Люблю только тебя

Синтия оказалась прирожденной фотомоделью, страстно отдающейся объективу. Миша свозил ее к знакомому модельеру в меховое ателье. Они не спали целые сутки. Вернувшись на рассвете в отель, Синтия сообщила Луизе свою новость, стоя на пороге их люкса, – босая, в белоснежной песцовой шубе до пят.

– И я остаюсь в России, – добавила она. – Это страна будущего. Мне осточертело жить на кладбище.

Луиза безуспешно пыталась дозвониться мужу – в западном полушарии уже наступил вечер, и Теренс, по-видимому, расслаблялся в объятиях шлюх. Она позвонила одному из секретарей американского посольства, с которым ее познакомили на приеме, и тот чуть ли не слово в слово повторил высказывание дочери о России и, соответственно, о Западе.

– Я поступлю, как Понтий Пилат, – говорила Луиза Мейсону, сонному (в Атланте было всего девять вечера) и по обыкновению угрюмому. – Соберу чемоданы и уеду… Нет, только не домой. Что ты, я вовсе не собираюсь мешать счастью собственной дочери, нарушать гармонию двух любящих сердец… Да, конечно, я оставлю ей несколько тысяч наличными… Нет-нет, кредитной карточкой она пользоваться не может… Ты полагаешь, этот Миша захочет переехать в Штаты? Гм… В таком случае нужно будет продумать условия брачного контракта… Да, мне здесь тоже нравится, но я говорю, что не хочу мешать им своим присутствием.

На следующий день она улетела в Штаты, ибо в России, как и в Европе, ей не повезло с сексом. Зеркальце косметички, в которое она часто смотрелась во время полета, сказало ей о том, что пора всерьез заняться своей внешностью. Что Луиза и сделала, едва ступив на родную землю. Два месяца, проведенных в клинике профессора Гопкинса, вернули ей ощущение молодости. Отныне все зеркала кричали в один голос, что она хороша собой. Луиза изменила прическу, цвет волос, макияж и, разумеется, стиль одежды: слишком рано, это ясно, обрекла она себя на элегантные туалеты для дам забальзаковского возраста. Современные кутюрье предлагали столько моделей, чтобы женщина выглядела молодо и привлекательно. Еще почти месяц Луиза провела в Беверли-Хиллз, усердно посещая заведения, где при помощи особой гимнастики обычных женщин превращали в секс-бомб.

Она была неутомима… Как вдруг ей все наскучило, и она пустилась в загул.

…Дней через десять, глянув на себя в зеркало, Луиза ахнула, прикинув, сколько денег и усилий брошено на ветер. На нее смотрела пожилая дама с желтоватыми припухлостями под все еще красивыми глазами и дряблой шеей.

Она достала из шкафа бутылку виски, но в последний момент передумала пить. Через пять минут она уже звонила в Нью-Орлеан – там жила ее единственная школьная подруга, с которой Луиза умудрилась сохранить хорошие отношения.

Ей захотелось выплакаться у нее на груди, в тишине и покое зализать все еще саднящие раны.

– Героиня моей новеллы, за которую я получила премию журнала «Woman's World», [22] говорит в одном из телевизионных шоу: «Такой болезни, как AIDS, не существует в природе. Она – выдумка мужчин-импотентов в ответ на сексуальную революцию шестидесятых годов, их жалкая, немощная, как и их усохшие члены, месть».

Движением руки Стефани откинула со лба свои прямые темно-каштановые волосы и улыбнулась сидящей напротив Луизе. Они завтракали на веранде большого деревянного дома, доставшегося Стефани в наследство от бабушки по материнской линии. Вокруг был сельский простор, хоть дом давно оказался в черте разросшегося города. В придачу к дому Стефани получила несколько акров земли, с которой не пожелала расстаться ни за какие деньги.

22

«Мир женщины» (англ.).

– Ты на самом деле так считаешь? – с робкой надеждой спросила Луиза подругу. – Но ведь они сумели выделить этот проклятый вирус и утверждают, что он якобы передается…

– Я все это слышала! – воскликнула Стефани. – А что им еще остается делать, спрашивается? Государство развалится как карточный домик, если люди вдруг почувствуют себя свободными и от обязанности обзаводиться семьями тоже. Из чего я сделала вывод, что политики наверняка финансируют эту новую антисексуальную кампанию.

– Какое счастье, что я вспомнила про тебя! – Луиза вдруг заметила, что на дворе чудесное утро, что светит солнце, щебечут птицы, что волшебно пахнут цветы и травы. Это было болезненно-радостное осознание, и на глазах у нее выступили слезы. – Ты удивительная женщина, Стефани, – сказала она, промокая уголком платка глаза. – Такое впечатление, что годы не только не сломили тебя, а сделали сильнее.

– Ломают не годы, а мужчины, которых мы подпускаем слишком близко к сердцу, а то и в самое сердце впускаем. – Стефани невесело усмехнулась. – Я постигла это каким-то десятым чувством еще в детстве. Ну да, передо мной был трагический, хотя нет, скорее трагикомический пример моих родителей. Илона Лукач изо всех сил пыталась сохранить свой брак с Эриком Голдстейном, искренне думая, что делает это ради меня. Плюс ко всему прочему бедняжка была непоколебимо уверена, что Эрик скатится в болото, стоит ей бросить его. Что ж, они оказались там оба.

– Твои родители еще живы?

– О да. Люди подобного склада, как правило, доживают до глубокой маразматической старости. Илону я отвезла к сестре в Линкольн, штат Небраска, Эрик в пятьдесят два женился наконец на одной из своих многочисленных подружек. Через год с небольшим его парализовало. Сейчас он находится в приюте для престарелых в Джеймстауне, Северная Дакота. Никого не узнает, кроме моей матери. Правда, к нему, кроме нее, никто и не ездит. Я никогда не любила отца. Я всегда знала, как он относится к женщинам – взять, взять, еще раз взять и ничего не дать взамен. Увы, мать поняла это слишком поздно, когда жизнь уже прошла. А ведь все могло сложиться по-другому: у нее был такой замечательный голос… Нет, я не люблю своих родителей – отца за то, что он такой, какой есть, ну, а мать за ее слабость, из-за которой она не стала тем, кем вполне могла стать. И я не притворяюсь – лицемерие, быть может, самый опасный человеческий порок.

– Ты можешь себе позволить рассуждать подобным образом, ведь ты – настоящая знаменитость. Я видела тебя несколько раз по телевизору. По твоему роману сняли фильм.

– Черт, да они все испортили! – воскликнула Стефани. – Киношники непременно должны сгладить острые углы и втиснуть любой сюжет в опробованную схему. Ну да, они уверены в том, что их стряпню смотрят миллионы, девяносто девять процентов из которых они привыкли считать дебилами. Увы, иной раз приходится идти на сознательный компромисс со своим «я». Ведь кино – прекрасное паблисити. Главное – не тешить себя иллюзиями и не пытаться оправдываться перед прессой и самим собой.

– Это правда, что… – Луиза замялась, не осмеливаясь задать подруге вопрос, который с момента их встречи вертелся у нее на языке. – Понимаешь, я читала в какой-то газете, что ты…

Стефани откинулась на спинку стула и весело рассмеялась.

– Ну да, они писали, что я лесбиянка. Они уверены в этом. И знаешь почему? Потому что я никогда не была замужем, не появлялась нигде в общественных местах с мужчиной, а главное, они считают, что я нападаю в своих произведениях на мужчин, хотя я всего лишь говорю о них правду. Но лесбиянкой меня считают только мужчины. Что касается женщин, они теряются в догадках, и кое-кто последнее время высказывает предположение о том, что моя сексуальность вообще на нуле. Сознание многих устроено довольно примитивно: в порок верят с готовностью, сведения же противоположного характера воспринимаются с большой неохотой и подозрением. Я все время пытаюсь понять, в чем причина этого. Идею первородного греха я, признаться, не воспринимаю всерьез. Скажи честно, а ты могла бы поверить в то, что женщина может находить в себе и своем творчестве все, что ей необходимо для вполне нормальной и даже счастливой жизни?

– Как тебе сказать… – Луиза была в нерешительности. – Дело в том, что, как ты помнишь, я влюбилась в первый раз в десятилетнем возрасте. С тех пор в моей жизни, похоже, не было свободного от любви времени. Разве что сейчас. Правда, я все еще не потеряла надежду встретить…

– Обыкновенное млекопитающее, к которому тебя потянет лишь в силу того, что у него в крови преобладает тестостерон, [23] в то время как у тебя эстрон [24] и его производные. Разумеется, тебе бы и в голову не пришло, что для нормального функционирования в этой жизни женщине необходим самец, если бы нам не внушали это с детства. Согласись, редко кто из нас выходит замуж за того мужчину, С кем хорошо и в постели, и вообще. Обычно в семейные партнеры подбирают человека, занимающего определенную ступень на лестнице социального и материального благополучия. Я отказалась следовать этим законам. В отместку мне приписали массу пороков.

23

Мужской половой гормон.

24

Женский половой гормон.