Любить или воспитывать?

– Еще не пробовал, хотел с вами посоветоваться.

– Считайте, что посоветовались.

– «Юстас – Алексу»… Штирлиц понял. Я пойду?

– Идите. И – удачи!

Интеллигентные люди

Я совершенно не понимала, что творится с этим ребенком.

В свои девять лет он писался в кровать, боялся темноты, каких-то загадочных привидений, то и дело покрывался никак не связанной с изменением диеты коростой – то ли дерматит, то ли экзема, а вдобавок ко всему в последнее время у него еще и болели ноги, да так, что он, бывало, не мог встать утром с кровати.

Многочисленные врачи, анализы, томографии, аллергопробы ничего такого особенного не выявляли. От всевозможных вариантов лечения, которые специалисты все же считали необходимым прописать, садился иммунитет и заводились новые болезни – грибок, гастрит, не проходящая простуда… Съездили к бабке-ворожейке в Псковскую область. Бабка пошептала над водичкой, раскинула на столе гречневую крупу и уверенно диагностировала: сглаз от зависти. Даже не поинтересовавшись, чему тут, собственно, завидовать, родная бабушка ребенка напрямую спросила: «Сколько будет стоить снять? За ценой не постоим». Ворожейка тяжело вздохнула и честно предупредила, что попробовать, конечно, можно, но гарантий никаких: сглаз не на самом мальчике, а работать с колдовской материей опосредованно очень трудно. Два месяца (пока длилась работа над сглазом) пятеро людей с высшим образованием следовали рекомендациям бывшей колхозной скотницы. Состояние их сына и внука как будто бы улучшилось, но потом все вернулось на круги своя.

Сказать честно, я понимала в происходящем еще меньше скотницы-ворожейки – у нее, по-видимому, имелась хоть какая-то концепция. Вообще-то у детей лет до десяти не бывает своих психологических проблем – только проблемы, идущие из семьи. Если, конечно, у ребенка нет органического поражения нервной системы или каких-то тяжелых хронических заболеваний. У Максима ничего подобного, к счастью, не имелось (его достаточно обследовали, чтобы можно было говорить об этом с уверенностью).

– Расскажите о вашей семье. Как там у вас все обстоит?

– Да-да-да, мы понимаем, о чем вы спрашиваете, – согласно закивали головами мама и бабушка. – Не было ли ссор, скандалов, насилия, выяснений отношений при ребенке и все такое. Нет-нет-нет – ничего подобного у нас никогда не было. Мы все интеллигентные люди и понимаем, что ребенку в первую очередь нужен психологический комфорт. Бабушка у нас кандидат наук, а второй муж мамы и вовсе доктор, профессор. В нашем доме даже голос повышают крайне редко – по пальцам можно за последние годы пересчитать.

– Из кого состоит ваша семья?

– Кроме Максима – мама, отчим, бабушка, дедушка. Была собака, но поскольку у Максима предполагали аллергию, пришлось ее отдать… До сих пор по ней скучаем.

– Живете все вместе?

– В общем-то, да, но дедушка у нас большую часть времени проводит на даче, в загородном доме. Переезжает в город только на январь-февраль, а уже в середине марта – снова за город.

– Родной отец Максима?

– Здесь все совершенно цивилизованно. Он регулярно приходит, приносит подарки, водит его гулять, в театр, в зоопарк. На день рождения Максим его всегда приглашает, и мы, конечно, не препятствуем. Отец есть отец…

– Отношения с отчимом?

– Хорошие. Они вместе смотрят хорошие фильмы, чинят велосипед, когда здоровье Максима позволяет, мы всей семьей ездим куда-нибудь…

Никаких зацепок.

Проще и честнее всего было бы признаться в моем полном в данном случае бессилии и послать их дальше по медицинским инстанциям – искать какие-нибудь хитромудрые глисты, редкую инфекцию, неопознанное генетическое заболевание и т. д.

Но интуиция подсказывала иное: Максим – мой пациент.

Мама с бабушкой вроде бы сказали мне все, что могли и хотели.

Попробовать вызвать и разговорить мужчин? Дачный дедушка оказался недосягаем. Родной отец Максима пришел вместе с бывшей женой и с очень недовольным видом подтвердил все то, что она говорила прежде. Никаких собственных соображений о причинах болезней Максима у него не было. А мальчика между тем высадили из школы на домашнее обучение – он пропустил почти целиком две четверти. Максим очень переживал – он любит общаться, в школе у него много приятелей…

Оставался отчим. Я попросила его прийти без жены. Действительно – спокойный, интеллигентный мужчина с легкой сединой на висках, несколько удивлен тем, что оказался в детской поликлинике.

– Я, право, даже не знаю, что вам сказать. Если честно, то я ведь с Максимом почти не общаюсь. Мама, бабушка, все эти лечения, процедуры…

– У вас есть свои дети?

– Нет, к сожалению. В молодости я много занимался наукой, карьерой…

– А теперь, здесь, в этой семье?

– Я очень хотел. Но жена сказала, что ей просто не потянуть еще одного. Заняться вторым ребенком – значит, махнуть рукой на здоровье Максима.

– А вы?

– Что ж, я согласился. Надо быть реалистом: вряд ли от меня была бы большая польза в уходе за младенцем. Стало быть, все действительно легло бы на ее плечи. А если ребенок окажется не слишком здоровым – ведь мы оба не так уж молоды…

Он говорил по-прежнему спокойно, но в его глазах была такая тоска…

– Вы согласились, но вы…

– Мне регулярно снится один и тот же сон. Я держу на руках своего собственного ребенка, такого, знаете, лет двух… Он такой теплый, увесистый, и я подбрасываю его наверх, к солнцу, лучи пробиваются сквозь его волосики, бьют мне в глаза, он смеется… Я даже не могу разглядеть, мальчик это или девочка…

– И когда вы видите этого вечно чем-то болеющего Максима…

– Не спрашивайте!.. Понимаете, мы с женой действительно любим и уважаем друг друга…

– Почему дедушка все время живет на даче?

– У него плохие отношения с женой. Давно. Там, в поселке, есть молодая любовница…

– Какие на самом деле отношения у вашей жены и свекрови?

– Очень сложные. Мать, конечно, все время пытается ей диктовать… Я так понимаю, что и первый брак у жены отчасти из-за этого распался…

– И все это действительно шито-крыто, тихо-интеллигентно?

– Безусловно! Никаких ссор, скандалов…

– Ага! – сказала я.

– Что – ага?! – удивился доктор наук.

– Придете все вместе, включая папу Максима и дедушку. Кажется, я поняла, что происходит.

Вся взрослые в сборе, кроме все-таки увильнувшего дедушки.

– Есть темная комната, – говорю я. – В ней что-то, может быть, опасное. Когда в нее страшнее войти? Первое: вы знаете наверняка – там спрятался грабитель, или там лежит труп, или там притаился волк. Второе: вы не знаете, что там, но чувствуете – оно там есть…

– Конечно, второе страшнее! – говорит отчим. – К первому можно приготовиться, настроить себя, осознанно сражаться, в конце концов.