Любовь, граничащая с безумием

— Хорошо, мальчик мой, я поведаю тебе правду, пусть даже если после ты возненавидишь меня, — и немного подумав, словно в оправдание старая дама добавила. — Ибо мне нечего стыдиться, я защищала своё дитя.

— Я готов услышать любую правду, — с чрезмерным равнодушием отозвался Дантон, не подозревая, что в скором времени услышанное надолго выбьет его из колеи, спровоцировав ненужные воспоминания.

— Я однажды уже говорила тебе, что твой отец впадал в безумие, — начала Эдит Дельмас, погрузившись глубоко в воспоминания, — Даже спустя много лет, воспоминания той жуткой ночи, мне даются с трудом… Но последующие события куда больнее… Ты был тогда совсем ребенком, а твоя мама была на сносях. И я старалась всячески подбадривать тебя, боясь что в столь юном возрасте ты можешь почувствовать себя одиноким. Тем вечером мы с тобой снова засиделись допоздна и следуя по коридору замка, — графиня мимолетное подняла бледную, иссохшую кисть указав на дверь, — Услышали крик доносящийся из покоев твоей мамы. Тогда первой мыслью было, что что-то случилось с ребёнком. Но ворвавшись в комнату я обомлела, увиденное просто повергло меня в шок. Картина представшая пред нами до сих пор мучает меня в кошмарах. Благо ты был ребёнком и забыл тот ужас. Твой отец с кинжалом в руках, склонившись над телом обнаженной матери истязал ее. Словно наяву, все еще вижу яркий блеск лезвия, приближающегося к круглому животу Габриэлы. Ужас от увиденного парализовал меня не давая соображать, но призыв дочери полный мольбы тут же вернул к реальности. Все о чем просила моя девочка это увести тебя… Отдав тебе няньки я поспешила вернуться. Единственной мыслью было помочь твоей маме, спасти ее из рук безумца. На раздумья не оставалось времени, а в глаза так и стояло исполосованное в кровь тело моей девочки. И инстинктивно схватив со стены подсвечник я снова ворвалась в ее комнату. Ни на миг я не забывала безумные глаза зятя, они были настолько жуткими, что вселяли непомерный страх… Один удар по голове и он мешком рухнул на постель, а алое пятно растеклось по простыням. Габриэла перепугалась до смерти, и позабыв о своих увечьях и о ребёнке, которого носила под сердцем, впала в истерику. С трудом убедив ее списать произошедшее на несчастный случай, я уложила дочку в постель. Но в тот миг я и подумать не могла, что удар стал для графа смертельным. Видимо сама судьба покарала его за жестокие деяния… Но все же расплата коснулась и меня. Габриэла любила мужа и поэтому умалчивала обо всех издевательствах, скрывая шрамы под одеждами. И его смерть стала для неё настоящим ударом. А для меня болезнь дочери была сущим наказанием. Не успев разрешиться твоим братом моя девочка обессилевшая от горя, поспешила за супругом на тот свет, но прежде взяла с меня обещание заботиться о детях. Но разве без этого обещания я не позаботилась бы о вас?

— Вы убили отца? — выдавил Мишель, до конца не веря в услышанное. — И столько лет выдавали содеянное за несчастный случай?

— Это была случайность, я защищала свою дочь, — голосом наполненным отчаянием почти простонала старуха.

— Господи сколько лжи! — воскликнул мужчина всплеснув руками, — Из ваших уст вытекает лишь ложь. Всю жизнь вы, растили нас в обмане, строя из себя благородную родительницу, в то время, как на самом деле являетесь убийцей. Да что же вы за чудовище такое?

— Это все, что ты услышал из моего рассказа? Повторяю я защищала дочь и не родившегося внука, — воскликнула женщина негодуя от гнева.

— И где же сейчас они? Где моя мать, где брат? Вашей милостью отправлены на тот свет! Если бы не эта ложь, не ваши ужасные поступки все могло бы сложиться иначе, — произнося каждое слово, Дантон отступал на шаг, почувствовав, как вблизи бабушки начинает задыхаться, — Вы рассказываете мне о каком-то проклятии, в то время, как сами стали проклятием нашей семьи. Не эти ли истории, вы так усердно вливали брату в уши, сделав из него монстра?

— Не смей так говорить, я любила Габриэля больше жизни! — охрипшим голосом взвизгнула графиня.

— От чего же ваша любовь довела ее обладателей до могилы?

— Легко осуждать сын мой, вместо того чтобы понять…

— О каком понимании вы толкуете графиня? — взорвался Мишель не выдержав больше лживых речей старухи, — Не вы ли совсем недавно привязали беззащитную девушку на площади, приговоров к смерти по сути за то же, что сделали сами когда-то. Где же было ваше понимание? От чего не посочувствовали девице, как и вы защищающей свою жизнь?

— Не сравнивай глупец, жизнь этой дряни ничто по сравнению с жизнями моих детей! Это ничтожество рождено было, чтобы прислуживать, и отдать не только что жизнь, но даже душу если того потребуют хозяин!

— Ваша жестокость порождает. Только вот кровь бабушка у всех одного цвета, будь то прислуга, рабыня либо господа. Она у всех красная, каких бы голубых кровей вы не были. А вот отвечать перед Богом за содеянное придётся всем одинаково. И молитесь графиня чтобы вам этого делать больше не пришлось! Ибо вряд ли он будет к вам снисходителен. — бросив последние слова, тяжелым шагом Дантон направился к двери, услышав за спиной скрипучий голос бабушки:

— Куда ты мальчик мой? Это все, что ты можешь сказать женщине, которая вырастила тебя?

— Подальше от этого проклятого дома вместе со всеми его обитателями. И да, мне больше нечего сказать. Как и видеть я вас больше не желаю.

45 ГЛАВА

Покидая родовой замок Дантон даже не оглянулся. Это место никогда не было для него настоящим домом. Да и был ли у него вообще дом? Изначально унаследованный им замок облюбовала графиня Дельмас. И Мишель не претендовал на него в угоду бабушки. Да и к чему? Когда всю юность он провёл в армии и на поле брани, а там его домом были военные палатки и шатры. И потом по возвращению и вовсе, не смог обвыкнуться в месте пестрящем дорогими убранствами, и переполненном прислугой. Вся эта роскошь стала ему чужда, ибо за долгие годы службы он привык обходиться тем, что было под руками. Порою отстаивая осажденный город, солдаты долгими месяцами сидели на хлебе и воде. И даже хлеб бывало являлся неведомой роскошью. Он повидал многое: холод, жару, голод, болезни, смерти. И теперь все богатства мирской жизни ему казались излишеством. Но и отказаться от них не мог, так как все это принадлежало Дантону по праву рождения. Да и титул обязывал вести соответствующий образ жизни. А также призывал к продолжению знатного рода, о чем отныне Мишель и думать не желал. Мужчина не мог рисковать, обрекая своих потомков на болезнь от которой не знает спасения. Да и возможно безумие передается в его семье не только по отцовской линии, Эдит Дельмас тоже находилась отнюдь не в здравом уме. Женщина словно была одержима безумной любовью к дочери и внуку, и сделала из себя жертву этих чувств. Она столько лет скрывала страшную правду, окутав всех своей ложью. Мишель всегда замечал с каким трепетом бабушка относилась к Габриэлю. И сколько бы раз графиня не утверждала, что ее сердце разделено для них поровну, он прекрасно знал, что большая часть отведена брату. В детстве стоило ему одному затеять шалость, как он отделывался лишь укоризненным взглядом старухи. Но если Дантон увлекал за собой Габриэля гремел скандал. Перепуганная до смерти бабушка, побелевшими губами отчитывала его за то, что Мишель подвергает младшего брата опасности. Сколько он себя помнил, она окутывала младшего Дантона чрезмерной заботой, обрекая старшего наблюдать за этим со стороны. Но и ему было не до этого, уже в то время Мишель грезил армией. И не обращал внимания на странное поведение старухи. Возможно если бы он тогда заметил это ее сумасшедшее стремление потакать всем прихотям брата, все могло бы сложиться иначе. Теперь Дантон жалел, что позволил бабушке отговорить Габриэля, когда тот собирался отправиться на службу в след за братом. Может быть там он смог бы найти применение своим демонам. Но пусто сетовать на прошлое, ибо теперь его не изменить, и никогда не узнать о его другом исходе.

Конь Мишеля выбивался из сил, но он все равно погонял его галопом. Мужчине хотелось оказаться, как можно дальше от замка много веков назад именованного его фамилией, и в частности от бабушки. Почему-то ему верилось, что если он будет держать от того места подальше, то проклятие его никогда не настигнет. Будто бы болезнь не передается по крови из поколения в поколения, а просыпается лишь там, где покоятся предки. Дантону казалось, что стоит обернуться и он увидеть над острыми сводами замка, черные тучи наполненные тьмой. Видимо мужчина все еще находился под впечатлением от тайны, которую раскрыла ему бабушка… Да и бабушкой больше не поворачивался язык ее величать. Словно один проступок женщины, перечеркнул годы жизни, которые она посвятила внукам. Он даже не хотел думать об этом, потому что тогда появлялось слишком много противоречий и вопросов. Мишель злился на старую даму за то, что отняла у них отца, от этого внутри бушевала буря. Но тут же задавался вопросом, как бы поступил на ее месте сам? И самым мучительным было то, что он не знал на него ответа…

Вырваться из омута мыслей Дантону удалось лишь когда когтистые ветви деревьев стали цепляться за его сюртук. Очнувшись он обнаружил себя на полпути к лесничьей хижине. Сам не понимая, как там оказался, он натянул поводья останавливая лошадь. В ответ жеребец обиженно заржал и дернул мордой, показывая свое неудовольствие туго натянутыми поводьями. Мишель заметив это ослабил напор и потрепал животное по гриве в знак примирения. А после осмотрел темный лес. Что привело его сюда? Он сам неосознанно направил лошадь? Или же конь запомнил дорогу? И куда ему теперь податься? Возвращаться в поместье слишком долго, да и смысла не было, учитывая, что старик велел ему приехать через пару дней. Обдумав это Дантон решил проведать больную, а после найти пристанище у крестьян в деревне. Наверняка кто-то из них согласится приютить хозяина.

Привязав лошадь к дереву, Мишель продолжил путь пешком, раздвигая руками ветки яростно пытающиеся вцепиться ему в глаза, словно так хотят прогнать незваного гостя. Добравшись до хижины, мужчина постучал в ветхую дверь, и не дожидаясь ответа вошел. С порогу ноздри кольнул терпкий аромат трав и какого-то неизвестного варева. Внутри витало тепло, и рыжий свет исходящий из печи, заполнял пространство и плясал разными бликами на лице девушки. От чего-то первым делом взгляд графа выцепил ее, а не хозяина избушки.

— Что-то ты рано сын мой? — донесся голос старика с настила по другую сторону комнаты. Похоже лесник уже приготовился ко сну. — Я ожидал тебя гораздо позже.

— Решил проверить как она, — сорвал Мишель указав головой в сторону Кэтрин.

— Лучше, — тихо ответил лесник, усевшись поудобнее в своей импровизированной постели, — А через пару деньков думаю вовсе придет в себя.

— Прекрасно, — отозвался Дантон, снова взглянув на служанку. И действительно мужчина отметил, что цвет ее лица стал значительно лучше, словно к нему возвращалась жизнь прогоняя недавнюю бледность. — Тогда не буду больше задерживаться.

— Отправишься снова в замок? — поинтересовался старик внимательно разглядывая позднего визитёра, да так, будто заметил в его поведении что-то неладное.

— Нет, — буркнул граф не желая отвечать.

— А куда же ты держишь путь в столь позднее время? — продолжал допытываться лесник.

— Найду приют в деревне, — пожал плечами мужчина и направился к выходу.

— Стой сынок, — остановил его старик с трудом поднявшись на ноги, — Что же я буду за хозяин, если не предложу тебе остаться?