Любовь и другие диссонансы

Она не сомневалась, что в ее жизни появился наконец самый главный, долгожданный, необыкновенный, единственный, только ей одной предназначенный человек. Она уже столько раз отказывалась от счастья, страшась перемен. На сей раз так не будет! Нет, и точка! Что бы ее ни ожидало — если она упустит этот шанс, никогда себе этого не простит.

Струна выглядел растерянным. Кажется, его пугало столь стремительное развитие событий, он не был уверен в себе и в Анне и сомневался, что два таких одиноких человека могут быть вместе счастливы.

Услышав его «Неужели мы снова в Москве?», Анна улыбнулась:

— Да, сейчас я отвезу тебя в гостиницу, закончу кое-какие дела и приеду! Ты рад?

— Рад, — грустно кивнул Струна.

Анна невольно вспомнила, как преподавательница психологии в университете говорила: «Мужчинам труднее, чем женщинам, принимать важные решения; они страшатся резких перемен».

— Я рад, — повторил Струна увереннее. — Но почему ты молчала всю дорогу?

— Не находила слов, чтобы выразить, как я счастлива…

Москва, как всегда, стояла в пробке, но Анна ловко лавировала в плотном потоке. Ей не терпелось как можно скорее объясниться с мужем. У отеля она, не выходя из машины, коротко поцеловала Струну, резко развернулась и скрылась за поворотом.

Через полчаса она подъехала к дому. Припарковала автомобиль, чуть не задев бордюр. На минуту потеряла решимость. Все-таки они с Сергеем прожили вместе больше десяти лет… Но страх быстро отступил, и она энергично зашагала по лестнице. Открыла дверь своим ключом.

Сергей сидел в коридоре в низком кресле. Щеки покрыты клочковатой щетиной, глаза воспаленные, волосы растрепаны, в зубах сигарета.

— Ага, — медленно произнес он, — королева Анна изволили вернуться! Благодарствуйте! Глубокое вам мерси! — пошатываясь, встал, поклонился. — Ну, заходи, дорогая! — Сергей поднял с пола бутылку виски и сделал еще один большой глоток. — Я тебя ждал! Так ждал, что даже глаз не сомкнул!

Анна почувствовала, что дышать становится труднее.

— Ах, какие мы нежные! — прогремел голос Сергея. — У нас опять приступ! Значит, ты встретила другого мужчину и тут же провела с ним ночь?!

Анна попыталась выровнять дыхание и закашлялась. Сергей хрипло засмеялся.

— Астматичка несчастная! Да к тому же еще и бесплодная! — Его лицо исказилось гримасой. — Да кому ты нужна?! Ты в зеркало-то давно смотрела? Тебе в собес пора обратиться! Старуха! — Он с силой дернул ее за рукав. — Молчишь? А-а, я понял! Твой любовничек геронтофил. Пожилых баб предпочитает. Ясное дело, кто еще на тебя польстится! Только извращенец!

Анна вырвала у него рукав и прошла на кухню. Там сизыми клубами плавал табачный дым. Она заметила, что Сергей использовал вместо пепельницы ее любимую кружку английского фарфора.

— Перестань, пожалуйста! — произнесла Анна, стараясь говорить спокойно. — Я просто хочу уйти от тебя. Уйти навсегда. И всё.

— А этого ты не хочешь?! — взревел Сергей.

Она и опомниться не успела, как он подошел к ней и с размаху ударил по лицу, а потом еще раз. Анна не удержалась на ногах и упала.

Поднимаясь, не могла понять, отчего ей стало легче дышать. Хлопнула входная дверь, очень сильно, и она поняла — Сергей ушел. Прикоснулась к лицу. Вот, значит, как это бывает, когда тебя бьет мужчина — не страшно, но противно и хочется поскорее умыться.

Анна включила воду, приняла душ, и только потом заплакала.

«Наплевать! Я бы выдержала еще сотню пощечин, если это — плата за любовь Струны!»

Через полтора часа, свежая и бодрая, с все еще горящими после пощечин щеками, она стояла перед Мариной Петровной.

— Анечка! — воскликнула та, — я так переживала! У вас все в порядке? Как вы себя чувствуете?

— Марина Петровна, — улыбнулась Анна, — давайте, мы выпьем кофе, и я вам все расскажу.

Они уселись за маленький столик.

— Марина Петровна, — произнесла Анна, — такое случилось со мной впервые в жизни… Я влюбилась, я наконец поняла, что это такое — любовь! Только сейчас…

Взволнованно и сбивчиво она поведала Марине Петровне о своем путешествии в Царское село — о Струне, o Сергее, его негодовании, об окурках в английской чашке.

Марина Петровна слушала, не перебивая, не задавая вопросов. Сказала лишь:

— Знаете, Анечка, любовь — это такая редкость… Надо хвататься за нее обеими руками и не отпускать… Беречь… Анечка, вы счастливы?

— Да, — сказала Анна серьезно, — я счастлива.

Струна

Большая группа китайских туристов вывалилась из четырех автобусов, остановившихся у гостиницы, и плотным кольцом окружила бюро обслуживания в ожидании ключей от номеров. Я подумал, что китайцев всегда много, и не только в Китае. Спотыкаясь об их чемоданы, с трудом добрался до лифта. И вдруг услышал:

— Господин Струна, господин Струна, подождите, пожалуйста, подождите!

Молодой служащий ресепшн, торопливо пробираясь сквозь толпу, бежал ко мне, размахивая белым конвертом.

— Господин Струна, мы пытались связаться с вами еще вчера вечером, но ваш телефон не отвечает. Вам следует немедленно позвонить в Берлин. Ваш сослуживец, — он взглянул на конверт, — некий господин Кошуа просит срочно ему позвонить. Он многократно звонил нам в течение суток. И ночью тоже. А сегодня утром к нам приходил сотрудник немецкого посольства.

— Не Кошуа, а Джошуа. И не сослуживец, а друг, — поправил я, вскрывая конверт.

На распечатке электронного письма, адресованного директору гостиницы, было написано по-немецки:

Струна, куда ты, мать твою, подевался?!!

Я обзвонил всю Москву и окрестности, включая немецкое посольство. Не хочется верить, что ты умер. Ты не должен сейчас умирать, Струна. Не имеешь права.

Номер твоего мобильника снится мне по ночам. Почему ты не носишь его с собой? Ты нужен нам, Струна. Очень нужен. Больше Свену, чем мне. Если ты не позвонишь сегодня (среда), я замучаю девиц из бюро обслуживания до смерти.