Лягушка-принцесса

— Да, — коротко кивнула та.

— Правду говорят, будто вы Западный океан переплыли, госпожа Юлиса? — подозрительно сощурившись, спросил сопровождавший любознательную даму мужчина. — Или это лишь досужие выдумки?

— Я действительно родилась на другом берегу Западного океана в Некуиме.

Сейчас же завязался тихий, но оживлённый разговор.

Соседями семейства регистора Трениума оказались императорский претор с женой и сыном лет шестнадцати, а так же посланник одного из либрийских царей с помощником и богатый землевладелец откуда-то с юга.

Перебивая друг друга, они стали задавать Нике привычные, успевшие надоесть вопросы, и не дослушав её пространных, многословных ответов, тут же интересовались чем-нибудь другим. К счастью, никого не интересовали её отношения с принцем Вилитом. То ли, в отличие от сенаторши, они не решались затрагивать столь щекотливую тему, то ли до неё просто ещё не дошла очередь.

Голос государя заставил умолкнуть висевший над верандой тихий гул застольных разговоров.

— Божественным даром Диноса восславим его бессмертного брата Нолипа!

Проскользнувший внутрь "стола-бублика" раб-виночерпий ловко наполнил серебряные бокалы тёмно-красной жидкостью.

Едва гости успели их похватать, как Констант Великий возгласил:

— Поднимем же чаши!

И кубки послушно потянулись к покрытому звёздами небу.

Вино оказалось вкусным, сладким, но с уже знакомым металлическим привкусом.

"Что за дрянь они туда намешивают?" — раздражённо подумала Ника, положив себе на блюдо несколько тонких пластинок мяса, пару больших креветок и горку варёных овощей с острыми приправами.

Однако закусить как следует не удалось. Почти сразу же посыпались тосты за императора, за императорскую семью, за императорских детей, за императорский род и Империю в целом.

Прямо-таки кожей чувствуя оценивающие взгляды сотрапезников, девушка вместе с ними раз за разом осушала свой бокал, демонстрируя приверженность местным обычаям и лояльность к действующей власти. В голове у неё зашумело. К счастью, частота тостов несколько уменьшилась, и она смогла наконец наброситься на многочисленные закуски, менявшиеся на столе с поразительной быстротой.

Большинство из этих кушаний Ника видела впервые в жизни и без сожаления от них отказывалась. Иногда родственники или соседи по столу настойчиво советовали госпоже Юлисе то или иное блюдо. Тогда приходилось, скрепя сердце, есть улиток в козьем молоке, свиную матку с яичным белком и мёдом, рыбьи глаза и ещё какие-то абсолютно неаппетитные, с её точки зрения, гадости. Хорошо, что натренированный за последний год желудок более-менее безропотно принимал все эти деликатесы, и попаданку не вырвало в присутствии Константа Великого и имперской знати.

Девушка с нарастающей паникой смотрела на блюдо с жареными садовыми сонями, лихорадочно придумывая, как бы от них отказаться. Но тут раздался трубный глас, заставивший всех вздрогнуть.

На верней веранде, откуда рабы уже унесли всю мебель и зажгли множество светильников, выскочили трое мускулистых мужчин в одних набедренных повязках.

— Жонглёры! — пьяно улыбаясь, вскричал посланник либрийского царя и утробно икнул.

Покидавшись даже на вид тяжёлыми камешками, здоровяки взялись за оружие. В воздухе замелькали блестящие лезвия мечей. Артисты ловко ловили их за рукоятки и вновь бросали друг другу. Чтобы продемонстрировать их остроту, один из жонглёров рубил мечами палки, которые держала на вытянутой руке обнажённая девушка. В отличие от коллег, кожа её не лоснилась от масла, хотя на острых грудях и внизу живота время от времени вспыхивали искорки, видимо, отражая пламя светильников от приклеенных к коже металлических блёсток.

Закончив номер, мужчины под редкие аплодисменты скрылись из вида, а артистка принялась изгибаться так, словно в её теле отсутствовали кости.

Тут уже хлопали активнее, а кое-кто из зрителей даже закричал от восторга.

У Ники затекла рука, на локоть которой приходилось опираться. Повернувшись на другой бок, она краем глаза заметила на соседней лежанке какое-то движение.

Ярко освещённая пылающими в бронзовых чашах древесными углями артистка едва ли не в узел завязывалась, однако девушка, уже потеряв к ней интерес, исподтишка наблюдала за помощником царского посланника. Видимо, пребывая в полной уверенности, что все вокруг поглощены выступлением акробатки, тот, воровато оглядываясь, засовывал за ворот хитона ярко-красных варёных раков.

"Никак решил кого-то угостить вкусняшками с императорского стола", — усмехнулась про себя Ника.

Распутавшись, артистка уступила место трём музыкантам и благообразному дядечке в длинной синей тунике с пухлым, одутловатым лицом.

— Виталис Элифский, — с придыханием прошептала тётушка.

Дабы лишний раз не демонстрировать свою дремучесть, племянница не стала спрашивать, кто это такой.

Тихонько заиграла музыка, и девушка едва не открыла от удивления рот, настолько поразил её голос певца. Сильный, но в то же время мягкий, словно бархатный, он расстилался в воздухе подобно медовой реке или густому аромату экзотических цветов. Тембр его казался совершенно необычным: не мужским, но и не женским. Виталис без видимых усилий легко брал самые высокие ноты.

Слово "прости" тебе молвить хотел я. Но с уст не слетевший

Звук задержал я в груди и остаюсь у тебя.

Снова, по-прежнему твой, — потому что разлука с тобою

Мне тяжела и страшна, как тарарская ночь.

С светом дневным я сравнил бы тебя. Свет, однако, безгласен,

Ты же еще и мой слух радуешь речью живой,

Более сладкой, чем пенье нимф; этой речью одною

Держатся в сердце моем все упованья мои.

— Неправда ли, чудесный голос, госпожа Юлиса? — шёпотом спросила супруга регистора Трениума, осторожно вытирая платочком повлажневшие уголки глаз.

— Изумительный, — нисколько не кривя душой, согласилась Ника. — Боги щедро одарили певца талантом.

— Здесь заслуга не только небожителей, госпожа Юлиса, — пьяненько осклабился скотопромышленник. — Но ещё и лекарей. Вернее, их ножей.

— Так он евнух! — догадалась девушка.

— Не столь уж и большая плата за богатство и славу, которое принесло его пение, — отмахнулась тётушка.

— Это как посмотреть, дорогая, — включился в разговор её изрядно поддатый дядюшка. — Артистам… эти штуки, может, и ни к чему… Но настоящему мужчине они просто необходимы.

Пласда Септиса Денса негромко фыркнула.