Люби меня

Не пытаюсь предположить, что колье толкнул другой человек, который нашел его или даже тупо спиздил. Уже понимаю, что дальше пойдут конкретные доказательства против Сони. Если бы их не было, мама бы никогда не начала этот разговор.

И мои гребаные ожидания, увы, оправдываются.

На стол ложатся фотографии, а точнее – стоп-кадры с камеры видеонаблюдения в какой-то винтажной псевдо-ювелирной лавке, где моя Соня держит в руках то самое проклятое колье.

В груди неприятно сжимается. Но я продолжаю делать вид, что эта информация не имеет никакого ебаного значения.

– Я же сказал, мне похрен, – точу методично, как зэк, коих перед моей матерью сидело немерено, заточку. – Продала – значит, продала.

– Ты сам слышишь, что говоришь? Перестань же вести себя как глупый влюбленный мальчишка! – выпаливает она, обращая свое презрение на меня. – Эта девчонка тебя доит, как лоха, ты это, черт возьми, понимаешь?!

Когда-то, в самом начале наших встреч, я сам пытался купить Соню Богданову. Не видел в этом ничего зазорного. Однако сейчас… Когда реально маячит вероятность, что она со мной только из-за бабок, нутро разъебашивает, как дуло ружья, в которое вставили слишком мощный патрон. А на курок ведь жала моя родная мать.

Какого хрена?

Не собираюсь ей показывать, что творится внутри!

– Похрен, – повторяю так же твердо.

– А мне – нет, – она в ярости. Явно не той реакции ожидала. – В конце концов, это мои деньги!

Я достаю портмоне с банковскими картами и кладу его на стол поверх гребаных фотографий. Мать теряется и резко умолкает. Отличный результат. Давно надо было это сделать.

– Спасибо, мам. И прости. Я сейчас уйду, чтобы не наговорить тебе хероты, – оповещаю спокойно. Поднимаясь, наклоняюсь, чтобы коснуться губами ее лба. – Вечером созвонимся.

Выхожу из зала с абсолютно прямой спиной. Но внутри меня, безусловно, ломает. Не знаю, как справляюсь с управлением. Пока еду на тренировку, все на автомате делаю. В груди ураганы свищут. И это уже не какая-то пыльная буря, которая рано или поздно уляжется. У меня внутри давно не пустыня. С появлением Сони там образовался райский сад, и сейчас часть деревьев вырывает с корнями.

Солнышко… Солнечная энергия – не просто один из самых сильных источников природы. Она – основа жизни. Вот и Соня стала для меня жизненной необходимостью.

Даже если допустить, что она разводит, как осла… Что по-своему манипулирует, вынуждая ходить перед ней с гибкой спиной и по первому же мановению руки опускаться на колени… Могу ли я от нее отказаться?

Не могу, блядь.

Она меня любит. Если включить голову, сомнений нет. Нет же? Так прикидываться нереально!

Любит. Любит. Любит!!!

А я… Проглочу этот ее косяк с колье. Вообще ничего не скажу. Забуду, на хрен.

На хуя попусту коптить словами? Чтобы наговорить какой-то оскорбительной хрени? Обвинить ее в алчности? Показать, что я не лох?

Я понимаю, почему она так сделала. Как меня покалечили когда-то семейные измены, так ее – нищета.

Пусть продает что угодно. Пусть тащит втихаря. Пусть, блядь, складирует эти дьявольские бумажки, как хомяк.

Для меня это не самое страшное.

Неприятно. Мерзко. Больно.

Но не смертельно.

Только мать, черт ее дери, не желает успокаиваться. Придерживая руль одной рукой, второй снимаю блок с мобилы, чтобы прочесть налетевшие от нее сообщения.

Людмила Владимировна Георгиева: А ты знаешь, что она наши деньги еще и друзьям-товарищам раздает?

Дальше идут банковские выписки с Сониной карты, из которых следует, что она переводила большие суммы незнакомым лично мне людям.

Людмила Владимировна Георгиева: Меценатка показушная! Как тебя от нее не тошнит только?

Физически ее игнорирую. Читаю, но не отвечаю. Еще бы психологически все это суметь заблокировать. Раскручивает буря новыми волнами.

Людмила Владимировна Георгиева: И на это плевать? Ты болен, сынок. Тебе нужна помощь специалиста. Эта девка тебя околдовала! Она тобой манипулирует! Вертит, как черт!

Я сцепляю зубы и зажмуриваюсь. Задействуя все силы, что есть в наличии, подавляю эмоции. Больше в тот день сообщения от матери не читаю. Оставляю мобилу в шкафчике раздевалки. На тренировке выкладываюсь. Кирилюк даже удосуживается в кои-то веки похвалить. Все расходятся, я решаю остаться и еще погонять.

– Случилось что-то? – цепляется Тоха, когда замечает, что в раздевалку со всеми не иду.

– Все нормально.

– Обычно ты среди первых домой летишь.

– А сегодня не лечу, и че?

– Да ниче, – и продолжает наблюдать. – Погонять с тобой?

– Нет. Один хочу.

– Понял. Не дурак. Звони, если что.

– Ок.

Его шаги отдаляются, и в огромном зале воцаряется непривычная тишина. Она угнетает. Вызывает какую-то неясную запредельную тревогу. В борьбе с ней я так одурело ношусь по залу и так яростно луплю мячом по полу, что быстро выдыхаюсь. И все равно, даже когда кажется, что вся кровь в башке собралась и вскоре попросту сорвет на хрен мою крышу, не позволяю себе остановиться.

Что бы себе ни твердил, впервые не уверен в том, что скажу или сделаю, когда увижу Соню. Получается так, что избегаю ее. Только вот она… Появляется в зале сама.

– Привет! Я звонила тебе полвечера. Пока твой телефон, очевидно, не выключился. Написала в лайфе[1] Дане. Только не подумай ничего такого, пожалуйста! Я просто очень волновалась! Он сказал, что ты здесь.

Глядя на Соню, ощущаю себя вдруг точно так же, как в те времена, когда отрицал свои чувства к ней. Стою и отчаянно пытаюсь отдышаться. А за грудиной такой подрыв эмоций происходит, что меня, мать вашу, физически шатает.

Не знаю, что видит сама Соня, но она так же неожиданно начинает стесняться. Натягивая рукава свитера, улыбается, как та самая девчонка, которой я только мечтал сорвать целку.

– Можно мне? – указывает пальчиком на мяч.

Машинально выбрасываю пас.

Она принимает, чисто по-девчоночьи, до смешного изящно набивает и легко направляет трехочковый в корзину. Я охреневаю и на рычаге этого состояния прихожу в себя.

– Ты умеешь играть в баскетбол? – выдыхаю и подхватываю прыгающий по полу мяч. – Кто научил?