Люба
Шрифт:
— Что у вас? — раздался голос санитарки.
— Я к Борисову.
— Делать нечего, по ночам уже его девицы достают. Сейчас позову.
Саша, подошел к дверям, выглянул в окошко.
— Господи, Люба, что с ребенком? У него температура? Что случилось?
Он быстро открыл дверь, погладил рукой лобик ребенка. Не стал его будить и вопросительно посмотрел на Любу.
— Люба, ты одна, в такое время? Пойдем в ординаторскую. Ну ты меня и напугала! Что все-таки случилось? Валерка точно здоров? А ты? У тебя что-то не так?
— Я тебе бутерброды принесла. — Она
Саша обнял ее. Она прижалась к его груди и тихо всхлипывала. Как не хватало ей этих объятий, тепла его тела, звука его голоса. Она понимала, что все сотворила зря, да и зачем ей эта ссора, что она доказала? Только то, что она его слишком любит.
— Ну все, не плачь. Как ты шла одна? Второй час ночи. Любушка, ну не плачь. Пойдем в ординаторскую.
— Саша, я хотела сказать… понимаешь, я люблю тебя…
— Пойдем есть твои бутерброды. Я тоже тебя люблю, моя глупая девочка. И ты шла одна с ребенком среди ночи, чтобы сказать, что ты меня любишь?
— Да, я скучала по тебе. Я хотела тебя видеть. Я не могу спать одна. Я больше не буду.
Они вошли в кабинет. Саша включил свет, на диване проснулась Ирина.
— Александр Борисович, что, скорая?
— Нет, Ирина, тут моя жена нам поесть принесла. Кстати, познакомься, Люба.
— Очень приятно, теперь могу всем хвастаться, что видела жену Борисова. Девочки обзавидуются. Все гадают, кто вы и как выглядите, а я теперь вас знаю. А чего же вы так поздно, да еще с ребенком?
— Не знаю, не спалось. А живем мы тут недалеко.
Они втроем пили чай. Ирина разглядывала Любу. Приехала скорая, Ирина с Сашей пошли к больному.
— Борисов, она совсем молоденькая, ей сколько лет?
— Восемнадцать, она студентка четвертого курса.
— И зачем ты обижаешь молодую жену?
— С чего ты взяла? Я ее не обижал.
— Рассказывай, а то она вдруг среди ночи явилась. Глаза заплаканные, да еще с ребенком. Саша, я была о тебе лучшего мнения.
— Думай, что хочешь.
— Ладно, не нервничай. Ее еще воспитывать надо, а не выяснять отношения. Красивая девочка, но не обижайся, она немножко странная, хотя другую ты бы и не полюбил.
Больного перевели в отделение, снова стало тихо. В пять утра в приемный покой явился Корецкий. Саша вышел к нему навстречу.
— Саша, пошли на улицу, поговорим. Я вечером видел Любу, она звонила, просила помочь. Что там у вас случилось?
— Так это вы ей мозги вправили? Она здесь, спит в ординаторской, пришла в два часа ночи с Валеркой в коляске. Мы уже помирились. Хотя я ссориться и не собирался. Утром отведу ее домой и вернусь на работу, Ирина меня прикроет. А вы из-за этого так рано?
— Саша, она мне дочь, я за нее переживаю, понимаешь? Я не собираюсь вмешиваться в вашу жизнь, но, пожалуйста, будь с ней помягче. Она тебя любит, да и ты ее то же. Зачем эти разборки? Ты старше, так будь умнее, не иди у нее на поводу. Она еще ребенок, и у нее не было примера семьи. Саша, не портите друг другу нервы. Жизнь одна.
— Не волнуйтесь, Александр Валерьевич, у нас все нормально. Правда нормально. Я хотел ее немного проучить и все.
Корецкий пошел в свой
кабинет, Саша вернулся в приемный покой.— Борисов, так Люба — дочь Корецкого?
— Да.
— Ну ты даешь, женился на несовершеннолетней дочери академика. Да, Сашка… И как он тебя не убил. А девочка милая и на отца совсем не похожа, а сын у тебя копия ты.
— Зато она характером в папу, да и умом тоже. А от сына я не отказываюсь, моя копия. Я ее часов в шесть домой отведу, ты меня на час прикрой, затем вернусь.
— Главное, вернись к планерке, я тебя прикрою.
Домой они пошли в шесть, Люба улыбалась.
— Саша, мы уже помирились?
— Я с тобой не ссорился. Ты со мной уже помирилась?
Люба снова заплакала.
— Любушка, от твоих слез Москва-река выйдет из берегов и затопит пол-Москвы. Кстати, я подал рапорт заведующему кафедрой терапии, что не могу оценить твои знания, так как отношусь к тебе предвзято и необъективно. Зачет будешь сдавать ему.
— А чем это тебе грозит?
— Скорее всего, попросят освободить место, как несоответствующего должности. Но ничего, буду дежурить через день, как-нибудь заработаю.
— А карьера?
— Ну не буду преподавать, что теперь.
— Саша, прости.
— Все, Люба, мне пора бежать, встретимся на кафедре, а потом вечером, если ты меня не выгонишь в очередной раз.
Любу вместе с Борисовым вызвал заведующий кафедрой. Когда они вошли, в кабинете сидел Корецкий.
— Александр Борисович, и как часто вы не справляетесь со студентками? — Завкафедрой был явно раздражен. — Или вы пасуете перед молодыми и красивыми? А может, у вас к ним другой интерес? Девушки только о вас и говорят. Александр Валерьевич рекомендовал вас как перспективного ученного, вы получили звание доцента благодаря работе на кафедре. И вы первый подали подобный рапорт за всю историю кафедры. Как это расценивать? Я так понимаю, что вы просто не справляетесь с работой. Вы хотите что — либо сказать в свое оправдание?
— Нет.
— Теперь вы, Любовь Александровна, объясните, как так получилось, что ваш педагог отказывается оценивать ваши знания? Это потому, что вы дочь его руководителя?
— Нет, это потому, что я его жена и мать его ребенка. Он просто боится быть необъективным.
— Вот как… Я не знал. Данный факт действительно все меняет. Я, наверно, тоже не смог бы оценить знания любимой жены. Как поступим, Александр Валерьевич?
— Думаю, нужно экзаменовать эту девицу втроем. И с пристрастием. Терапия — ведущая специальность. Ты ведь не испугаешься, Люба?
— Нет, только скажите когда, мне нужно немного времени.
— Сколько?
— Пару дней.
— Хорошо, в пятницу в двенадцать. Александр Борисович, помогите жене подготовиться. Свободны оба, и, Борисов, прощаю вас последний раз. Я буду выборочно посещать ваши лекции и занятия. Затем сделаю выводы.
Саша с Любой вышли в коридор.
— Саша, прости, я не думала, что я такая дура.
— Все нормально, просто сначала надо думать, а потом делать. Если ты сдашь на отлично, сохранишь мне работу.