Люблю, целую, жму лапу!

– Ты слышишь меня, ужасное создание? Твоё место на подушке! Не смей никуда залезать! И ещё: приличные собаки делают свои дела на улице, а не в шкафу!

Воспитательная речь не удалась. Внимательно таращившийся щенок неожиданно начал самозабвенно облизывать Тарасовский нос. Это было так щекотно и смешно, что Рюрик расхохотался, упав вместе с новым другом на диван.

– Ладно, зато теперь мама будет рада. Я буду закрывать шкаф, – проворчал он, вдоволь насмеявшись. – Пойдём, я купил тебе посуду и какую-то собачью дрянь в банке. Да, и молока купил. Тебе должно понравиться.

Щенку понравилось. Он уделал в кухне пол, разлив молоко и провезя тарелку по диагонали через весь пищеблок. Наверное, следовало купить держатель для миски, как писали в Интернете. Найдёныш ел с таким азартом и напором, что миска в процессе еды двигалась по затейливой траектории, оставляя за собой тропинку из крошек и пятен.

Воду щенок тоже разлил.

– Ты мне надоел, – пожаловался Рюрик. – Сколько можно пачкать?

Щенок умильно взглянул на него и к прочему беспорядку добавил трогательную лужу.

– Ужас, – резюмировал Тарасов, остро пожалев, что не купил щенку манеж, как советовал опытный продавец. К слову сказать, продавец насоветовал столько, что если б Рюрик его послушал, то унёс бы с собой половину ассортимента этого зоомагазина.

Пришлось лезть на антресоли за какой-нибудь коробкой. Наверное, можно было бы забрать коробку из подъезда, но Тарасов побрезговал.

Удивительно, сколько мусора люди хранят дома в надежде, что этот хлам однажды пригодится. Самое смешное, что стоит только выбросить какую-нибудь совершенно дикую и точно ненужную вещь, как по закону подлости как раз она-то и понадобится.

Рюрик с изумлением выгружал из громадной коробки из-под старого телевизора стопки открыток, неработающую камеру, аляповатый светильник с треснувшим абажуром, древний коврик, свёрнутый в трубочку, совершенно новые валенки с галошами, утюг времён Хрущёва, замотанное в тряпки зеркало, пустую фигурную бутылку из-под коньяка, пятнистый мутоновый полушубок, три велосипедных насоса и спинку от железных детских санок. Коробку эту мама категорически запрещала выбрасывать, обещая непременно как-нибудь разобраться, что там лежит. Тарасов к старым вещам относился без должного пиетета. Он бы запросто это всё отнёс на помойку, но мама могла обидеться. Или даже рассердиться. Поэтому, кряхтя и чертыхаясь, он начал запихивать содержимое коробки обратно на антресоли. То, что по принципу тетриса можно утрамбовать в какую-то тару, довольно сложно так же компактно просто поместить в шкаф. Сначала Тарасову в физиономию прилетели открытки, у которых лопнула древняя бечёвка, связывавшая их в аккуратную стопку. Потом прямо в лоб съехал коврик, в довершение на макушку спланировал полушубок, накрыв Рюрика душной нафталиновой вонью. Оставалось только надеяться, что утюг или бутылка не добьют его окончательно.

Коробка щенку не понравилась. Едва Тарасов запустил в неё животное, собачонок начал душераздирающе тявкать и визжать.

– Господитыбожемой, – простонал начинающий собаковод, тоскливо взглянув на часы.

Одиннадцать ночи, спать пора, а он тут занимается неизвестно чем. И ведь собирался заняться личной жизнью, найти девушку. Вот так – человек предполагает, а Бог располагает. Вместо девушки у него теперь собака. И хорошо, если эта собака не девушка. В том смысле, что предпочтительнее кобель, нежели наоборот. А то потом вырастет, нарожает щенков, и тогда Рюрик окончательно свихнётся от безысходности. Тут же мелькнула мысль, что если он когда-нибудь женится, то хорошо бы, чтобы у него родился мальчик, а не девочка.

– Какая муть лезет в голову, с ума сойти, – пробормотал он и в очередной раз выудил щенка из коробки. – Не ори. Сейчас я тебе сделаю уютное гнёздышко.

Тут весьма кстати вспомнился мутоновый полушубок. Пусть мелкий думает, что спит с мамой – мех и тепло опять же.

Тарасов снова полез на антресоли. Едва он открыл дверцу, как на голову вывалился валенок. Хорошо, что не галошей, а голенищем. И не в глаз, а в скулу.

– Я становлюсь оптимистом, – ухмыльнулся Рюрик, выдернув полушубок, лежавший в середине кучи. Было бы странно, если б мутон ушёл с насиженного места один, не прихватив с собой кого-нибудь для компании. Хорошо, что не утюг, а светильник. Тарасов, словно мастер спорта по ловле предметов домашнего обихода, умудрился поймать его за абажур локтевым сгибом. В противном случае ему полночи пришлось бы убирать из коридора осколки.

– Ты очень осложнил мне жизнь, – крикнул он щенку. – Зато это первый вечер за долгое время, который я провёл нескучно.

Ночь обогатила Тарасовский жизненный опыт новыми познаниями. Во-первых, щенки часто писаются и не любят спать на мокром. Во-вторых, если щенок скулит, то даже беруши заснуть не помогут. Жалобный, почти детский плач достигает мозга на уровне подсознания, заставляя суетиться и искать решение проблемы. Между прочим, укачать щенка нельзя. То есть он, конечно, может заснуть у вас на руках, но стоит только попытаться положить его на место, мелкий поганец тут же просыпается и начинает орать ещё жалобнее. В-третьих, если скулящему щенку дать поесть, он моментально затыкается и засыпает.

На работу Рюрик приехал совершенно вымотанный и злой. Даже Светочка, словно почувствовав, что может огрести от раздражённого коллеги, вела себя на удивление тихо. Когда Рюрик подошёл к начальнику отпроситься с обеда, тот не стал возражать, сочувственно глядя на подчинённого, у которого явно были какие-то тяжёлые проблемы. Какие – неизвестно. Не говорит человек – и не надо, чего в душу-то лезть. Надо будет – потом поделится.

Домой Тарасов нёсся, как курица, отлучённая от своего цыплячьего выводка – целеустремлённый и взволнованный.

Уже открывая замок, он услышал тоскливый визг подопечного. Тональность плача разрывала сердце. Рюрик ощутил себя садистом и предателем.

– Ты мой маленький, – запричитал он, ринувшись к коробке.

Маленький тут же радостно запиликал, приветствуя хозяина. Запас еды, оставленный ему в коробке до вечера, был полностью съеден, переварен и выдан обратно. Сам обжора был основательно в этом «выданном» перепачкан. Это Тарасов осознал сразу, едва взяв щенка в руки.

– Фу ты, – рассмеялся он и потащил грязнулю в ванную. Никакой собачий шампунь он накануне покупать не стал. И специальные щётки, мочалки и прочую ерунду – тоже. Поэтому щенок был вымыт ментоловым гелем для душа и высушен феном. Наверняка это было неправильно и ужаснуло бы любого опытного собаковода, но Рюрику на чужое мнение было плевать. Зато щенок снова был чистым и счастливым. Он самозабвенно грыз Тарасовский палец, пока хозяин пальца задумчиво разглядывал «гнездо».

В самый неподходящий момент, когда Рюрик запихивал останки полушубка в мусорный пакет, стараясь не испачкаться, и бдительно косил глазом на найдёныша, чтобы тот опять куда-нибудь не запропастился, позвонила Татьяна.

– Чего мобильный не берёшь? – отчитала она Тарасова. – Я узвонилась уже. И на работе тебя нет. Что случилось? Заболел?

– Нет, – пропыхтел Рюрик, пытаясь ухом удержать телефонную трубку.

– Ты что так дышишь тяжело? У тебя случайно не романтическая встреча там, а?

– Нет, – односложно буркнул Тарасов. Полушубок в пакет не влезал. Рукава, перемазанные явно не шоколадом, торчали наружу. Нужен был ещё один пакет и, наверное, скотч. Подопечный суетился рядом, мешаясь под ногами. Его чрезвычайно вдохновляли Тарасовские тапки, на которые щенок начал охотиться.

– Юрик, в чём дело? Ты какой-то не такой! Колись давай!

– Тань, это долгая история. Ты чего позвонила?

– Хам ты, вот что, – припечатала Ханина. – Звонку девушки надо радоваться, а не задавать такие бестактные вопросы.