Любимая девушка знахаря

Больше Тимке ничего не нужно было, он все и так понял. Сильным толчком отправил Маруську в полет на нары – она рухнула, аж ноги задрались, аж доски затрещали, аж завопила она от боли в спине, но Тимку уже было не остановить: наградив ее ударом в живот, от которого девушка задохнулась и принялась хватать ртом воздух, он грубо сорвал с нее все ее тряпки, проворными пальцами ощупал каждую складочку, каждый шовчик – и нашел-таки то, что искал, что должен был найти: золотой комочек, очень, ну очень хитроумно и тщательно захованный во вздержку застиранных, поношенных трусов.

– Тьфу! – с отвращением бросил Тимка, извлекая на свет Божий самородок. – И вот за такую соплю ты меня продала, поганка?

Конечно, он снова лукавил. Ничего подобного этому самородку среди того, что нашел прежде Вассиан, не было. Вообще этот кусок золота выглядел как-то особенно... Тимка присмотрелся – и понял. Догадка его была ошеломительная! Позабыв про растелешенную Маруську, которая в самой нелепой и унизительной позе валялась на нарах и все пыталась прикрыться руками – как будто она теперь кому-то нужна... да нипочем, даже задаром не нужна! – он схватил обрез и вылетел вон из избы.

Митюха, который с туповатым выражением наблюдал за произошедшей сценой, поглядел на Маруськино тело с любопытством. Нет, ничем девка не изменилась с той минуты, как он увидел ее голой на берегу озерка: такая же приманчивая, крепкая, тугая – и такая же глупая, даром что девкой быть перестала. Мужское желание шевельнулось в Митюхе, и удовлетворить его сейчас было проще простого – подходи и вталкивайся между безвольно раскинутых, приманчиво белеющих ног. Маруська, парень чувствовал, слишком ошарашена и напугана, чтобы сопротивляться. Да и Тимка не станет прекословить – девка ему больше не нужна, игры кончились, пошли дела кровавые, что Митюха очень хорошо понимал, тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять... Однако он только поглядел еще раз на голую Маруську, потянул носом, вдыхая манящий женский запах, и потаенно ухмыльнулся: кто знает, как дело пойдет... А потом вышел из сруба.

Когда за Митюхой тяжело захлопнулась дверь, Маруся наконец-то шевельнулась, подняла голову. Все тело болело от Тимкиного удара, еле-еле прошла тошнота. У нее не было бы даже сил сопротивляться, если бы Митюха, чей жадный, жаркий взгляд так и ползал по ней, набросился на нее. Но Митюха только засопел и ушел, и Маруся отчего-то почувствовала себя совсем брошенной и одинокой. Ну и ограбленной, конечно.

Самородка – живого, теплого золотого ключика в новую, счастливую, изобильную и богатую жизнь – стало жалко до того, что сердце приостановилось. Маруська взвыла от горя, кое-как продышалась, сползла с нар и натянула порванное по вороту платье. Тимка вырвал резинку из ее штанишек, они теперь сваливались, но явиться к мужикам голозадой Маруся стыдилась, поэтому завязала их сбоку неудобным узлом, натянула платье и выскочила наконец наружу.

Уже в дверях она вспомнила, что не выполнила просьбу Вассиана, не поискала ключей от его оков, не воспользовалась случаем напакостить Тимке, выпустив его пленника и, может быть, запустив руку в его захоронку. И с этой мыслью она чуть не вернулась в дом, но тут увидела такое, что мигом обо всем позабыла.

Тимка безжалостно избивал Вассиана.

Хмуров был раздет донага, даже исподнее валялось на земле, и все его худое тело было в застарелой грязи, покрыто расчесанными укусами комарья. Он пытался вырваться, цепь грохотала... Рядом Митюха обшаривал его лопать [24] с таким тщанием, как будто искал вшей. Тимка месил Вассиана кулаками и кричал, что сейчас выбьет из него все, что тот скрывает, а потом бросит тут подыхать избитого.

24

Лопать, лопатина – лохмотья (старин.).

– Что... ты... хочешь, что? – тяжело выдыхал между ударами Вассиан, выплевывая изо рта бело-кровавое месиво того, что недавно было его зубами.

– Откуда взялся самород? – нанося новые и новые удары, твердил Тимка. – Признавайся! Откуда, ну?

– Я его нынче нашел! С утра! – хрипел измученно Вассиан.

– Врешь! – не отставал Тимка. – Я видел золото, которое ты раньше вытаскивал. Оно было грязное, все в земле, а этот чистый. Чистехонек, словно его с мыльцем-белильцем промыли. А где тебе его вымыть и с чем? Все, которые раньше находил, были с земляным налетом, в трещинки, складочки земля набилась, а здесь – нету земли в них. Нету! У меня глаз острей орлиного, я б разглядел даже пылинку. А самород отмыт, оттерт, мягко отполирован – он где-то лежал, от земли защищенный... Признавайся, гад, ты нашел Максимов мешок? Говорил мне дядька Софрон, что был у каторжника мешочек из оленьей шкуры, где он хранил все золото. Неужто почудилось тогда Софрону и Максим только сделал вид, будто все высыпал? А на самом деле... Говори, ты нашел мешок? Говори!

Он швырнул Вассиана наземь и сильно, рассчитанно сильно ударил его ногой в пах.

Вассиан выгнулся дугой, потом в узел завязался – в узел неистовой боли, в воющий, захлебывающийся слезами узел...

– Худо? – с ненавистью спросил Тимка. – Сейчас еще хуже будет, сволочь. Говори, где золото?

Вассиан стонал, всхлипывал, но ничего не говорил.

– Ну что ж, – пожал плечами Тимка, – делать нечего. Я сейчас тебе пальцы ломать стану. Пальцы на ногах, чтоб ты работать все же мог. Но понадобится, дело и до рук дойдет. А если и тогда не скажешь, то мы уйдем и бросим тебя здесь подыхать. А в деревне я доберусь до твоей Дуньки. Уж она мне ответит за то, что я с пустыми, почитай, руками от клада уйду. Уж я на ней всю свою злость на тебя вымещу, понял? Себя не жалеешь, так ее пожалей, гад ты гадский! Сам же виноват, что я из тебя сейчас кровавое тесто замесил. Сам виноват! А скажешь правду, я от своего слова не отступлюсь, поделюсь со всеми, как и обещал, а с тобой в первую голову.

Вассиан угрюмо молчал, изредка постанывая.

– Ну, коли так... – с лютым и враз беспомощным выражением пробормотал Тимка и, подсунув под ногу Вассиана выворотень, схватил воткнутый в пень топорик и занес его.

– Скажу! – завопил Вассиан нечеловеческим голосом.

И Тимка каким-то чудом успел направить топорик не на его босую, с черными от грязи пальцами ногу, а в комель выворотня. Топорик в полете аж свистнул. Марусе почудилось – от разочарования, что не отведал свежей крови. Она взвизгнула, живо представив, какой ужас тут мог бы сотвориться сейчас, – и подавилась визгом.

– Заткнись, – буркнул Тимка, чуть покосившись на нее, хотя надобности в острастке уже не было, у Маруси от страха само собой гортань свело. – Ну, Вассиан, признавайся, где Максимов мешок?

Вассиан бормотал что-то невнятное, однако, похоже, Тимка его отлично понимал, потому что отошел от него на несколько шагов, спрыгнул в одну из ближних ямин, скрывшись в ней по пояс, и приблизился к огромному, наполовину выкорчеванному, наполовину застрявшему в земле пню. Пролез под его корнями, висевшими над ямой, словно клубок змей, скрылся под ними... Маруся следила затаив дыхание, да и Митюха, и чуть очнувшийся Вассиан глаз с него не сводили...

– Есть! – возбужденно заорал вдруг Тимка. – Есть мешок!

* * *

Наверху, в развалинах, загрохотало так, что все сексуальные фантазии и разные такие извращения напрочь вылетели из головы Алёны. Она увидела, как сверху валится что-то неразличимо-тяжелое, и успела понять, что это падает Понтий. Парень тяжело рухнул на пол подземелья и замер, оглушенный, не успев осознать того, что было понятно Алёне: вслед за ним, практически на него проваливается под тяжестью сдвинувшихся наверху балок весь свод.

Алёна рванулась вперед, схватила Понтия за плечи и попыталась поднять, крикнув:

– Скорей! Завалит!

Он сориентировался мгновенно и не вскочил, не побежал, что было бы практически бессмысленно – ну кто способен бежать, согнувшись в три погибели, да на полусогнутых?! – а пополз просто-таки с нечеловеческим проворством в сторону. В какую – направо или налево, – Алёна не была способна понять из-за своей уже упоминавшейся топографической тупости. Но, повинуясь инстинкту женщины, которая всегда следует за мужчиной (оказывается, эти инстинкты, хоть и подавленные и, можно сказать, задушенные, живучи до необыкновенности во всякой, даже самой фуриозной эмансипатке, какой была и наша героиня!), тоже поползла, нет, правильней будет сказать – побежала на коленях за ним.