Любить нельзя отвергнуть

— Нет, не проверяла, — ответила я. Одно время я действительно хотела разобраться и узнать, что же такое я вижу. Информация о сожжённых ведьмах была открытой, а мои сны очень яркими, чтобы сопоставить факты и узнать истину, но я опасалась привлекать к себе внимание. Обо мне и так ходили слухи по всему княжеству. Правда все думали, что меня прокляла ведьма, но всё равно, служитель Иллирии настоятельно просил не искать причин. Посланцам достаточно лишь намёка и затащат на костёр любого. Хотя, леди Хассилинскую вряд ли… но к чему рисковать?

— Всегда на рассвете?

— Иногда ночью, но… редко. Тин, я не могу это обсуждать… мне нужно сходить в храм, — прошептала я, поднимаясь из-за стола, но была остановлена рукой дядюшки.

— Зачем?

— Я чувствую себя грязной… мне нужно исповедаться.

Дядюшка покачал головой.

— Милая, Служитель тебе не поможет, а вот создать проблем вполне может. Тин, что ты думаешь?

— Не знаю, первый раз вижу подобное. Ожоги остаются всегда после этих снов?

— Нет, только в последние два раза. Сегодня сильнее, чем было в предыдущий… честно говоря я боюсь, — едва слышно прошептала я. Почему я чувствую себя словно на суде? Может быть, потому что эти двое взрослых мужчин сидят и решают мою судьбу и при этом строят озабоченные и грозные лица?

— Во время последнего разговора со Служителем, я высказывала опасения, что могу проснуться с опалёнными волосами или обожжённым лицом, он ответил, что мои страхи напрасны, что это просто наваждения, но сейчас… сейчас я уже так не думаю.

Вернулась на своё место, взяла в руки чашку. У дядюшки был изумительный фарфор, он прекрасно занимал мои руки и скрывал нервную дрожь.

— Я до сих пор чувствую запах гари, слышу крики толпы. Они словно безумные желают смерти… Никогда не видела, как сжигают ведьму, но уже сотни раз стояла у позорного столба.

Закрыла глаза, ощущая, как по щекам потекли слёзы.

— Боюсь умереть во сне.

Почувствовала тёплые, утешающие руки на голове, поцелуй в волосах. Я откликнулась на ласку дяди, уткнулась носом в пахнущий свежестью камзол и обняла его. Дома все знали о моих кошмарах, не знать было невозможно, но и сёстры, и дядя предпочитали относиться к ним как к просто дурным снам, не более, и ни разу я не видела от них утешения. Да и не стремилась я делиться своей болью, страхом с родными, честно говоря. И сейчас, когда пожалуй первый раз за всё время я осознала, что сны мои становятся материальными, стало страшно. Очень.

— Ох, граф Тарин! — услышала я изумлённый голосок Лини. Подняла голову и увидела, что обнимаю вовсе не дядюшку, а Тина! Тут же отпрянула от него и спрятала руки за спину.

Лини прошла в холл и склонилась в реверансе, а так как одета она была в домашнее платье, получилось не слишком эффектно, да и зачем она его делала не понятно. Её статус позволял лишь кивнуть графу, а неумелый реверанс тут был совершенно не к месту, и даже на проявление уважения гостя не тянул. Но сестрёнку это, похоже, не волновало, она светилась как светлячок и не отрываясь смотрела на Тина восторженным взглядом, нисколько не смущаясь того, что я только что его обнимала.

— Леди Лини, — кивнул Тин.

— Дарина, я слышала крик. Тара сказала, что тебе приснился кошмар и не стоит беспокоиться, — произнесла она, всё так же, не отрывая взгляда от гостя.

— Да, просто кошмар, — кивнула я.

— Милая, ступай, — отослал свою дочь дядюшка. Она ещё раз поклонилась и побежала наверх. Я так подозреваю, для того чтобы надеть своё лучшее и самое откровенное платье и предпринять очередную попытку ослепить графа Тарина своей красотой.

— Дарина, ты не должна спать одна, — заявил Тин, как только Лини скрылась из виду. — Приар, эти сны очень опасны, я так же опасаюсь за жизнь Дарины, поэтому настоятельно прошу будить её при малейших признаках кошмара.

Я возмущённо открыла рот от столь откровенных заявлений, а дядя важно кивнул.

— Но поручать это служанке я бы не стал, они слишком безответственны и болтливы, — внёс свою лепту дядюшка.

— Я не стану спать со служанкой в одной комнате! — возмутилась я. Тин повернулся ко мне, окинул взором, словно прикидывая, стоит ли настаивать на присутствии служанки или сжалиться над моей и без того потревоженной персоной, и вернулся к дяде.

— Да, служанка не подходит.

Ох, ну спасибо!

— Тогда пусть переезжает к тебе.

— Что? Прекратите немедленно! — закричала я и для убедительности толкнула Тина. Тот от неожиданности подвернул ногу и едва не упал. Стол с завтраком стал препятствием летящему телу, а две чашки из сервиза не пережили нападения и со звоном упали вниз.

— Дарина, ты знаешь, как иначе обезопасить себя от последствий снов? — деловито поинтересовался дядя, никак не отреагировав на нападение на гостя, и заинтересованно наклонил голову в бок.

— Нет, но вы… как вы можете так просто обсуждать это? Да я скорее вообще спать не буду, чем стану жить в доме этого типа! — для убедительности я показала пальцем на Тина.

— Типа? Только недавно я был графом, — грустно сказал тот, обиженно сложил руки на груди и отвернулся.

— Граф или тип, всё одно! Я не хочу, чтобы он приближался ко мне!

— Какая грозная… леди, — вздохнул Тин. — Что ж, нет, значит нет, но то, что завтра ты не проснёшься с ожогами по всему телу, никто не гарантирует.

— А в твоей постели, значит, такая вероятность исключена? Может быть, у тебя даже есть целебное снадобье? — шипела я как змея.

— Постели? Дарина, о чём ты думаешь? Мы же вчера всё решили. Ты сказала нет, и я даю слово, что не стану больше говорить об этом. Сейчас меня волнует не твоё неприступное тело, а жизнь! — всё больше и больше распылялся Тин. — В нашем городе и без того много проблем, и обгоревший труп племянницы графа Доу не прибавит радости ни нам, ни императору!

Я взялась за шею, чувствуя, что начинаю задыхаться, нащупала за спиной кресло и села. Перед глазами всё плывёт, рук почти не чувствую, только грудь сдавило так, что не вздохнуть. Безумие… это всё было безумием. Жила я в своём родном доме, никого не трогала и не беспокоила, мечтала об интересной жизни… домечталась.

— Дарина, — послышался обеспокоенный голос дядюшки. — Принесите воды!

— Не хочу воды, — прошептала я, расстёгивая ворот платья. При двух графах, разумеется, это было недопустимым, но сейчас мне было плевать на правила, моему встревоженному организму требовался воздух. Он должен был помочь пережить потрясение.