Люболь. Книги 1-4

Ну почему же даже умные мужчины добровольно связывают себя с «дурами с фигурами». Не потому ли, что в другом человеке мы подсознательно видим то, что может разбавить нас самих в детях. Его внешность уродливого гнома в сынке или дочке хочется заменить на гены красавицы

матери. А ее умственную тупость заменить в симпатичной головке интеллектом отца? – подумал Клод, опустив глаза, чтобы не видеть ни зазывных взглядов супруги режиссера, ни тщательно скрываемой боли Игоря из-за вульгарного поведения жены.

– У меня это все в прошлом, – вдруг обрадовался он, – Больше никогда не буду опозорен вздорной бабой с бешенством матки! И уж тем более не стану портить отношения с работодателем из-за шлюхи, которая любит…кино.

Казалось по ощущению, что ужин прошел в неловком молчании мужчин. А вот блондинка не умолкала. И голос у нее был музыкальным. Но Клоду было так мучительно скучно, то ли от холода в комнате, который не мог развеять камин, то ли от банальности всего происходящего.

Зевали и Ангелы, покачивающиеся, как куры на насесте на массивных гардинах для портьер.

Ангел Клода кивнув двум другим участникам трапезы, прощаясь, хрустнув крыльями и потянувшись.

Его подопечный как раз встал из-за стола и расшаркивался с хозяевами, дескать, не спал в самолете, завтра рано вставать.

– Да, мне казалось, что вы вот – вот задремлите, милейший, – обрадовано сказал Игорь, которому тоже было не весело этим вечером, когда предстояло оградить гостя от посягательств на его член собственной благоверной. Она тоже вскочила, собираясь показать гостю его комнату. Но муж рявкнул зло:

– Нет уж, я сам. Нам еще надо потолковать про завтрашний день. Послезавтра уже начинаются съемки первых эпизодов. Ну а завтра утвердим актеров и каскадеров.

– Как, уже, – даже растерялся Клод, – Но ведь я еще не видел сценарий.

– А он и не написан еще даже на треть. Но мы начнем снимать, а вы будете консультировать сценаристов по ходу. Я вам такую переводчицу с английского подыскал – с ума сойдете. Завтра увидите ее в постельной сцене: снимаем ее фигуру, как у исполнительницы главной роли. Та-то ни грудями, ни попою не вышла.

С этими словами Игорь помахал на прощанье рукой и выкатился из комнаты.

После этого разговора Клод еще долго не мог заснуть. А во сне ему явился темный, пахнущий сосновыми иглами пруд, в котором плавала надкушенная Луна. И прямо посредине этого сияющего отражения, из теплой, тяжелой воды плавно вынырнула русалка с глубокими, бездонными, затягивающими в глубокий теплый омут глазами, в которых он тонул, задыхаясь от страсти. Но не утонул, пока держался за ее огромную, как надувной баллон, ее грудь. Но как только Дива закрыла глаза, его словно утащило под воду от нахлынувшей тяжести внизу живота. И он проснулся с криком от оргазма и обнаружил, что все это время над его членом трудилась ртом размытая в полумраке Марианна. И она уже жадно глотала его сперму.

Он застонал уже от досады. И в который раз подумал – «от чего заречешься – на то нарвешься». Ведь обещал себе…и!

В призрачном свете от окна, исходящего не то от Луны, не то от мерцания свежее выпавшего снега Клод увидел, что женщина пришла к нему абсолютно голой. И фигура у нее была чуть более худая, чем он любил, но все же гуттаперчевая. Она грациозно распрямилась, облизнулась и приложила палец к губам, призывая хранить молчание.

Клод рывком поднялся, грубо схватил ее за руку и поволок к двери, открыл ее, вытолкнул женщину в шею. Жаль, что комната не закрывалась. На душе стало грязно, муторно.

– Я нажил себе врага в лице оскорбленной женщины, – подумал Клод. – Не лучше ли было переспать и не унижать ее, – запоздало пожалел ее, – так жестко… Она ведь не Жиз.

Но дело было не в том, что это снова была женщина, которой ничего кроме секса не нужно от него. Просто он ведь занимался любовью перед тем, как очнулся не с ней. А с Русалкой.

Кстати, как возможно было вообще проникнуть в нее, у нее же вместо ног, которые можно раздвинуть у женщины – монолитный хвост?

озадачился вдруг Клод. Почему-то во сне меня это легко получилось.

Ангел Клода расхохотался и потер руки, скатившись со спинки кровати, как с горки. Ведь это он ниспослал сон для Клода. Практически, сочинил для него фильм. И намеки на характер и внешность Софьи явно проглядывали в роковом лице русалки. Надо, чтобы Клод с первого взгляда осознал, что именно Сонечка – его судьба. Ведь уже сегодня до обеда они встретятся!

Утром Клод вышел к завтраку, пряча глаза. Но жена режиссера вела себя, как ни в чем не бывало. И оба мужчины облегченно вздохнули.

За огромным столом, на который осыпались уже несколько лепестков от роз, которые еще вчера стояли на нем, такими же красивыми лепестками смотрелась и тонко нарезанная ветчина, и сыр на прозрачных стеклянных тарелках. Апельсины были раскатаны по все площади без вазы. Клод с благодарностью посмотрел на Марианну, которая устроила такой дизайн на завтрак, не смотря на то, как гадко он поступил с ней ночью. Видно, недаром Жиз возненавидела его за несговорчивость.

Женщина сияла, как снег за окном.

– Спасибо, Мари, за такой праздник для глаз.

– Ну, не на все в этом мире дают только посмотреть, некоторые вещи можно положить в рот и проглотить, – двусмысленно съехидничала Марианна.

Клод понял ее намеки и покраснел.

Игорь на то и режиссер, чтобы оценить перепалку.

Он заговорщески улыбнулся Клоду и велел поторопиться со сборами.

Впереди его встреча «с русской версией жены», как он выразился: не то речь о том, что он познакомится с актрисой, играющей его бывшую, не то увидит ту, кто станет «напророченной» русской любовью. Первое – испугало, второе – обрадовало.

И Клод задумался, хотел бы он иметь жену с внешностью прежней, но характером диаметрально противоположным. И понял, что нет. Все должно быть другим. Русалочьим. Если бы он тогда, давно, смог влюбиться в Жиз, а не она запала на него, то это была бы другая история. И уж тем более теперь ему не может понравиться другая девушка с внешностью опасной птицы, этакая хищница, жаждущая крови и секса. Этот образ в себе культивировала Жиз.

Когда они вышли из подъезда красивого и нового дома, нога Клода почти сразу провалилась в какую-то яму, наполненную талым снегом. Обожгло холодом.