Любить или воспитывать?
Шрифт:
– Давайте вы пока посидите в коридоре, а я поговорю с Тамарой.
– Вы психолог? Я слышала, что психологи умеют объяснять сны. Вы можете мой объяснить? Я его помню всегда, наверное, лет с полутора, потому что потом тот диван уже выбросили, мне мама сказала.
– Рассказывай.
– Я просыпаюсь ночью. В комнате еще мама и папа, но они спят. Я их зову, но они не просыпаются. Тогда я встаю и иду в другую комнату, там бабушка, она тогда была еще жива. Я совсем маленькая, а все вокруг такое большое… Мне страшно, но все равно надо идти. И вот я стою на пороге, там диван, бабушки нет почему-то, сквозняк, а за диваном у стены кто-то… что-то… в общем, оно меня как бы зовет… Надо
– Тамара, это сон-инициация. Ты понимаешь?
– Да. Я по этнографии читала.
– Расскажи мне еще о себе.
– Я помню, как первый раз узнала себя в зеркале. Я знаю: большинство животных себя в зеркале не узнают. И вот я, наверное, тоже сначала была животным. И еще кем-то. А потом вдруг они объединились в одно, и я стою на коленках перед зеркалом в комнате и понимаю: да это же там я! Вот, значит, какое у меня теперь лицо, вот как я выгляжу! Так интересно…
– Отстаньте от нее! – я сама слышала в своем голосе почти умоляющие нотки. – С ней все в порядке, ей хорошо и интересно жить. Если на нее не давить, она сумеет адаптироваться в соответствии со своими особенностями. Ее особенности… Считайте, что вам повезло – или, наоборот, не повезло, но Тамара из тех, кого в нашей культуре называют визионерами. Она видит и чувствует мир иначе, чем мы с вами, и это чувствование иногда открывает новые горизонты для идущих следом… Но помните, такие люди всегда очень чувствительны и хрупки, неосторожное воздействие может разрушить…
– Я пришла к врачу в государственное учреждение! – отчеканила мать Тамары. – За лечением и коррекцией поведения дочери. А вы несете какую-то чепуху, словно бабка из желтой газеты. Вы потакаете ее недостаткам, и неудивительно, что Тамаре понравилось беседовать с вами. Но больше мы к вам не придем. Я найду настоящего врача, а не шарлатана…
Они пришли спустя четыре года. Тамара похудела, волосы коротко подстрижены, одета в джинсы и футболку. Осталась сидеть в коридоре.
– Мы тогда лечились у психоневролога. Он нам помог. Она перестала нести чушь и часами смотреть на луну. Окончила школу, поступила в институт на юридический. А теперь… – на глазах у женщины выступили слезы. – Она вообще ничего не хочет. Почти не выходит из дому, почти не ест… Психиатр сказал: надо класть в больницу и назначать сильные препараты. Но вы когда-то… Я ее с трудом уговорила…
– Тамара, Тамара, Тамара! – глаза тусклые и пустые. – Поговори со мной. Я помню твой сон про сущность за диваном. Ты же тогда шагнула туда! Тамара!
– Я вернулась обратно в комнату. Но здесь мне нечего делать. Я больше не вижу снов.
– Ты еще придешь ко мне? Пожалуйста, – я опять почти умоляла.
– Нет. Спасибо вам, но я не приду. Не надо тратить на меня время. У меня все нормально…
Больше я никогда ее не видела. И этот мой рассказ-воспоминание о лунной девочке… Вдруг она прочтет его и тоже вспомнит?
Мои Ромео и Джульетта
Девочка вошла в кабинет, села в кресло и тихо заплакала. Слезы катились как мелкий горох по неподвижному лицу. Так плачут старые женщины. Я как-то сразу поняла, что это была не злость, не обида и не разочарование. Это было отчаяние.
Я испугалась.– Оля, что с тобой случилось?!
– Все, все против нас, – сказала девочка. – И вы тоже будете против. Это вроде бы правильно, я понимаю. Но я так не могу, и этого не изменить.
– Давай-ка ты не будешь решать за меня, – грубовато предложила я. – Объясни, в чем дело, и я сама определюсь, как мне голосовать – за или против.
– Мы любим друг друга, – твердо сказала Оля.
– Ну это понятно, – кивнула я. – А сколько тебе лет?
Девочка была невысокой, но, как я успела заметить, вполне оформившейся.
«Ну вот видите, и вы как все…» – изобразила она печальной гримаской и ответила:
– Четырнадцать.
– Ага. А ему?
– Пятнадцать.
– Отличный возраст для первого серьезного чувства, – прокомментировала я.
– Мы хотим быть вместе. Всегда, – уточнила она. – Мы уже не можем иначе.
– Та-ак, – снова насторожилась я. – Что это значит: уже не можем? Скучаете друг без друга? Или ты беременна?
– Нет, не беременна, – мне показалось, что в ее голосе прозвучало сожаление. – Я с Жолнасом даже никогда вживую не встречалась. Мы в интернете познакомились.
– А-а-а, – я вздохнула с облегчением. – Теперь понятно. А как ты сказала, его зовут?
– Жолнас. Он в Каратау живет, в Казахстане.
– Жолнас понимает и пишет по-русски?
– Да. У него папа казах, а мама с Украины. Они в семье по-русски говорят. Но мы не только переписываемся, мы еще по скайпу разговариваем. С видео. Каждый день. Я всех его братьев-сестер знаю и друзей. А он все мои любимые книжки перечитал и фильмы пересмотрел. А я уже немножко по-казахски понимаю…
– Замечательно! – искренне сказала я. – А много у него братьев и сестер?
– Пятеро – три брата и две сестры. И друзей много, он вообще общительный. Я тоже общительная и тоже хочу много детей. Мы с Жолнасом уже решили – пять или шесть, как выйдет.
– Гм, – сказала я. – Ну, может быть, потом… Но не сейчас же!
– Да, конечно, – грустно кивнула она. – Сейчас вы скажете: твое дело в школе учиться, а не детей рожать…
– А ты с этим не согласна, что ли? – с подозрением спросила я.
– Я не могу без него жить, – ровно сказала Оля. – Как без воды или воздуха. Если его нет, мне больше ничего не надо. Мы решили: раз все говорят, что мы еще маленькие и все это несерьезно, расстанемся на две недели, не будем выходить в интернет и посмотрим, что будет. Я заболела через три дня. Температура под сорок. Врач ничего не понял, отправил меня в больницу – на обследование. Ничего не нашли, сказали – нервное что-то. Через неделю мой брат – ему семь лет, но он очень смышленый и всегда за мной шпионит – нашел правильные кнопки и сказал Жолнасу, что я в больнице лежу. А у них там горы и есть такой Кровавый утес – там можно древним духам их народа принести жертву. Они пошли туда с лучшим другом, я его тоже знаю, он наполовину немец, и шли целый день, и там Жолнас разрезал себе руки и лил кровь в пропасть с этого утеса – просил, чтобы я поправилась и чтобы мы всегда были вместе. Потом он сознание потерял, а друг сбегал к тем, которые в предгорьях в юртах живут, они дали ему ишака, и он его оттуда на ишаке вывез… А потом мама Жолнаса со мной по скайпу говорила и сказала: девочка, ты, если можешь, не мучай моего сына. Если он тебе не нужен, так прогони его навсегда, не назначай сроков. А если нужен, так приезжай к нам, живи, в школу ходи, будешь нам третьей дочерью, а как вырастешь, так и свадьбу сыграем. Потом она отца Жолнаса позвала, он подтвердил, что у них такая традиция с древности есть – чтобы невеста сына в его семье жила…