Любитель сладких девочек

Как выяснилось, осмотрелась Нинка основательно. Знала, где Панкратов прячет ключ — под нижней ступенькой крыльца с правой стороны.

Была знакома с расположением комнат, очень уверенно маршируя по отполированному ламинату.

Небезызвестно ей было и содержимое его шкафов и холодильника.

— Смотри, Машка, чем большие ребята питаются! — восхищенно выдохнула она, застыв у раскрытых недр огромного холодильника. — А ты макароны трескаешь, елки…

Справедливости ради стоит отметить, Володя себя в черном теле не держал — икорка, балычок, копчености, экзотические морепродукты, фрукты и овощи.

— Слушай, давай сопрем что-нибудь, а? — Нинка в надежде оглянулась на потемневшую, будто предгрозовое небо, Машу. — Куда ему столько? А то у меня ведь ничего, кроме яиц, нет. Что скажешь, Маш? Отпраздновали бы освобождение…

— Закрой, и пошли отсюда, — скомандовала та, изо всех сил стараясь сохранять самообладание. — Вернется.., либо еще кто заметит нас. Загудим в милицию. Будет тебе тогда праздник. Да и душно тут…

Ей и в самом деле стало душно. Мерзко, больно и душно. Желчь волнами поднималась изнутри, вытравливая все хорошее, что еще оставалось в ее сердце. Все то, что успело прорасти там под воздействием неуправляемых, наивных ее эмоций.

Все! Хватит! Хватит пудрить ей мозги и заставлять делать все так, как того хотят другие. Теперь все будет иначе. Буквально все. И первые шаги в этом направлении она уже успела совершить, блуждая анфиладами шикарно обставленных комнат в доме собственного мужа.

Кто бы мог подумать, что это дом ее мужа?!

Куда подевались ханжеские рассуждения о непереносимости супружеских измен? Если Катеньке своей покойной не мог подобного простить, то неужели от самого себя с души не воротит? Сплошь порножурналы и целая полка видеокассет того же содержания. В видеомагнитофоне какая-то дрянь под названием «Страсть обжигает». На одной из кроватей на втором этаже женские трусики. В гостиной пара чулок. В ванной два тюбика губной помады.

К чести обладательницы сказать, очень дорогой помады приятных пастельных оттенков.

Маша, не удержавшись, сплюнула. Неприличный жест, конечно же, для молодой женщины, но что поделаешь, если чувствуешь себя так, словно тебя опустили в чан с нечистотами по самые уши.

— Кобель! — выдохнула она, выбегая по ступенькам на улицу.

— Это точно! — подхватила вездесущая Нинка, следуя за Машей. — Одного не пойму — чего тогда тебя нужно было от тех мужиков отбивать, коли жить с тобой не собирался?..

— Слушай, хватит! — Маша резко остановилась и, развернувшись, вцепилась в Нинкины плечи. — Хватит, поняла?! Все ты понимаешь! Все! И про меня, и про него, и про себя тоже! Нечего здесь передо мной ваньку валять, надоело! Я же вас всех насквозь вижу! Все ваше благородство поганое у меня вот где сидит!..

Она оторвала руки от ее плеч и резанула себя ребром ладони по горлу. Потом ухватила не ожидавшую подобного наскока Нинку за рукав и поволокла сквозь заросли боярышника к припрятанной машине. Там, с силой толкнув ее на водительское сиденье, она громко и отчетливо выругалась, а потом, склонившись почти к самому ее лицу, произнесла:

— Мне плевать, что задумали они! Но я знаю, что задумала ты. И мне приходится играть с тобой в одной команде. Но не вздумай!.. Слышишь, не вздумай пытаться обойти меня или сыграть за моей спиной! Поняла?

— Ага! — кивнула та оторопело, но тут же природная вредность взяла верх над осторожностью, и заухмылявшись, она вызывающе спросила:

— А то что? Что мне тогда будет?

Маша думала чуть меньше минуты. Какое-то чудовищно краткое мгновение она смотрела на Нинку, как на досадное недоразумение, потом дернула плечом и как-то так запросто, без излишнего трагизма в голосе, ответила:

— Тогда я тебя убью…

Глава 14

Сбежать от Нинки оказалось делом достаточно хлопотным. Во-первых, дрянная баба выкрала у нее паспорт. Теперь стал понятен ее суетливый порыв по сбору Машиных вещей в загородном доме Гарика. А куда она без паспорта в Москве? Первый милиционер, который захочет удостоверить ее личность, запрячет в обезьянник. Во-вторых, она буквально не оставляла Машу ни на мгновение. Куда бы та ни шла, будь то магазин либо ванная, Нинка следовала за ней по пятам. И Маше, даже если бы она и захотела, не предоставлялось никакой возможности провести обыск в крохотной комнатке запущенной коммуналки на окраине Москвы. Но она решила не торопиться. Непонятно откуда в ней вдруг зародилось желание осмотреться вокруг себя как следует, прежде чем что-либо предпринимать.

А может, она просто не знала, с чего начинать, и терпеливо ждала его величества случая, способного сподвигнуть ее на какие-либо действия. Эта ее нерешительность самым удивительным образом примиряла ее и с ужасными условиями, в которых она оказалась. И с теми людьми, которые, по мнению Нинки, не должны были никоим образом помешать им. Но соседи, мягко говоря, не прониклись ее уверенностью и считали своим долгом напоминать о своем существовании с раннего утра до позднего вечера.

— Слышь, белобрысая! — тонким фальцетом верещал «пацан-наркоша», труся следом за Машей в обшарпанную кухню. — Нет сороковки, а? Я отдам! Богом клянусь, отдам! Хреново мне, понимаешь! Дай сороковку, а?

Хреново, по всей видимости, ему было всегда, потому что к Маше он прилипал с упорным постоянством — в десять утра и в десять вечера. Денег она ему, конечно же, не давала, хотя и выкрала у своего благоверного, блуждая по его дому, три сотни долларов, без ложной скромности решив, что они помогут ей в тот момент, когда она, наконец, решится ступить на путь восстановления справедливости: Маша «отщипнула» несколько хрустящих бумажек от увесистой стопки.

Старушка — божий одуванчик, которая, опять же со слов Нинки, должна была спать с утра до ночи, занятию этому предавалась крайне редко и все больше горланила песни военных лет, сводя присутствующих с ума жутким тембром своего скрипучего фальшивого голоса.

Но Маша терпела. Готовила неприхотливую еду на грязной кухне. Принимала душ в огромной отколотой чугунной ванне, не без брезгливости всякий раз начищая ее «Пемолюксом». Спала на полу на тощем матраце. И терпеливо ждала.

По опыту прожитых лет она знала, что такое относительное затишье рано или поздно закончится. Что непременно произойдет что-то, с чего начнет закручиваться новый жизненный виток. Но даже в самом кошмарном сне ей не могло привидеться, что он начнет закручиваться именно таким образом…

Тот день ознаменовался тем, что Нинка, вопреки обыкновению, вдруг засобиралась куда-то.

— Я это.., отлучусь тут ненадолго, — начала она мямлить, суетливо натягивая свои жуткие спортивные штаны на мосластые ноги.

— Куда? — сразу насторожилась Маша, а внутри мгновенно все оборвалось: вот оно — начинается.

— Закудахтала! — недовольно буркнула. Нинка, старательно избегая встречаться с ней взглядом. — Сказано, отлучусь! Что здесь такого?

— Да нет, ничего. Только… Только ты паспорт мой верни, пожалуйста. — Маша встала со своей жесткой лежанки и, игнорируя протестующий вопль Нинки, встала у двери. — Не выпущу, пока не отдашь.