Любимая женщина Альберта Эйнштейна

Эйнштейн еще раз перечитал письмо. Конечно, идея здравая. Рассел прав: все мы пристрастны в своих чувствах. Однако, как люди, мы должны помнить о том, что разногласия между Востоком и Западом должны решаться только таким образом, чтобы дать возможное удовлетворение всем: коммунистам и антикоммунистам, азиатам, европейцам или американцам, белым и черным. Эти разногласия не должны решаться силой оружия. Это должны понять как на Западе, так и на Востоке.

Сейчас же нужно ответить Бертрану. Эйнштейн неловко повернулся в кресле и едва не застонал от боли. Что за черт, отчего же такая тяжесть в животе?.. Когда боль стихла, забившись куда-то в глубину, Эйнштейн позвал Элен и попросил принести кофе. А сам принялся сочинять ответ, полный безоговорочной поддержки плана Рассела. Но заметил при этом, что сам он, к большому сожалению, не сможет в данный момент оказать какую-либо реальную помощь, поскольку хворает, но подпись свою с удовольствием поставит. Подумав, он написал несколько имен ученых, но, что-то вспомнив об одном из них, вычеркнул. Потом Эйнштейн отдал письмо секретарю и велел поскорее отправить.

Буквально через неделю, разбирая почту, Элен Дюкас обнаружила очередное послание Бертрана Рассела и тут же отнесла его патрону. Пробежав текст, Эйнштейн поправил одно-два слова и подписал манифест.

* * *

...16 апреля после обеда Эйнштейн, как обычно, отдыхал у себя в комнате. Верная Элен Дюкас, находившаяся в соседнем кабинете, внезапно услышала шум падающего тела. Она вбежала и обнаружила Эйнштейна лежащим на полу ванной комнаты. Буквально за несколько дней до этого она заметила, как лицо Эйнштейна исказила гримаса нестерпимой боли, и встревоженно спросила: «Все ли в порядке?» Через силу он ей ответил в своей обычной манере: «Всё – в порядке. Я – нет».

Прибывшие врачи никак не могли уговорить Эйнштейна отправиться в больницу. Он категорически возражал. Морфий снял боли, и Эйнштейн уснул. Элен пристроилась на диванчике в кабинете хозяина, который располагался дверь в дверь с его спальней, и всю ночь подавала больному кубики льда и минеральную воду, чтобы не допустить обезвоживания организма.

На следующий день врачи продолжали настаивать на немедленной госпитализации. Эйнштейн по-прежнему сопротивлялся. Решающим аргументом доктора Дина стал упрек:

– Если вы откажетесь, вы станете тяжким бременем для миссис Дюкас. Не жалеете себя, пожалейте хотя бы ее.

В городской больнице, куда доставили больного, диагностировали разрыв аневризмы брюшной аорты. Больному сделали внутривенные уколы и напичкали обезболивающими таблетками. Эйнштейн отказался от операции, сказав, что не верит в искусственное продление жизни, и попросил телефон. Первый звонок он сделал Элен, попросив срочно привезти первый, черновой вариант текста своего телевизионного выступления, а также экземпляр еженедельника Стоуна и свои последние заметки по единой теории поля.

Эйнштейн все еще возился со своими уравнениями, когда явился его старинный приятель Отто Катан. Эйнштейн, приложив руку к груди, радостно сказал другу, что теперь чувствует: успех его теории единого поля близок, осталось чуть-чуть... Но мечта о том, чтобы все сущее описать одним уравнением, преследовавшая его всю жизнь, так и осталась мечтой.

Навестив его в больнице, падчерица Марго нашла отчима в бодром расположении духа: «Он говорил с глубоким спокойствием, о врачах даже с легким юмором и ждал своей кончины, как предстоящего «явления природы». Насколько бесстрашным он был при жизни, насколько тихим и умиротворенным он встретил смерть.

Без всякой сентиментальности и без сожалений он покинул этот мир».

В четверть второго ночи 18 апреля дежурная медсестра заметила на мониторе, что у Эйнштейна затруднения с дыханием. Пошла проверить, подняла обездвиженному больному голову. Он по-прежнему очень тяжело дышал. Испугавшись, сестра кинулась к двери, чтобы позвать врача, но не успела. В своем бредовом медикаментозном сне Альберт Эйнштейн пробормотал несколько слов по-немецки, которые медсестра не разобрала, сделал два глубоких вдоха – и умер...

Подводя жизненные итоги, он был чрезмерно строг к себе, говоря, что ни в чем не удался. Не состоялся как муж, ни одну женщину не сделал счастливой, не состоялся как отец и не состоялся, в общем, как ученый. Сжигая незадолго перед смертью свой архив, сказал близким, что без его открытий человечеству будет легче жить.

Вероятнее всего, он имел в виду свои идеи об отсутствии пустоты, об отрицательной энергии. Хотя это предположение тоже относилось к теории относительности. Или к теории невероятности...

В то воскресенье на столике у его больничной койки лежала неоконченная рукопись. В ней были новые уравнения, приводящие к единой теории поля. Рядом были наброски к докладу, который он собирался сделать по случаю седьмой годовщины образования Государства Израиль. В нем содержалось признание: «Все, к чему я стремился, – это своими слабыми силами служить правде и справедливости, даже рискуя при этом никому не понравиться».

Он надеялся, что завтра боли хоть немного стихнут и он сможет еще поработать.

Эйнштейн не хотел, чтобы поклонялись его костям, поэтому оставил указание о кремации. Прах Эйнштейна был развеян над рекой Делавэр, а его мозг, считавший границу между прошлым, настоящим и будущим «упрямой иллюзией», растворился в реке времени. Не зря он не раз повторял, что в конце концов умереть тоже неплохо.

* * *

Буквально перед посадкой в самолет Рим–Париж Бертрану Расселу сообщили о смерти Альберта Эйнштейна. «Я чувствовал себя разбитым, – вспоминал он, – не только по понятным всем причинам, но еще и потому, что понимал: без его поддержки мой план обречен на провал... Но по приезде в Париж я получил его письмо с согласием поставить свою подпись. Это было одним из последних деяний его общественной жизни».

Одно из последних... Даже мертвый Эйнштейн еще служил миру и науке.

Патологоанатом Томас Харви с согласия родственников сохранил мозг Эйнштейна в формалине, а офтальмолог Генри Абрамс не удержался от искушения законсервировать глаза ученого. Часть срезов мозга была роздана специалистам. Дотошные исследователи выяснили, что мозг Эйнштейна находился в пределах обычной нормы. Однако латеральная извилина, отделяющая теменную область от остального мозга, отсутствовала. Возможно, именно поэтому эта доля мозга оказалась шире, чем у обычных людей. В медицине принято считать, что именно она отвечает за пространственные ощущения и аналитическое мышление. Ведь сам Альберт Эйнштейн не раз говорил, что мыслит скорее образами, нежели понятиями...

9 июля 1955 года в прессе было опубликовано обращение одиннадцати ученых, которое вошло в историю как «Манифест Рассела–Эйнштейна». Его подписали Макс Борн, Фредерик Жолио-Кюри, Перси Бриджмен и другие. Своим гражданским долгом они считали напомнить и предостеречь землян: «Перед нами лежит путь непрерывного прогресса, счастья, знания и мудрости. Изберем ли мы вместо этого смерть только потому, что не можем забыть наших ссор? Мы обращаемся как люди к людям: помните о том, что вы принадлежите к роду человеческому, и забудьте обо всем остальном. Если вы сможете сделать это, то перед вами открыт путь в новый рай; если вы это не сделаете, то перед вами опасность всеобщей гибели».