Люби и властвуй

Но тут произошло нечто из ряда вон выходящее.

Пар-арценц Свода Равновесия Дотанагела медленно вложил свой сияющий невыносимой голубизной меч в ножны. Встал на одно колено. Положил правую руку на грудь. И преклонил голову.

– Мир вашей земле! - сказал Дотанагела на обычном варанском наречии. Без всякого Хуммера.

Кони остановились разом, словно бы повинуясь неслышной команде. Остановились, как и шли, - голова к голове, круп к крупу. Остановились в четырех шагах от Дотанагелы. Смрад, исходящий от их опаленной шерсти и плоти, стал почти невыносим. Эгин боролся с тошнотой. Знахарь, судя по его позеленевшему лицу, - тоже.

Было очень тихо. Смеги, чье далекое гоготанье и улюлюканье на гребнях скал с какого-то момента стало для Эгина просто незаметным фоном происходящих событий, как рокот морского прибоя и крики птиц, за молкли. Более того - Эгин с ужасом отметил, что рокот прибоя и крики птиц тоже больше не слышны. Море и птицы, надо полагать, исчезли из того измененного мира надъестественных коней, с которым сейчас соприкоснулись варанцы. И в повисшей тишине прозвучали слова ответа:

– Не мир и не война тебе, человек Варана. Тебе вопрос.

Нет, кони молчали. В этом Эгин не сомневался. Они определенно молчали, хотя бы уже потому, что сквозь их плотно сцепленные зубы вырывалось едва слышное и все же вполне нормальное конское похрапывание. Говорил кто-то другой. Говорил мужчина, судя по голосу, - немолодой, говорил на чистом, но каком-то омертвелом варанском языке. Впрочем, вопрос, заданный невидимым собеседником Дотанагелы, был вполне осмысленным и живым.

– Кто ты, кто твои спутники и в чем ваши упования?

Никаких угроз, никаких «съем твою душу» или «изопью твоей змеиной крови». И от этого становилось только страшнее. Потому что Дотанагела и не думал подыматься с колен. Потому что Дотанагела с очевидным трудом заставил себя поднять взор прямо на центрального коня и ответил:

– Мое истинное имя Дотанагела, я пар-арценц Опоры Писаний. В Варане я приговорен к умерщвлению, что относится и ко всем моим спутникам. Все они - беглые офицеры Свода Равновесия либо воины из Отдельного морского отряда «Голубой Лосось». Все, кроме одной женщины по имени Авор, которая попала в наше общество почти случайно. Наши упования…

Слова пар-арценца были прерваны громким звоном. Откуда-то - Эгин не заметил, откуда именно, но казалось, что прямо из воздуха, - под копыта правому коню со звоном просыпались несколько Внутренних Секир. Не узнать их было невозможно. Некоторые жетоны были надорваны, словно бы их отковали не из превосходной стали, а вырезали ножницами из бумаги. Одна Секира потрясла Эгина особенно сильно - она была скомкана, и на этом бесформенном куске металла отчетливым полукружием надкуса обозначались следы челюсти. По форме - обычной человеческой челюсти.

– Свод Равновесия…

Этот голос был другим. Более зловещим и более молодым. И прозвучал он несколько правее первого. Потом над выброшенными Секирами перекатился короткий смешок, и шутник пояснил:

– Свод Равновесия - хорошо. Значит, у вас достанет колдовского железа, чтобы насытить мой опустевший сарнод надолго.

Прежде чем Эгин успел понять смысл его слов, Внутренние Секиры были закручены невидимым вихрем, подброшены вверх и исчезли в той же пустоте, из которой минуту назад появились.

– Фарах, говорю я! - укоризненно прикрикнул первый голос и благосклонно сказал:

– Продолжай, Дотанагела, пар-арценц Опоры Писаний. Продолжай, пока твои глаза не обратятся золотистой слюдой.

Эгин чувствовал, что от слов Дотанагелы сейчас зависит очень многое. Возможно, их жизни. Возможно - нечто большее, и об этом «нечто большем» Эгину было даже страшно помыслить.

И Дотанагела продолжал говорить. Он говорил, похоже, правду, и только правду. Он говорил даже то, о чем Эгин и слыхом не слыхивал ни в разговорах за столом в кают-компании «Зерцала Огня», ни от Иланафа, ни от Самеллана.

Все извращено в Варане. Чистое, как Зрак Намар-на, учение Инна оке Лагина искажено до последнего предела. Свод Равновесия после Тридцатидневной войны неуклонно превращается в чудовищный нарыв на лике Круга Земель. Вместо борьбы с магией сильные Свода сами становятся магами, и в их руках накапливается могущество, какое, возможно, было неведомо и звезднорожденным. Вместо Равновесия Свод вот-вот принесет Варану и всему миру страшные Изменения. Он, Дотанагела, был более не в силах безропотно ожидать этого рокового часа. Когда ему стало известно, что где-то в недрах Свода затаилась сущность, чья злая воля, устранив последние препоны, готова принять на себя безраздельную власть над Сводом и вслед за тем надо всем миром, он, Дотанагела, вступил в тайные сношения с харренским сотинальмом. И так далее и тому подобное…

– Поэтому наша война - это ваша война, - довольно неожиданно заключил Дотанагела. - Я смиренно прошу вас. Стражи Хоц-Дзанга, не чинить зла ни мне, ни моим спутникам и способствовать нам в достижении Тардера или хотя бы Фальма. Дайте нам любую сорокавесельную посудину, и вы не увидите нас больше. Но стоит вам только возжелать в будущем - и в нашем лице вы всегда найдете верных союзников.

– Ты говоришь, что ты варанец и враг Варана. И я вижу, что ты не лжешь. Но скажи, Дотанагела, отчего ты веришь северянам? Отчего ты стоишь на их правоте? Вы придете в Тардер и отдадите северянам всю свою силу. Вы воздвигнете новый Свод? Это будет хорошо? Объясни мне это.

– Северяне, быть может, ничем не лучше варан-цев, - Дотанагела говорил медленно, и Эган чувствовал, что он сейчас взвешивает каждое слово. - Они - люди и варанцы - люди, а всем людям в равной мере свойственны алчность и любовь, стремление к власти и милосердие. Но по отношению к магическим искусствам Север сейчас наивен, как новорожденный младенец. Отвечая на твои вопросы, скажу: да, на Севере мы воздвигнем новый Свод на чистых уложениях Инна оке Лагина. Да, это будет хорошо, ибо только так у нашей страны появится возможность излечиться от той жуткой болезни, которая поразила самое ее сердце. И, главное, мы уничтожим человека, который ныне носит свою злую волю где-то за стенами Свода. Он должен умереть, даже если ради этого придется повторить Тридцатидневную войну. И если возникнет такая необходимость - я сам готов возглавить новую Армаду Тысячи Парусов, чтобы обрушить во прах Свод Равновесия.

– Ты говоришь правду, которой не знаешь сам. Ты говоришь «злая воля», но ты сам не понимаешь, кто носит ее в складках своего плаща. Как ты намерен узнать лицо своего врага? Или ты готов истребить всех людей Свода поголовно, уповая на то, что одним из них окажется искомый враг?

Дотанагела, как показалось Эгину, уже вполне совладал с собой и был готов к подобному вопросу. Он ответил быстро - как рах-саванн, проходящий Вторые Испытания на соискание звания аррума, всегда с легкостью может отчеканить ответ на традиционный первый вопрос: «Что есть князь и что есть истина в сердце аррума?»

– Я долго служил в Своде Равновесия, и мне отныне дано знать многое. Я видел много Писаний, и я знаю, что на Севере мне посчастливится найти Убийцу отраженных. Он создан для того, чтобы разыскивать и убивать носителей отраженных душ. Тот, кого разыщет и поразит Убийца отраженных, и будет тем, кто носит злую волю в складках своего плаща. Я, впрочем, и без этого почти не сомневаюсь, что человек, которого предстоит убить, - Лагха Коалара, гнорр Свода Равновесия.

– Итак, если очистить сталь твоих слов от ржавчины витийств, ты предлагаешь торг: ваши жизни против жизней самых отпетых негодяев из Свода Равновесия. Твоя жизнь против жизни гнорра. Так, Дотанагела?