Любовь больше, чем космос

– А ты не чувствуешь боли, когда уводишь пациента? – спросила она, с тревогой прикусив губу, как только представила, что бедный гипнотерапевт вынужден вместо пациента терпеть даже часть боли от операции. Во многих пособиях по телепатии писали, что происходит именно так.

– Это байки. Уводящий вовсе не обязан чувствовать боль того, кого уводит, – мягко пояснил Зарем, послав ей телепатическую улыбку, – конечно, так может произойти, если у этого горе-сканера недостаточно высокий уровень. Но для этого на должность гипнотерапевта-анестезиолога и берут только высших.

Кей-Ше продолжала задавать вопросы, и Зарем доброжелательно рассказывал все, что ее интересовало, так что с каждым днем она все с большим любопытством ждала его появления. Они все чаще гуляли в больничном саду, и там он говорил с ней о горианских цветах и деревьях, о природе и обычаях, о стихах и песнях и обо всем, что приходило в голову. Там же они частенько встречали других больных и персонал, и постепенно Кей-Ше поняла, что Зарем – всеобщий любимец.

Совершенно по-другому все относились к Берку: его имя произносили с придыханием, но было заметно, что большинство работников совсем не рвется общаться с ним лично. Кей-Ше поняла это по тому, как часто люди просили Зарема передать ту или иную информацию главному телепату клиники. Кроме того, с Заремом каждый норовил перекинуться словечком и просто так: и медсестры, которые в основном были женщинами, и врачи, в основном, мужчины, и пациенты – как ни странно, в основном, дети.

– Здесь много детей… я думала, это взрослая клиника, – удивилась Кей-Ше, когда поняла, сколько вокруг малышей, с которыми в саду часто гуляли медсестры и родители. Большинство из них не испытывало никаких физических затруднений, и Зарем пояснил, что они находятся в клинике для лечения телепатических заболеваний, а не телесных.

– У нас нет такого разделения, – пояснил тогда он, – а детей здесь много потому, что во взрослом возрасте отклонения случаются, к счастью, реже. Тогда их сложнее излечить.

– Как у меня? – тихо спросила она, но Зарем не ответил, лишь послав ей ободряющий взгляд.

Возвращаясь в палату с этих прогулок, они вместе смотрели горианские комедии, ужинали, смеялись. Иногда он уводил ее и мягко помогал восстановиться, если Кей-Ше испытывала слишком много негативных эмоций после работы с Берком. Иногда пускал "к себе" и потихоньку учил ее сканировать – на более высоком, тонком, виртуозном уровне, чем когда-либо могли себе помыслить ее педагоги с Октиании.

– Зарем, а Берк знает, что ты учишь меня этому? – спросила она однажды.

– Думаю, да, он же читает твои мысли, – пожал плечами горианец.

– Я никогда не думаю о тебе при нем.

– Почему? – спросил он после небольшой паузы.

– Не знаю.

Кей-Ше пожала плечами и послала ему телепатическую улыбку.

На седьмой день Берк сменил тактику и стал мучить ее по-другому, залечивая мелкие травмы. Надеясь, что ее чуть более целая психика пропустит его дальше туда, в самую темную темноту. За три дня Кей-Ше узнала о себе больше неприятного, чем за всю предыдущую жизнь. Вспоминая детство, она никогда не думала о том, сколько всего вытеснила из памяти, замела под ковер своих внутренних понятий о приличиях. Например, то, как воровала хлеб у других детей в интернате. И даже отнимала у тех, кто был слабее.

Вспомнив об этом, она испытала жгучий стыд и, ужасно разозлившись, процедила Берку:

– Не говори мне, что я не виновата.

– И не собирался, – ровным тоном, в котором ей почудилось презрение, ответил он.

Тогда щеки Кей-Ше пошли пятнами:

– И не смей осуждать меня. Ты понятия не имеешь, что такое быть голодным. Ты не знаешь…

Она начала задыхаться и замолчала, из последних сил сдерживая слезы.

– Я не осуждаю, – по-прежнему невозмутимо отозвался он, молча ожидая, когда она снова повернется к нему. Обычно Кей-Ше успокаивалась сама, поворачивалась, и они продолжали, но на этот раз она не справилась, сжалась в комок и стала слегка раскачиваться на месте:

– А следовало бы. Те дети тоже были голодными. Я не имела права…

– На что еще ты не имеешь права из-за этого? Быть счастливой здесь, на Горре? Обедать? Наедаться досыта?

– Да, – прошептала она, чувствуя тугой комок в горле. – Я не имею права.

– И что ты намерена делать? Спасти их всех?

– Да.

Последнее слово она прошептала почти беззвучно и прерывисто вздохнула из-за невыплаканных слез. Берк вздохнул вместе с ней:

– Ты не можешь спасти их всех. Особенно тех, кто уже умер.

– Я должна спасти хотя бы своих. Мне надо вывезти хотя бы мою семью.

– И они тогда будут счастливы?

– Да.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю. Но я должна это сделать для них. Хотя бы Асей-Ше и Кадита.

– И ее мужа, и его жену, и их детей, да? – безжалостно перечислял Берк.

– Да, – упрямо отвечала Кей, хотя с каждым его словом все больше понимала тщетность своих иллюзий.

– Даже если они не хотят?

– Они хотят.

– А ты спрашивала?

Ее плечи опустились. Кей-Ше внезапно поняла, что никогда не имела возможности поговорить об этом ни с кем из них.

– Кто из них когда-нибудь говорил, что хочет жить на Горре? Хотя бы раз? – безжалостно расспрашивал Берк. – Кто из них телепат? Кто из них готов терпеть то же, что и ты, чтобы стать им? Чтобы постоянно повышать свой уровень?

– Оставь меня в покое, – закричала Кей-Ше, вскакивая с койки, одергивая больничную майку. Ее волосы разметались по плечам. – Оставь меня хотя бы на день. Я хочу…

Она в панике огляделась по сторонам, надеясь зацепиться хоть за что-то, и зацепилась за зеркало на туалетном столике. В нем отражалась растрепанная, исхудавшая и очень усталая девушка, на которой висели даже эластичные больничные штанишки, которые в начале недели пришлись впору.

– Я хочу отдохнуть от этого. Я хочу выйти отсюда, – пробормотала она, зажмуриваясь. Кей-Ше знала, что услышит: "Нет, дорогая, ты сама на это согласилась. У тебя важная миссия, ты участвуешь в серьезном проекте. Ты уже не можешь повернуть обратно. Ты не имеешь права сдаваться".

Ей всегда это говорили на Октиании, и Берк имел право повторить то же самое. У них договор: он прикрывает ее перед властями, имитирует помолвку как с землянкой, а она участвует в его проекте. Он имел право ответить ей это – но сказал внезапно совсем другое:

– Хорошо. Я выйду, переодевайся. Пойдем, погуляем.

– Ты… серьезно? – удивленно прошептала она, оборачиваясь, но он уже вышел и мягко прикрыл за собой дверь.

Следующие два часа они провели в огромном наскальном парке. На этот раз, перемещаясь на его крыльях, Кей-Ше нашла в себе смелость открыть глаза и поразилась, до чего красивым выглядело все вокруг: и синее небо, и ослепительное красное горианское солнце, и зелень на высоко вознесенных ладонях скал. На Октиании ей никогда не доводилось созерцать подобные виды с высоты, да и вряд ли там было бы так приятно летать, среди вечного смога или грязновато-серых облаков. На Октиании погода редко радовала – и северный, и южный континенты располагались в не самых благоприятных климатических зонах.