Любимая для спонсора

– Когда поженитесь, будете жить с нами. Нам сложно отпустить Клауса. Вы же понимаете… Поздний ребенок, единственный сын… Мы его очень любим.

Слова застревают в горле. Его словно невидимые сухие пальцы сдавливают, не давая вздохнуть… Что я должна ответить на ее слова? Слава богу, Клаусу еще не пришла в голову идея сделать мне предложение, а то…

– Показать тебе вид на город с веранды? – предлагает он.

– Да, спасибо.

Я, как робот – спасибо, да, нет, пожалуйста… Мнимое счастье и наигранное спокойствие. Прячу себя за отшлифованной маской. А что у меня внутри… Наверное, никто теперь не узнает… Да и плевать всем…

Клаус бережно укрывает мои плечи клетчатым пледом и распахивает дверь веранды. За ней – ночной город. Разноцветные огни высоток, ярко освещенный мост, искрящаяся бликами река. Потрясающий вид, но мне вспоминается лофт Миши. Тогда я ничего не видела, но слышала, как за окном пролетают на скорости машины. И его сестра рассказывала, как там красиво… Описывала мне, что видит вокруг – старинные дома Невского проспекта, машины… Украшенные гирляндами деревья.

– Нравится? – шепчет Клаус, подойдя ближе. Склоняется, чтобы меня поцеловать. Я уворачиваюсь, но он клюет меня в шею. – Я думаю, нам надо переходить на новый этап отношений. Мы же не школьники, Люб…

– Я пережила предательство, увидела, как любимый трахает какую-то девицу в нашей спальне и ослепла. Думаешь, мне легко?

Знаю – звучит жестоко… Но, главное, все это ложь. Я выдумываю причины, чтобы с ним не сближаться…

– Пора об этом забыть, Люба. Я тебя не подведу. Заканчивай работу на этом ужасном матче и… Переезжай ко мне. Хорошо, что завтра все закончится…

– Завтра? Как завтра? Бой же послезавтра? – выдыхаю хрипло.

– Дату держали в секрете. Бой точно завтра. А тебя не предупредили? Ты же можешь пропустить его, так? Зачем тебе смотреть на эту кровавую бойню?

– Не могу. Мои девочки будут танцевать, я не имею права ударить в грязь лицом. Клаус, как хорошо, что ты сказал про дату… Мне надо возвращаться в Мюнхен.

– Тогда я поеду с тобой.

***

Глаза слезятся от цветного и сигаретного дыма, стойких запахов пота, крови, кальяна… Кажется, крепкого спиртного, щедро разливаемого из-под полы болельщиками. Они орут с трибун, свистят, машут флагами. А потом снова склоняются к полу, вынимают спрятанную бутылку и разливают спиртное по пластиковым стаканчикам.

Свет прожекторов сливается в сплошное яркое пятно, бьющее по глазам. Кажется, я вся вибрирую – от топота, гула голосов, возгласов и собственного, поглотившего меня с головой волнения.

Миша лежит на полу ринга… Его лицо напоминает кровавое месиво, грудь тяжело и судорожно вздымается, из глаз брызжут слезы. Я сжимаю челюсти что есть силы. И рот закрываю ладонью, чтобы не заорать в голос. Рядом ведь Клаус… Мужчина, которого я не люблю.

– Люба, девчонки станцевали. Сейчас этого громилу повергнут и… Может, сейчас уйдем? – бормочет он, касаясь моего локтя. – Зачем тебе на это смотреть? Здесь небезопасно. Мне кажется, это нокаут.

Его слова будто опаляют жаром… Нокаут. И я ведь совершенно сломлена. Повержена обстоятельствами, из паутины которых не могу выбраться. Медленно поворачиваюсь и смотрю в глаза Клаусу. Почему я сижу здесь? Стесняюсь чего-то, пока Мишу убивают.

Вытаскиваю из кармана тренерский бейдж и со всех ног бегу к рингу. Меня пытаются удержать, хватают за руки, но я успеваю увернуться. Кричу что есть мочи:

– Ми-иша! Миша, вставай, пожалуйста.

В голосе слезы, а перед глазами мелькают черные мушки… И уши закладывает от свиста, музыки, грохота. А потом все словно исчезает. Становится незначительным, прозрачным… Как кадры замедленной съемки. Миша встречает мой взгляд. Стоит, покачиваясь и роняя кровь. Она стекает по его лицу на подбородок, шею, грудь… И от вида окровавленного, избитого мужчины мне хочется выть. Громко и рвано…

– Зачем? – выдыхает он. Качается и снова падает на пол под довольный свист болельщиков Зверева.

– Подари мне свою победу! Вставай! Вставай же!

Слышу, как щелкают затворы фотоаппаратов. Меня заметили. Вокруг моей дрожащей фигуры разливается свет прожектора. Окружающий гул на миг смолкает, а потом мои мольбы поддерживают наши…

– Фи-илин! Побеждай! Народ, давайте поддержим! Вста-вай! Вста-вай! Россия! Россия!

– Люба, зачем она тебе? – снова поднимается Миша. Отклоняет ленивый удар Зверева – похоже, тот уже не сомневается в победе.

– А если я скажу, что люблю тебя? – кричу я.

Плевать, что все подумают. На все плевать… На гудящую толпу, застывшего за спиной Клауса, журналистов, бросившихся ко мне, как стая голодных псов.

– Что? Люб...

– Я люблю тебя! Пожалуйста… Даже, если ты меня так и не простил, подари мне победу. Потому что я тебя простила… За Олежека, за.. все, Миш.

Глава 28.

Глава 28.

Люба.

Вспышки фотоаппаратов ослепляют. Глаза щиплет от хлынувших слез, плечи зябко дрожат… Мне одиноко в ревущей толпе… И я больше ничего не могу сказать или выкрикнуть – голос садится до шепота. Может, Миша и не услышал меня вовсе? Однако, я продолжаю стоять возле ринга и сверлить его взглядом.

Он поднимается под разочарованный стон болельщиков Зверева. На таком же фальшиво-бодром «пя-ять» арбитра. Наверняка тот хотел быстрее завершить бой, зафиксировать нокаут и свалить в туман – отмечать победу молодого, перспективного бойца.

– Бой! – кричит он, спешно стирая пот со лба.

Мне неважна его победа, но я знаю, как она нужна Мише. Я тоже спортсменка… Набираю в легкие побольше воздуха и кричу:

– Миша! Давай! Россия! Пи-итер!

Получается хрипло и жалко, но мой благородный порыв подхватывают болельщики. Они орут так, что закладывает уши.

Я могу лишь выпустить стон облегчения. И торжествующий стон – в тот момент, когда вижу, как работает на ринге Филинов. Это по-настоящему страшно… Я зажмуриваюсь, слыша звуки ударов, хруст костей, рычание…

А потом медленно, опасаясь увидеть его лежащим навзничь, открываю глаза…

– Десять, девять… – кричит арбитр.

Несломленный, истекающий кровью, едва стоящий на ногах, над рингом возвышается Миша. Зверев ползает по полу, старается подняться, но падает. Его тренер шипит какие-то лозунги, но все бесполезно. Команда Зверева пытается его умывать, приводить в чувства, всячески тормошить…

– Восемь, семь…

– Ура! Победа! – преждевременно кричат болельщики. Свистят и машут флагами.

– Шесть, пять, четыре…

– Филин – чемпион!

– Три, два, один! Чемпионом Европы становится Михаил Фили-иноффф!

Я реву. Вою, закрыв лицо ладонями. И сквозь слезы вижу, как Миша улыбается. Вытаскивает изо рта защиту и благодарит болельщиков. Коротко – потому что каждое слово дается с трудом.

Поднимает над головой чемпионский пояс и тотчас сгибается пополам. Я слышу, как зовут врача. Мишу укладывают на носилки и уносят.