Лю Яо. Возрождение клана Фуяо. Том 1. Полет птицы Пэн

Мучунь убрал руку с головы Чэн Цяня, слегка озабоченный тем, что мальчик в будущем может свернуть с праведного пути.

Отступив назад, он перевернул трехногий стол и подозвал к себе учеников.

Обратная сторона деревянной столешницы была густо [48] усеяна тысячами дыр, проделанных короедами. Но, к удивлению мальчиков, между этими бороздками были плотно начертаны мелкие символы.

– Это то, чему я собираюсь обучить вас в первую очередь: правила клана Фуяо. Вы двое должны переписать их слово в слово и, начиная с этого момента, раз в день записывать их по памяти. И так сорок девять дней, – сказал Хань Мучунь.

48

В оригинале ???? (xingluo qibu) – рассыпанные как звезды на небе и расставленные как шашки на доске (обр. в знач. «густо, во множестве»).

Перед лицом стольких правил Чэн Цянь наконец выказал хоть какое-то удивление. Он всегда считал, что такие священные вещи, как правила клана, не должны быть выгравированы под потрепанным, да еще и трехногим деревянным столом.

Хань Юань был поражен не меньше его.

Маленький нищий вытянул шею и даже побледнел от испуга.

– Ой, что здесь такое написано?! Учитель, эти символы могут знать меня, но я определенно не знаю их! – завопил он.

Чэн Цянь предпочел промолчать.

Учитель, который мог оказаться духом колонка, бессмысленные наставления, свод правил, начертанный на обратной стороне прогнившей столешницы, похожий на барышню дашисюн и неграмотный нищий шиди… Как же странно начинается его путь к самосовершенствованию. Чего он сможет достичь?

Чэн Цянь почувствовал, что его будущее заволокло туманом.

Но вечером, когда он вернулся в павильон Цинъань, его настроение заметно улучшилось при мысли, что теперь у него действительно появилось место, где он мог бы учиться. В кабинете павильона было огромное множество текстов, которые он так давно мечтал прочесть, а еще бумага и кисти, подготовленные Сюэцином специально для него.

Чэн Цянь никогда не писал на бумаге. Кроме того, его родители вряд ли смогли бы написать даже простые числа, и в их доме никогда не водилось письменных принадлежностей. Много лет он полагался лишь на свои незаурядные способности. Подсматривая за старым туншэном, Чэн Цянь сумел выучить немало иероглифов. Он хранил их в голове и часто практиковался в написании палочкой на земле. Втайне Чэн Цянь мечтал обладать четырьмя сокровищами рабочего кабинета [49] .

49

В оригинале ???? (wenfang sibao) – четыре сокровища рабочего кабинета, то есть кисть, тушь, бумага и тушечница. Обр. в знач. «письменные принадлежности».

Чэн Цянь так пристрастился к письму, что перестал следовать наставлениям учителя, ведь Мучунь требовал, чтобы он писал правила только один раз в день. Но когда Сюэцин пришел позвать его к ужину, Чэн Цянь, словно одержимый, переписывал их уже в пятый раз и, похоже, не собирался останавливаться.

Кисточка для письма, сделанная из шерсти колонка, значительно отличалась от палочек. Поскольку Чэн Цянь впервые пользовался кистью и бумагой, иероглифы, которые он писал, выглядели особенно неприглядно. Было заметно, что он намеренно подражает почерку человека, вырезавшего все эти надписи на столе. Он не только уложил в голове сами правила – его память жадно впитала написание каждой черточки, каждого крючка.

Сюэцин обнаружил, что каждый раз, когда Чэн Цянь писал, он совершенствовал то, что у него не выходило в прошлый раз. Он словно отдавал себя целиком каждой ошибке. Он был так поглощен своим занятием, что просидел за ним почти два часа, не делая перерыва. Мальчик даже не заметил, как Сюэцин вошел в его кабинет.

Чэн Цянь хорошо выспался в первую ночь, но этим вечером он был слишком взволнован, чтобы спать. Он словно воочию видел все эти штрихи, стоило ему только закрыть глаза, хотя боль в натруженном запястье все усиливалась.

Судя по всему, и правила клана, и название на табличке павильона Цинъань написал один и тот же человек. Чэн Цяню так полюбился этот почерк, что он беспокойно ворочался в постели. Табличка была ветхой, а обшарпанный деревянный стол и вовсе выглядел так, будто вот-вот развалится. Думая об этом, Чэн Цянь заключил, что правила клана были введены не так давно.

Но чей это был почерк? Учителя?

Чэн Цянь прокручивал эту мысль в голове, пока его не одолела сонливость.

Он не заметил, как заснул, и его закрутила волна еще не позабытых воспоминаний – в пелене тумана что-то неведомое кружило его по горе Фуяо. Крутя, вертя, его вдруг привело в Зал Неизвестности, где он был днем. «Зачем же я пришел к учителю?» – вдруг озадаченно подумал Чэн Цянь.

Тем не менее он переступил порог и увидел во дворе какого-то человека.

Это был высокий мужчина, но Чэн Цянь не мог разглядеть черт его лица – казалось, они утопали в странной черной дымке. У мужчины были ужасно бледные руки, с четко очерченными суставами. Всем своим видом он напоминал неприкаянную душу.

Испугавшись, Чэн Цянь неосознанно отступил на пару шагов, но вдруг почувствовал беспокойство за своего учителя.

– Кто ты? Почему ты во дворе дома моего учителя? – набравшись смелости, спросил он.

Мужчина вскинул руку, и Чэн Цянь ощутил сильное притяжение. Оно подняло его в воздух и в мгновение ока бросило к незнакомцу.

Поднятой рукой тот снисходительно коснулся лица Чэн Цяня.

Рука этого человека была так холодна, что от одного прикосновения Чэн Цянь продрог до костей.

– Не слишком ли ты смелый, малыш? – Мужчина схватил Чэн Цяня за плечо и усмехнулся. – Уходи.

Чэн Цянь почувствовал сильный толчок и в то же мгновение проснулся в своей кровати. За окном только-только занимался рассвет.

Сон рассеял все мысли о дальнейшем отдыхе. Мальчик привел себя в порядок и, чтобы убить время, принялся поливать цветы во дворе. Это заставило Сюэцина, пришедшего проводить Чэн Цяня в Зал Проповедей, глубоко устыдиться своего позднего пробуждения.

Зал Проповедей представлял собой небольшой стоящий посреди поляны павильон с несколькими столами и стульями. Хотя Чэн Цянь и Сюэцин прибыли очень рано, в павильоне уже суетился другой слуга. Он подмел пол, вскипятил воду и готовился заваривать чай.

Чэн Цянь нашел себе место, и хорошо воспитанный юноша-даос тут же подал ему пиалу с горячим напитком.

Выражение лица Чэн Цяня осталось холодным и непроницаемым, он лишь присел на краешек каменного стула – похоже, эта привычка давно стала его второй натурой. Научившись терпеть лишения, он никак не мог привыкнуть к комфорту. Он чувствовал себя неловко и сильно смущался, наблюдая, как другие работают, пока он пьет чай.

Едва осушив пиалу, Чэн Цянь услышал шаги. Он поднял глаза и увидел странного молодого человека, идущего по прилегающей к павильону аллее.

Юноша был облачен в темно-синие одежды и держал в руках деревянный меч шириной больше ладони. Двигался он довольно быстро, глядя прямо перед собой, в то время как его помощник неуклюже бежал чуть позади.

– Это второй шишу, – шепнул Сюэцин Чэн Цяню.

Значит, это второй шисюн, Ли Юнь. Чэн Цянь видел его имя на доске за деревянной дверью Зала Неизвестности, поэтому мальчик поспешно встал, чтобы поприветствовать его:

– Второй шисюн.

Ли Юнь не ожидал, что кто-то прибудет сюда раньше него. Услышав голос, он остановился, поднял голову и уставился на Чэн Цяня. Его зрачки, казалось, были больше, чем у обычных людей, отчего глаза выглядели холодными, словно лед.