Любимые забавы папы Карло

Натянув халат, я побрела на кухню. Работать на телевидении, слава богу, надо не каждый день. Будем надеяться, что в дальнейшем я сумею после окончания эфира не спать сутки напролет.

Утро побежало своим чередом. Олег и Сеня уехали на работу. Томочка отправилась с Никиткой в парк, Кристина умчалась с подружками купаться, а я стала шляться по квартире, раздумывая, с чего начать домашние дела: загрузить стиральную машину, а потом взяться за пылесос? Или наоборот? А еще нужно сесть за стол и начать писать новую рукопись. Впрочем, встречу с музой можно временно отложить. Пять дней тому назад я отволокла своему редактору, Олесе Константиновне, новый шедевр, и теперь нужно дождаться ее замечаний. Вот исправлю все и со спокойной совестью схвачусь за ручку, а пока у меня заслуженный отпуск. И день следует начинать красиво.

Значит, так, на фиг уборку и стирку. Дело это глупое. Едва смахну пыль, как она снова сядет на мебель, а выстиранные вещи потребуют глажки. Сложу их в шкаф и услышу от Олега, что его рубашки валяются измятыми. А так – в шкафу пусто, следовательно, и утюг вытаскивать незачем. Сначала приму ванну с пеной. Затем выпью кофе, потом…

Приятные мысли нарушил звонок телефона. Я посмотрела на часы. Девять утра, немного рановато для постороннего человека. Надеюсь, ничего не случилось с домашними.

– Вилка, – зачастил в трубке голос Киры, – ну как? Добыла квитанцию?

И тут я сразу вспомнила об ожерелье и Эдуарде Малине.

– Кируся, – защебетала я, – не волнуйся, все хорошо.

Подруга молча выслушала информацию.

– Мне конец, – прошептала она.

– Не говори ерунды!

– Он вор.

– Ну… может, и так!

– Спер украшение.

– Кирочка, – попыталась я успокоить Нифонтову, – еще не вечер…

– Нет, – резко перебила меня она, – все очень и очень плохо. Просто ужасно. «Ошейник» с изумрудом исчез, я его не найду. Придется сказать Борьке правду, он рассвирепеет, выгонит меня вон, отберет детей…

– Ну и чушь тебе в голову пришла! – воскликнула я. – Предположим, муж решит подать на развод. И что ужасного? Ты же не убогая пьяница! Уважаемый человек, кандидат наук, получаешь зарплату. Разбежитесь в разные стороны интеллигентно. Боря воспитанный человек, он оставит тебе квартиру, станет платить алименты на детей.

Кира истерически захохотала:

– Нет, ты его не знаешь. Борька всегда говорит: «Если мы разойдемся, имей в виду, детей не получишь никогда». Он меня вытолкает взашей да еще всем вокруг расскажет, что я шлюха. Знакомые на его стороне окажутся.

– Кируся, – попыталась я успокоить подругу, – подожди, до праздника почти месяц, можно…

– Нельзя, – оборвала меня Нифонтова, – ладно, Вилка, спасибо, ты тут, конечно, ни при чем. Я совершила ужасную глупость, мне за нее и отвечать. Все. Понятно?

– Эй, постой, – заорала я, – не вздумай ничего рассказывать Борису!

– Он в Питере, вернется через три дня.

– Вот и хорошо.

– Просто замечательно, – протянула Кира. – Ладно! Прощай, Вилка! Не поминай меня лихом!

Из трубки понеслись противные гудки. Я растерянно положила телефон на столик, пошла было в ванную, но потом вернулась, набрала номер Киры и услышала:

– Сейчас я не могу ответить на ваш звонок, оставьте сообщение после гудка.

Решив не сдаваться, я попыталась соединиться с Кирой по мобильному.

– Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети, – сообщил механически-вежливый голос.

В мое сердце холодной змеей стала вползать тревога. Хотя с какой стати я дергаюсь? Вполне вероятно, что Кира на работе. Я сбегала за записной книжкой и стала снова тыкать пальцами в кнопки.

– Слушаю, – прозвенел тоненький, совсем детский голосок.

– Будьте любезны Нифонтову.

– Ее сегодня не будет.

– Почему? – вырвалось у меня.

– Заболела, – равнодушно сказала собеседница, – только что звонила и сообщила: «Не приду, сердце прихватило». Оно и понятно! Жарища какая!

– Спасибо, – пробормотала я, – большое спасибо.

Змея тревоги превратилась в дракона. Пару минут я стояла столбом, потом стала одновременно натягивать футболку, джинсы, кроссовки, схватила ключи и побежала к машине. С какой стати Кира сказала мне: «Прощай, Вилка! Не поминай меня лихом!»

С чего ей в голову взбрели эти слова?

Дверь в квартиру Киры украшала записка: «Открыто. Входите».

Я ринулась по коридору, громко крича:

– Эй! Ты где?

Мрачная тишина послужила ответом. В гостиной пусто, в кабинете, кухне, детских комнатах тоже. Последней шла спальня Киры. Я влетела в опочивальню, отделанную розовым шелком, и сразу увидела Нифонтову. Подруга, одетая в красивую пижаму, лежала на кровати. Волосы ее были аккуратно уложены, лицо тщательно подкрашено, на тумбочке лежала записка. Мои глаза разом увидели весь текст.

«Боря! В моей смерти никто не виноват. Доктор сказал, что я неизлечимо больна. В этом случае лучше добровольно уйти из жизни. Я очень люблю тебя. Я была тебе верной женой и хорошей матерью. Подаренное тобой ожерелье я отнесла в монастырь, чтобы монашки поминали меня, совершившую страшный грех самоубийства, в своих молитвах. Это было моим последним желанием. И потом, ты же подарил мне его, значит, я могла поступить с ним по своему усмотрению. Прости. Прощай. Тебе одному придется растить детей. Твоя несчастная Кира».

Трясясь от ужаса, я вытащила мобильный. Господи, сделай так, чтобы Лиза была на работе. Наша с Томочкой давняя приятельница, Лиза Вишнякова, работает в больнице, в отделении, куда свозят людей, решивших под влиянием минуты уйти из жизни.

– Вторая токсикология! – прозвучало из трубки.

– Девушка, – заорала я, – позовите Вишнякову! Срочно!

– Сейчас.

Я перевела дух, слава богу, повезло.

– У телефона, – произнесла Лиза.

– Господи, – завизжала я, – помоги!..

Около сорока минут я сидела, леденея от ужаса, около Киры. Все попытки напоить ее водой окончились неудачей. Нифонтова никак не реагировала на меня, не отвечала на вопросы и не шевелилась. Но она была жива, дышала тихо-тихо, медленно, почти незаметно.

– Что она сожрала? – деловито спросила Вишнякова, врываясь в спальню. За ней маячила медсестра.

Я ткнула пальцем в пустые упаковки.

– Вот.

– Ясно, – рявкнула Лизавета и принялась ловко отламывать головки у ампул.