Любовь и баксы
Шрифт:
Стоявший у дороги гаишник увидел несущийся "Гелентваген" и отвернулся.
– А что это у вас за сигналы?
– поинтересовался Шервуд.
– Ну… Такие сигналы есть у правительства, у полиции и… И у нас.
– У русских гангстеров, - уточнил Шервуд, который прекрасно знал, к кому приехал.
– Да, - Боярин засмеялся, - у русских гангстеров. Мы друг друга братьями называем.
– Братьями… - Шервуд неодобрительно покачал головой.
– У нас братьями друг друга черные называют.
– А у нас гангстеры, - беззаботно ответил Боярин.
Наконец джип,
Город был не чета родному Кливленду, который по сравнению с Петербургом смотрелся просто благоустроенной деревней, и напомнил Шервуду Манхэттен.
– А здесь у вас почти как в Нью-Йорке, - одобрительно сказал Шервуд.
– Нью-Йорк… - презрительно хмыкнул Боярин.
– Вот приедем в центр, тогда посмотрим, что вы скажете про Нью-Йорк.
Боярин не был за границей, но не сомневался, что лучше Петербурга места нет.
Шервуд промолчал, и по его молчанию было ясно, что возражать он не намерен. Глядя в окно джипа, он достал сигареты и прикурил от зажигалки, которую любезно поднес ему Боярин.
– Скажите, Алекс, - Шервуд затянулся и стряхнул пепел в пепельницу, вмонтированную в спинку переднего сиденья, - а какой у нас план на сегодня?
– Я точно не знаю, - ответил Боярин, коверкая английские слова, - но первым пунктом назначен ресторан. Мы как раз туда едем. Такой у нас обычай.
– Это хороший обычай, - довольно сказал Шервуд.
Джип сделал круг вокруг памятника какому-то серьезному бородатому мужчине на лошади и остановился напротив входа в отель "Астория".
Шервуд нахмурился и поинтересовался:
– Это здесь мои люди живут?
– Здесь, - кивнул Боярин, - но у вас царские апартаменты, а у них номерок попроще.
– У них будет двухместный номерок из цемента, - пообещал Шервуд.
– Не стоит так сердиться на ребят, - примирительно сказал Боярин, - они же приехали в чужую страну, а здесь все совсем другое…
Он вышел из машины и придержал дверь, ожидая, когда выберется Шервуд. Оглядевшись, Шервуд остался вполне доволен тем, что увидел.
Напротив гостиницы зеленел сквер, огромная площадь была окружена старинными красивыми домами, чуть в стороне виднелся смутно знакомый по фотографиям в журналах памятник какому-то царю, а дальше, как сказал Боярин, увидевший, что Шервуд заинтересовался панорамой, текла река, закованная в гранит.
Швейцар, наряженный не хуже, чем генералиссимус неизвестной державы, полным достоинства жестом распахнул перед Шервудом тяжелую дубовую дверь, и Шервуд, поблагодарив его кивком, вошел в вестибюль "Астории". За ним следовали его охранники.
Двое стоявших в сторонке массивных ребят в аккуратных черных костюмах мгновенно просканировали его взглядами и, заметив сопровождавшего Шервуда Боярина, отвернулись.
– Сюда, пожалуйста, - Боярин указал на вход в ресторан.
Шервуд прошел в указанном направлении и оказался в огромном зале, заставленном столиками и увешанном хрустально-позолоченными побрякушками.
За некоторыми столами сидели люди, и Шервуд уже собрался было
попытаться отгадать, кто из них те, к кому он приехал, но Боярин деликатно взял его под локоток и повел к какой-то двери, покрытой аляповатой позолотой.Распахнув перед высоким заокеанским гостем дверь, Боярин встал навытяжку, и Шервуд, напрягшись, вошел в небольшой кабинет, освещенный висевшими на стенах бронзовыми светильниками, оснащенными матовыми лампами в виде языка пламени.
За столом, стоявшим посреди кабинета, сидели четверо.
Двое из них сразу же вскочили, и на их лицах появилось такое выражение, будто Шервуд сейчас начнет палить по ним из всех стволов. Это были, конечно же, проштрафившиеся Грин и Дамбер. Шервуд мельком взглянул на них, и в его взгляде можно было прочесть, что им и на самом деле не поздоровится, но не сейчас, а потом, когда выдастся свободная минутка.
Двое других были гораздо интереснее для Шервуда.
Один из них был откровенным гангстером, и на его руках синими разводами были написаны его судьба, его ранг и прочие специальные сведения, правильно расшифровать которые мог бы только сведущий в уголовных татуировках человек.
Второй (и, судя по всему, именно от него исходило настойчивое предложение прибыть в далекую Россию) выглядел совсем иначе. Этот представлял собой что-то среднее между Джеймсом Бондом и директором крупной корпорации, содержащим себя в хорошей спортивной форме. Шервуд настороженно смотрел на них, гадая, что же они ему скажут.
Эти двое тоже встали, но уже без всякого подобострастия, а просто демонстрируя хорошие манеры. Джеймс Бонд неторопливо обошел стол и, протянув Шервуду руку, сказал на прекрасном английском:
– Добрый вечер, мистер Шервуд. Рад видеть вас в Санкт-Петербурге. Мое имя будет труднопроизносимо для вас, поэтому называйте меня Графом.
Его рукопожатие оказалось сухим и крепким.
Второй гангстер, украшенный татуировками и шрамами, потряс руку Шервуда жилистой корявой грабкой и что-то сказал. Выслушав его, Граф улыбнулся и перевел:
– А тут наоборот - его почетное прозвище несколько неудобоваримо для нашего англоязычного гостя, так что называете его Ником. Это вполне соответствует его настоящему русскому имени.
Шервуд улыбнулся гангстеру, и Граф сказал:
– Ну что же… О делах потом. Я думаю, что самое время как следует закусить и… Вы не откажетесь от нормальной мужской выпивки?
– Ни за что!
– уверенно ответил Шервуд.
– Вот и хорошо. Прошу к столу. Усевшись напротив Графа, Шервуд недобро покосился на Грина и Дамбера, и, заметив это, Граф сказал:
– Да, пока мы не приступили к ужину… На правах хозяина я хочу попросить вас о совершенно необременительной для вас вещи. Отпустите этих ребят и пообещайте мне, что не будете наказывать их. Прошу вас.
И Граф, склонив набок голову, с улыбкой посмотрел на Шервуда, а потом на съежившихся Грина и Дамбера.
Шервуд недовольно поджал губы, взглянул на Графа, и, вздохнув, ответил:
– Ладно… Пусть проваливают и больше не попадаются мне на глаза. Встречу - пристрелю лично.
Граф кивнул и сказал: