Любовь – это да!

Мы китайцам факс: «Как же так, ребята?! Нечестно, блин, во-первых, и схлопотать или, конкретно, огрести по полной можно, во-вторых!!!»

Они пошли навстречу: пригласили на очередной марафон Пекин – Барнаул, через Брест-Литовск, Каменец-Подольск и Ясную Поляну, с забегом в Гусь-Хрустальный; и пообещали накладки на лифчиках делать в форме глаз Марии Сергеевны, а на брезентовых гульфиках портреты в цвете – мой и Петра Олеговича.

Эпилог. Мария Сергеевна вскоре после забега родила двух прелестных узкоглазых мальчишек, эдаких восточных славян, шустрых и пронырливых, а во время крестин горячо убеждала нас с Петром Олеговичем, что китайцы на Востоке, как и французы на Западе – такие же братья-славяне, но я точно знаю: простых ребят среди славян не бывает, с каждым нужно держать ухо востро и следить за карманами.

Финишировать лучше самому

Мужики не менее чутки и ранимы,

чем женщины, и даже более,

потому что принято прятать

свои чувства за грубостью и цинизмом

А был бы ты умелым любовником,

Помог бы мужу, и пусть катится на рыбалку!

Я двинул ручку газа вперед, и тридцать лошадей «Вихря», сыто и мощно заурчав, быстро вытащили лодку на глиссирование и, перейдя на ровный сильный звук, помчали нас в ночную ловлю налима.

Осенний вечер заканчивался стремительно, и неподвижная вода перед лодкой темнела, теряла серебристость, сгущала серый цвет по мере нашего скольжения между высоких берегов, сплошь уставленных темными разлапистыми кедрами.

Увлеченный слаломом по извилистому фарватеру реки, я не сразу расслышал обращенный ко мне вопрос и повернулся к спутникам с легким недоумением:

–– Ну?

–– Сверни в залив, тряхнем сети на уху и наживку.

Вычертив изящный зигзаг по руслу, сбросил газ и подрулил к сети.

–– Глуши мотор, – Витек ухватился за кол, дождался, пока лодка потеряет инерцию и пошел руками по сетке, перехватывая верхний шнур. Вовчик, отгребаясь веслом, не давал лодке возможности помешать процессу.

–– Есть? – я начал закуривать.

–– Полно.

–– Много не набирай: пару щук на уху, сорожин штуки три, чтоб время не терять, а то дрова по светлому не заготовим. – Я потянулся, подвигался на сиденье, какое удовольствие: теплый вечер, неподвижный воздух и тишина. – Заснули?

–– Щука не выпутывается. Вовчик, попробуй.

Вовчик аккуратно уложил весло вдоль борта, перехватил у Витьки щуку, коротким рывком выдернул сеть из пасти и бросил рыбину в ведро:

–– Поехали. Два поворота осталось.

Мы не первый раз рыбачим втроем, и нам не нужно лишних споров и разговоров, чтобы обустроить стоянку. Стаскиваем к берегу сушняк, кряжуем стволы «Дружбой» по два метра, неподалеку нашелся недавно свалившийся кедр, разрезали и его, быстро зажгли костер, и только тогда занялись закидушками и насадками.

Ловля налима, чаще всего, занятие неблагодарное: то ли налимов мало, то ли мы не очень хорошие рыбаки, но улов редко превышает пяток-десяток некрупных – до килограмма – голов.

Витек, на моей памяти, не только не поймал ни одного, но даже и поклевки не видел. Смысл рыбалки в другом: посидеть, поболтать у костра теплой ночью, выпить немного – принципиально не брали больше одной бутылки, – поесть ухи.

Снасть – закидушка – длинная леска с крючками-двойниками и грузилом на конце. Насадка – продолговатые кусочки рыбьего филе от сороги или язя.

–– Сегодня обязательно поймаю, – Витек плавными жестами фокусника обматывает наживкой двойник. – Загадал: поймаю сегодня, значит я счастливый человек. – Витек из Ульяновской мордвы и выговаривает «шасливый», что придает его речи своеобразность.

Рядом раздумывает Вовчик. В одной руке у него крючок, в другой аккуратно отрезанный желтоватый, полупрозрачный, сочащийся кусочек сорожины. Вовчик бросил крючок, дотянулся до соли, посолил и съел наживку.

–– Эй, Вовчик! Ну, ты мудрый!

–– Угу. Знаю.

–– Оставь еды животным.

–– Перебьются. Им сколько не дай, все сожрут.

Совсем стемнело. Лески шести закидушек протянулись в воду. На лесках висят обструганные ножом палочки-сигналочки-насторожки, пока они неподвижны в свете костра, и мы занимаемся ухой и столом.

–– Витя, вынь глаза из речки: налимы обещали не хватать наживку, раньше, чем ты выпьешь.

Витек выпил, и ни одна из сигналок не дернулась. Мы зачерпываем уху из ведра кружками, берем руками разваренные куски щуки, из алюминиевой миски. А Витек все не может оторвать глаза от закидушек:

–– Чует сердце, сегодня мой день…

–– И будет тебе «шастье»!

–– А может и будет. Я мечтаю о шастье.

Услышать подобную фразу от здоровенного тридцатилетнего парняги в наше пропитанное безграничным цинизмом и бессовестным враньем время – дорогого стоит. Мы с Вовчиком рты распахнули и есть забыли. Какое простодушное, искреннее доверие нужно испытывать к своим друзьям?

Я смахнул набежавшую в уголок глаза горючую слезу, сглотнул комок в горле и торопливо в стакан набулькал больше половины. Витьку протянул: правила есть правила – все серьезные разговоры после второй, а лучше после третьей, перед чаем.

–– У меня всегда мимо, – выпив, продолжил Витек. – С девчонкой встречался, из армии ждала, а родня навалилась: «Нечего нищету плодить». Женился по их совету на другой. Знаете, как живу.

Вот, черт, затеял разговор. Не хватало, обсуждать с мужем художества его жены, которая, помягче сказать, отныривала порой от домашнего секса в сторону внешних пользователей, в каковых числился и Вовчик, а я не числился, потому что Любаня на просьбы мои и укоры – лучший друг, мол, ее мужу, вернейший товарищ и почти брат, а до сих пор не получил ни ломтика от сладкого пирога, даже крема не слизнул, – отвечала лишь тихой хитро-ласковой улыбкой. Загадка женской души.

Спасибо Вовчику. Просветил намедни за кружкой коньяка.

–– Бери за руку и молча веди к светлому, высокому и чистому. От напыщенных романтических изысков девушка теряется: элементарно, не понимает, "чего от нее хочут?" Ее всю жизнь уговаривали одним словом "пошли" и даже без вопросительного знака.

–– Понял. Не дурак.

–– Конечно, не дурак. Дурак давно бы оседлал и скакал, опережая ветер, а не переспрашивал по три раза.

–– Не хами. Я недавно с пальмы и еще не отвык отбрыкивать грубиянов одной из задних рук.