Любовь далекая и близкая

– Вы правы, коньяк пить еще рано, – согласился Голубев, прощаясь совсем по-дружески.

– Нормальный мужик этот Голубев. Деловой, конкретный, все раскрутил в два счета. И за что ты его невзлюбил? – обращаясь к другу, заговорил Александр, когда, выйдя из кабинета Голубева, они шли, направляясь к выходу из роскошного здания объединения «Уралкалий».

– Да хорошо я к нему отношусь! – вдруг взорвался Смольников. – Просто жаль его, затюканный он какой-то. Одет как бомж…

– Вот и помоги ему одеться прилично. Он весь в работе, жена не следит…

– Нет у него жены. Похоронил он ее два года назад. Рак желудка. Говорят, любил ее очень. А она, наоборот, не очень.

– Тем более, помоги мужику прийти в себя!

– Обещаю. Все, закрыли эту тему. – Леонид остановил свои новые «Жигули» у входа в гостиницу. – А сейчас послушай меня. Поднимайся к себе, забирай свои вещички, выписывайся из этой берлоги – и катим ко мне. Оксане я уже звонил. Она страшно обрадовалась, узнав, что ты здесь, в Березниках. Твоя комната на втором этаже, есть туалет, ванная комната, будешь жить как нормальный человек. На рыбалку сходим, в лес за грибами, за ягодами. Бутылка виски давно дожидается… Ну, чего сидишь? Вперед!

– Спасибо, Леня! Не успел я приехать – ты уже рядом. Но сейчас не могу я к тебе. Видел же, сколько бумаг я взял у Голубева? Все это надо просмотреть к завтрашнему дню: геологию калийных месторождений, точки заложения скважин, их проектную глубину. Да много чего! А у тебя я обязательно побываю, поверь, очень хочется. Но не сейчас. Не рассердишься, что я вот так…

– Ну, рассержусь я, а что толку? Все равно ты сделаешь по-своему, знаю я тебя. Ну что? Пока!

– Пока! И большой привет Оксане.

Со схемами, таблицами и всевозможными графиками Александр просидел до полуночи, делая необходимые выписки и расчеты. Зато утром, появившись у Голубева, уже владея ситуацией, со знанием дела быстро подписал все подготовленные для него документы. И тут же вместе с главным геологом выехал на одну из буровых, естественно, волнуясь перед предстоящей встречей с буровиками-калийщиками. Но они приняли «нефтяного» коллегу радушно, предложив немедленно начать изучение объемного забойного двигателя. Занятия затянулись, так как буровики хотели знать «все и сразу», задавая массу вопросов. На следующий день, уплотнив его донельзя, Александр побывал еще на двух буровых, а к концу недели объехал остальные три. После чего приступил к практическим занятиям. В гостиницу он возвращался поздно вечером. Принимал душ, наскоро пил чай с печенюшками, звонил, отчитываясь за предыдущий день, Астафьеву и, наконец добравшись до постели, засыпал мертвым сном. Иногда он звонил Вере Ивановне, надеясь вдруг получить от нее хоть какую-то весточку о Гале. Но она всякий раз со вздохом огорчала, сообщая, что о Гале для него ничего нового нет… Матери он послал две телеграммы абсолютно одинакового содержания: жив, здоров, скоро буду дома, целую, – считая, что этого достаточно, чтобы она не волновалась.

Зачеты у буровиков решили принимать, учитывая важность и значимость события, в кабинете Голубева, который явился одетый в новый темно-серый костюм и белоснежную сорочку с розовым галстуком.

– Ну как тебе мой подшефный? – шепнул Александру присутствовавший на церемонии Смольников.

– Хорош! Вылитый министр калийной промышленности, – ответил Василенко. – Спасибо за него, Леня!

Под стать своему начальнику выглядели и буровики – торжественно взволнованные, празднично одетые. Некоторые были с цветами. Зачеты они сдавали легко, со знанием дела. А после сдачи шумно фотографировались, весело подшучивая друг над другом. Когда, попрощавшись, они ушли, Голубев напомнил оставшимся Василенко и Смольникову об их обещании обмыть окончание курсов. В этот раз отказаться от обмывания было невозможно, и Александру пришлось в компании с Голубевым в два приема выпить пятьдесят граммов конька. Смольников, приехавший на своих «Жигулях» за рулем, был вынужден довольствоваться лишь торжественным поднятием наполненной рюмки. Прощались с Голубевым тепло. Он, приняв на грудь еще «два по сто», разоткровенничался, перейдя на «ты»:

– Редко встречаешься с хорошими людьми. А если повезет и познакомишься с такими, сразу тянет на исповедь. Тебе, Александр, наше общее спасибо! Как ты провел обучение – это высший класс! Надумаешь перейти к нам на работу – тут же примем на любую буровецкую должность. Только скажи. И еще: приказом нашего генерального тебе объявлена благодарность и выделена совсем немалая премия. Придешь завтра за документами – загляни в бухгалтерию, получи и премию, и грамоту с благодарностью.

– Какая-то грамота, премия… К чему все это? – проворчал Александр, усаживаясь в машину рядом с другом.

– Молодец этот Голубев. Это с его подсказки и премия, и благодарность, – не обращая внимания на ворчание друга, ораторствовал Смольников, лихо мчась по березниковским улицам. – Где-то вычитал: при хорошей женщине и мужик может стать человеком. Сдается мне, что покойная жена Голубева была именно такой хорошей женщиной. В результате получился нормальный человек. Ну, все, приехали. – Леонид, как всегда, по-хозяйски остановил машину возле самого входа в гостиницу. – Сейчас быстренько слетай в свой номер, оставь там свои бумажки и цветы и так же бегом возвращайся, поедем ко мне, – обратился он к другу.

– Не могу я к тебе ехать, Леня.

– Как это прикажешь понимать – «не могу»?

– Ну… Не хочу я в таком виде – усталый, чуть поддатый – появиться перед твоей Оксаной. Неудобно…

– А меня обманывать, значит, удобно? Обещал же… Господи, как мне надоело тебя уговаривать! Последний раз спрашиваю: поедешь?

– Нет, извини, Леня. Ну могу я хотя бы выспаться, в конце концов? Хоть раз?

– Да спи ты хоть до обморока, черт ученый! Забирай бумажки с цветами и проваливай!

– Цветы подари Оксане. Мне-то куда с ними? Скажи: это от благодарных учеников-калийщиков. Все, до завтра!

– Ох и разозлил ты меня! Пока.

Помахивая полученным у администратора ключом от своего номера, Александр подошел к лифту, нажал на кнопку вызова и стал ждать спускающуюся кабину. Дождавшись, он вошел в нее и уже хотел нажать на кнопку своего этажа с цифрой семь, но увидел, что к лифту приближается изящная молодая брюнетка в голубом брючном костюме. В руках она явно из последних сил держала большую черную сумку. «Гастролирующая певица или актриса из кино, – догадался Александр. – Одна с такой сумищей. А где ее помощники?» Дождавшись, когда «певица» подойдет к лифту, он, придерживая одной рукой закрывающиеся двери лифта, другой подхватил ее сумку и, посторонившись, пропустил в лифт. На шестом этаже они вышли из лифта и впервые посмотрели друг на друга.

– Ну что? Показывайте тернистый путь к вашему номеру, – улыбаясь, обратился Александр к даме.

– Мой номер в конце коридора, – она рукой показала, в какую сторону нужно идти. – А почему вы назвали путь к нему тернистым?

– Потому что ходить с такой ношей, как у вас, – испытание даже для здорового мужчины. А для такой хрупкой девушки, как вы, это настоящее наказание. Согласитесь, я прав?

Они остановились возле двери с номером 602.

– Ну, вот наконец я дома, – облегченно вздохнула «актриса». – Вы очень помогли мне, спасибо большое.

– Хоть на прощание откройте секрет, что там в вашей сумке? Мои руки подсказывают, будто там десяток кирпичей, не меньше.

– Я так похожа на жуликоватую работницу кирпичного завода?

– Не знаю, не знаю, как выглядят такие работницы, чтобы сравнивать вас с ними. Извините, я, кажется, ляпнул что-то не то. Давайте лучше попрощаемся, пока я, не подумав, не наговорил еще что-нибудь лишнее.

– Да что с вами? Извиняетесь непонятно за что… Успокойтесь, пожалуйста, хорошо? А в сумке съемочная камера, пара фотоаппаратов, штатив и объектив. И ни одного кирпича.