Любимый ученик Мехмед

— Я зря выбрал это время? — спросил Андреас, как ни в чём не бывало. — Почему зря?

— Потому что именно в это время меня учить труднее всего, — с вызовом ответил Мехмед и пояснил: — Я и так-то не очень прилежен в учёбе, а именно в это время в меня будто шайтан вселяется. Ты ничему не сможешь меня научить, а вот я буду испытывать твоё терпение.

Принц говорил небрежно, словно не о себе. Да и выражения, которые он использовал, не подходили мальчику его возраста. Так мог бы сказать кто-то из взрослых: «Ты не прилежен в учёбе. Ты испытываешь моё терпение». Очевидно, Мехмед передразнивал своих учителей, а заодно насмехался и над новым, но главный вывод, сделанный Андреасом, заключался в том, что ученик испорчен. Принц уже прошёл ту стадию, когда замечания ранят сердце и заставляют задуматься. Сердце Мехмеда огрубело, и теперь он принимал любые неодобрительные слова на свой счёт с полнейшим безразличием — поэтому и повторял их небрежно. Даже слово «шайтан».

«Неужели, здесь дошли до того, что поминают шайтана?» — Андреас с трудом в это верил, поскольку помнил, что чиновники в Эдирне, говоря о принце, выбирали слова очень осторожно. Получалось, что Мехмед своей строптивостью настолько утомил наставников в Манисе, что они срывались на него, открыто злились. Конечно, это недопустимо. Правда, голову за такое не потеряешь — разве что лишишься должности, однако нет смысла гнать учителя с должности, если другой через некоторое время начнёт вести себя так же.

«Ну и мальчик мне достался!» — подумал молодой грек, искренне удивился и, не скрывая этого удивления, спросил:

— В самом деле? В тебя вселяется шайтан?

Мехмед улыбнулся, будто чертёнок, замышляющий пакость:

— Да.

— То есть ты ведёшь себя неподобающе?

— Да. Я даже могу сбежать с урока.

«Вот, почему главный распорядитель осведомлялся о моём умении бегать!» — подумал Андреас, а вслух спросил:

— Почему же с нынешнего урока не сбегаешь?

Принц смутился, но почти сразу нашёлся и продолжил всё с той же наглостью:

— Хочу на тебя посмотреть. Мне сказали — у меня новый учитель. И мне стало любопытно.

— Ну, и что ты обо мне думаешь? — с нарочитым спокойствием спросил Андреас.

— Я думаю, что ты дурак, и другие учителя обманули тебя очень легко! — победно воскликнул Мехмед. — Теперь они ни за что не захотят поменяться с тобой временем уроков. Ты так и будешь мучиться.

— Пока что я не мучаюсь, — пожал плечами грек.

Принц посмотрел на него с подозрением:

— Нет? А что же ты сейчас делаешь?

— Веду интересную беседу с необычным мальчиком, — ответил Андреас.

На лице Мехмеда отразилось что-то вроде досады:

— И тебе всё равно, что я оскорбляю тебя?

— Пока что не оскорбил.

— Я назвал тебя дураком! — принц вскочил.

— Ты привёл весьма убедительный довод в подтверждение своих слов, — невозмутимо ответил молодой грек. — Я подумаю над ним. Если я, по твоему мнению, выбрал неправильное время, то, может, мне всё же удастся исправить дело. Если я пойму, почему именно на втором уроке в тебя, как ты сказал, вселяется шайтан…

— Ты не только дурак! — начал кричать Мехмед. — Ты урод! Сын осла! Грязный оборванец! Ты… — принц вдруг замолчал и расплылся в язвительной улыбке. — Ну, вот теперь я просто обозвал тебя и не привёл ни одного довода в подтверждение своих слов. Как тебе теперь, учитель?

— Да, шайтан разбушевался, — Андреас покачал головой, а затем вдруг поднял руку и перекрестил принца-мусульманина.

Мехмед вздрогнул, испугался:

— Со мной нельзя так делать, — тихо проговорил он, то есть уже не кричал.

— Однако помогло, — задумчиво проговорил грек. — Согласно моей вере, это помогает от разбушевавшегося шайтана. Шайтан успокоился.

— Нет, — принц снова язвительно улыбнулся. — Шайтан не успокоился, потому что сейчас я сбегу с урока.

Андреас лишь пожал плечами, а мальчик направился к выходу из комнаты и вдруг обернулся:

— Кстати, а почему ты сидишь, когда я на ногах? Я — принц, и ты не имеешь права сидеть, если я не сижу.

Молодой грек поднялся на ноги:

— Прости меня, принц Мехмед. Ты мне столько всего наговорил, что я как-то забыл о церемониях.

Мехмед подошёл к двери и снова обернулся:

— А ты не собираешься меня ловить?

— Я должен?

— Другие учителя ловят.

— Так вот, в чём дело! — Андреас засмеялся, искренне и добродушно. — Ты просто играешь с учителями в догонялки. Здесь, во дворце, наверное, нет твоих сверстников, с которыми ты мог бы играть, и потому ты играешь с учителями.

Несомненно, принц стремился сделать всё, чтобы преподаватель начал ругаться, а когда вместо замечаний последовало одобрение, пусть непрямое, строптивый ученик растерялся.

Андреас рассчитывал, что так и будет, но нисколько не лукавил, когда искал извинение для мальчика, стремившегося сбежать с урока. Молодой учитель искренне хотел увидеть в своём ученике что-то хорошее, проникнуться к Мехмеду симпатией, ведь чему-то научить можно лишь того, кто тебе нравится. Если ты ненавидишь своего ученика, то не сможешь научить ничему.

Молодой наставник продолжал понимающе улыбаться, а принц растерянно смотрел на него. Как видно, четырнадцатилетнему сорванцу никогда в голову не приходила простая мысль, что он ещё отчасти ребёнок, поэтому детское желание поиграть вполне оправданно. Мехмед вдруг взглянул на своё поведение с другой стороны, не предосудительной, и вдруг поверил, что не так плох, как говорят другие. Огрубевшее сердце чуть размякло.

— Значит, сверстников действительно нет? — уже серьёзно спросил Андреас.

Принц не ответил и всё с той же растерянностью, которую у него не получалось скрыть, повторил свой вопрос:

— Ты собираешься меня ловить?

— Я полагаю, принц Мехмед, что, если ты хочешь играть с кем-то в игры, то надо просто попросить, а не заставлять. Сейчас ты пытаешься заставить.

— Значит, не будешь ловить?

— А зачем ты меня заставляешь? Боишься просто попросить? Боишься, что я не соглашусь?

— А ты бы согласился? — наследник престола, продолжая стоять возле дверей, каждое мгновение колебался, открыть их или нет. — Если я тебя попрошу, ты согласишься?

— Я полагаю, принц Мехмед, что перед тем, как просить, лучше сначала проявить уважение к своему товарищу…

— А если я не проявил, то товарищ откажется, — докончил Мехмед усталым голосом, показывая, что слишком часто слушает поучения.

— Нет-нет, я не утверждаю, что обязательно откажется, — поспешно возразил учитель, но не сделал ни одного шага к дверям. — Я хотел сказать, что если проявлять уважение, тогда на твою просьбу почти наверняка ответят «да», а если ты уважения не проявляешь, тогда «да» и «нет» одинаково вероятны. Многое зависит от того, что за товарищ тебе попадётся. Он может простить тебе твою дерзость и сказать «да», а может не простить и сказать «нет». А может просто не обратить внимания на дерзость, и тогда всё-таки скажет «да», — Андреас снова улыбнулся и хитро сощурился. — Так что же? Дерзнёшь попросить меня поиграть с тобой в догонялки?