, выполняя роль опорного пункта — пока развевается королевское знамя, воины будут сражаться. К ней потянулись раненые, а часть рыцарей вышла из боя и тоже направилась к знамени.
Но Салах ад-Дину удалось совершить своего рода чудо. Его армия обратилась в бегство, правое ее крыло было почти уничтожено, а левое рассыпалось. Ища укрытия в лесу, воины наткнулись на своего султана и его брата. Баха ад-Дин, принимавший участие в том сражении, напишет позднее: «Увидевшие, что отряд султана по-прежнему стоит на месте, и услышавшие бой барабанов, устыдились своего поступка. Страшась последствий своего бегства, они остановились и присоединились к тому отряду». Заметив, что крестоносцы отходят к королевскому штандарту, сарацины ухватились за шанс и, возглавляемые аль-Адилем, хлынули из леса.