Любовь Чейза

Чейз обернулся, но Марси избежала его вопросительного взгляда. Хорошо, что он не ждал ответа, потому что она еще не оправилась от шока. Очевидно, Чейз заготовил речь заранее и собирался выложить все, прежде чем дать жене высказаться.

— Ты знаешь, почему я женился на тебе, Марси. Я знаю, почему ты вышла за меня замуж. Мы оба воспитанные люди. Я люблю тебя и уважаю. Думаю, ты любишь и уважаешь меня. Прошлой ночью мы неплохо занимались любовью.

Марси встретилась с мужем взглядом. На этот раз отвернулся Чейз.

— Ладно, ладно, очень здорово занимались любовью, — поправился он. — Я почти всегда был сексуально активен. Даже после смерти Тани. Иногда это был единственный способ забыть…

Чейз сделал паузу, уперев руки в бока, опустив голову, словно проводил ревизию своих мыслей, потом опять заговорил.

— Во всяком случае, я не хочу унижать тебя с помощью другой женщины. Кроме того, на мой взгляд, измена жене — самый худший из всех грехов, — он нежно взглянул на Марси. — Но я не могу терпеть месяцами…

Она обозначила понимание еще одним кивком.

— Я не хочу соревнования, где счет ведется друг против друга. Сексуальная жизнь только усилит нашу дружбу, разве нет? Если мы станем совместимы в постели, то станем совместимыми во всем остальном. Нам ведь обоим ясно, что нынешняя ситуация не годится. Может, попробуем жить по-другому?

Чейз сделал небольшую паузу, затем повернулся к Марси.

— Ну, что скажешь?

Глава 13

— Привет!

— Привет!

С радостным блеском в глазах и лучезарной улыбкой Марси встретила Чейза на пороге дома. Ей все еще с трудом верилось в поворот событий, происшедший утром в ее кабинете. У нее даже появились синяки на руках — она днем ущипнула себя в нескольких местах, чтобы убедиться, что это не сон.

Видимо, ей все-таки это не приснилось, поскольку Чейз сейчас наклонился и поцеловал ее в щеку. Правда, весьма неловко — поцелуй больше походил на нечаянное столкновение головами.

После длинного утреннего монолога Чейза они решили забыть неурядицы первого месяца совместной жизни и начать сначала не только как друзья, но и как любовники. Впрочем, не надо забывать о контрацепции. Она тут же постаралась убедить его, что никогда об этом не забывала.

— Давно ты дома? — поинтересовался он, когда жена помогала ему снять плащ.

— Не очень. Дождь еще идет?

Марси стряхнула с одежды капли воды и повесила ее на вешалку.

— Моросит. Чем-то так вкусно пахнет.

— Курица.

— Гм. Тот тебе больше не звонил?

— Нет.

— Тогда почему трубка снята?

Марси красноречиво посмотрела на мужа. Тот тяжело сглотнул.

— О…

— Хочешь выпить?

— Конечно.

Оба не двинулись с места.

— Ты голоден? — спросила она.

— Очень.

— Будешь ужинать?

— Чуть позже.

Наверху — никто из них не помнил, как они добрались туда, — Чейз страстно и горячо поцеловал Марси. Язык вопрошал, был взрывателем. Словно гурман, Чейз пробовал губы жены на вкус.

Одежда словно вмиг растаяла. Когда оба оказались обнаженными, они крепко обнялись, испытывая животное наслаждение от прикосновения кожи к коже, тела к телу, мужчины к женщине. Марси была мягкой там, где Чейз был твердым, гладкой там, где у него росли волосы. Эти различия только сильнее разжигали их.

Чейз сел на кровать, а Марси встала между его колен. От одного его взгляда соски ее затвердели, до боли жаждая прикосновения, но муж не торопился.

Наконец он кончиком пальца провел по теням, которые груди отбрасывали на живот Марси. Словно ребенок, он осторожно следовал по контуру, уделив особое внимание теням от сосков.

Наблюдая, как палец мужа легко скользит по коже, Марси застонала и притянула голову Чейза к соску. Губы его тотчас открылись… Тепло, влага, движения были так сладостны, что почти причиняли боль.

Раздвинув Марси бедра, Чейз добрался до ее рыжего треугольника. Женщина всхлипнула в экстазе, стоило его пальцам проникнуть во влажное влагалище. По животу пробежала судорога, электрический разряд от кончика языка Чейза пронзил сосок и ударил в самое лоно Марси. Она нежно выдохнула его имя.

Чейз лег на кровать. Марси, забравшись сверху, пронзила им себя и ощутила нежные сокращения. Они шли через нее нескончаемым потоком, и она наконец сообразила, что они исходят от мужа.

Спустя некоторое время Марси, удовлетворенная, упала мужу на грудь. Волосатую, шелковистую, правда, в нижней части его торса, волосы еще не отросли и немного покалывали. Впрочем, ей нравилось даже это.

Играя его соском, Марси прислушалась, как успокаивается пульс Чейза. Затем иной звук привлек ее внимание — тихое урчание в животе мужа. Она подняла голову и вопросительно посмотрела ему в глаза.

— Пора ужинать, — спокойно сказал он.

Чейз наконец достиг в постели такого наслаждения, какого не достигал с женщиной вот уже более двух лет. Он счастливо улыбался.

В течение следующих недель Чейз часто улыбался. Иногда он полностью забывал о грусти и несчастьях. В памяти еще всплывала Таня, иногда несколько раз за день, но воспоминания больше не превращались в изнуряющую муку. К его радости, с ней теперь удавалось справляться. Пусть жизнь и перестала быть сладкой, идиллической, розовой, какой была раньше, но тем не менее она осталась пригодной для существования.

Даже более чем пригодной — приятно пригодной.

Удовольствие иногда сопровождалось чувством вины, поскольку источником радости являлась вторая жена Чейза. Каждый раз, когда память воссоздавала перед ним милый облик Тани, он испытывал необходимость убедить ее, что она по-прежнему любима. И ничто не могло изменить этого.

В свое оправдание Чейз напоминал себе, что Таня умерла, а он жив. Поскольку она так самозабвенно любила его, вряд ли ей хотелось бы, чтобы он отказался от радостей жизни.

Радостью его жизни стала Марси.

Она была смешной, забавной, воспитанной, интересной, всегда что-нибудь выдумывала — например, куда пойти или чем заняться. Они даже ездили вместе на родео в соседний городок. Чейза удивил такой энтузиазм Марси, хотя во время скачек она ласково погладила его по бедру и сказала, что рада видеть его среди зрителей, а не среди участников.

— Жаль было бы, если бы ты изуродовал свое прекрасное тело.

При этих незатейливых словах Чейз чуть не запрыгал от радости. Марси всегда говорила ему подобные комплименты, которые удивляли его и приносили облегчение. Иногда она была милой, игривой, а иногда вдруг распущенной.