Любовь и голуби (сборник)

Николай. Ну-ка, покричи мне… Че-нить крикни на меня для маскировки. Пошли меня куда-нибудь.

Валя. Куда?

Николай. Не знаешь, куда посылают?

Валя. Но не туда же.

Николай. О! Само то! Быстрей, счас выйдет!

Валя. Ох, ты… И куда послать-то, не знаю, растерялась.

Николай. Мативо… За водой! Во! При Лидке! За водой пошли!

Валя. Ага-ага! Счас!

Николай. Куда ты?

Валя. За ведрами! (Убегает.)

Вышла Лида с ведрами и коромыслом.

Николай. Тю ты, и ты?! Тоже за водой?

Лида не отвечает. Появляется Валя, как и Лида, с ведрами и коромыслом.

Валя (кричит Николаю, словно тот на другом конце поселка). Коля-а, сбегай по водичку! (Увидев Лиду.) Здрасьте…

Лида (глядя на кирпичи). Не снег – камень, а тают на глазах. (Вале.) Здравствуйте. По соседям пройтись, посмотреть… Точно кто-то из своих.

Валя (растерянно). В огороде из трубы мутная вода какая-то… Вот… За колодезной решили. Она почему мутная стала? Не понимаю.

Лида. Замутили, вот и мутная.

Валя. А кто?

Лида. Из Америки, что ль, кто приехал? Сами и замутили. (Ушла.)

Николай. Америку приплела… Ни к селу ни к городу.

Валя. За водой-то пойдешь или уже нет?

Николай. А че, в огороде правда мутная?

Валя. Не знаю. Вчера чистая была.

Николай. Иди проверь, и я двину.

Валя. На разведку?

Николай. На разведку, мативо. Твой-то носу не кажет, припух.

Валя. Припух, ага. А с водой как быть? Неудобно: с ведрами показались. Подумает, из-за нее поворотили.

Николай. Лидка?

Валя. Где она там? (Прикрыв ладонью глаза от солнца, высматривает Лиду.) Далеко ушла, не вижу.

Николай убегает.

Николай… (Оглянулась.) Господи, как сквозь землю… Николай! (Помявшись, пошла было за водой, но вернулась. Вновь пошла и вновь вернулась. От досады бросила коромысло, ведра, села на завалинку, заплакала.)

Картина восьмая

Двор в усадьбе Макеевны. Макеевна от смеха не знает, где приткнуться. На плече у нее Санины брюки. Саня – в трусах и пиджаке – ходит за Макеевной, пытаясь втолковать, что рассказ его совсем не смешон.

Саня. Ну правда, слышь, Макевна!..

Макеевна. Слышу-слышу.

Саня. Скажи, развал? Не, без смеха.

Макеевна. Не могу. Смех и есть.

Саня. И у нас развал!

Макеевна. Вам-то что?

Саня. А как? Куда страна, туда и мы. Ниточкой за иголкой.

Макеевна. Не женами же меняться. Прямо комики, ей-богу. Ой, в боку закололо. Довел меня. Ну, дядь Сань… Ну, артист. (Присела на крыльцо, начинает зашивать брюки.)

Саня. Не во мне дело! И не в Кольке!

Макеевна. А в ком?

Саня. В тревожности положения! Раньше, слышь, раньше на речку смотришь – речка и речка, ничего особенного, все хорошо, замечательно даже. А теперь смотрю и думаю: отравленная! Вот течет, понимаешь, отрава! Отрава одна течет, и про другое не думается. Рыбы мало, правильно, но кажную минуту про отраву думать тоже… тяжело. Невыносимо прямо. И в этих, в продуктах, еще черт навалял. Ну, этих… Ну, как их?

Макеевна. Ну, кого?

Саня. Ну, эти… Стициды! О! Уже не морковка, не капуста, а стициды и стициды.

Макеевна. У себя на огороде, поди, здоровые овощи!

Саня. А дожди химические! Химия, говорят, оттуда шарахает! На небо закинешься, полюбоваться им, к примеру, захотелось, а про химию думаешь. Не хочешь, а думаешь. А нафиг мне эта химия? Потом… (Дрогнувшим голосом.) Мишка с Васькой, сыновья-то, в Ростове у нас. Знаешь, да?

Макеевна. В самом Ростове?

Саня. В Богаевском районе. Скоко там километров? Десять или семисят от города?

Макеевна. Я почем знаю?

Саня. И я не помню. С женами, с детями… всем кагалом уехали и живут. Так?

Макеевна. Далеко забрались.

Саня. Ну, так получилось. Край-то богатый, урожайный. Дак вот, раз в два года, а к нам, в Сибирь, погостить заявлялись. А теперь и не выберешься. На один билет полгода упираться. Это жизнь?

Макеевна. Может, лучше станет когда-нибудь?

Саня. Так не видать че-то, чтоб лучше. Хуже и хуже, это видать.

Макеевна. И без очков, правда.

Саня. Я, слышь, локаторы настрою на радио: почем там нынче билеты…

Макеевна. А почем?

Саня. Дак там инфляция! В какую дырку ни ткнись… Везде. Теперь токо ее и караулю. Для родственников совсем места в голове не осталось, одная инфляция на уме.

Макеевна. А я, дядь Саня, раньше думала – она хорошая.

Саня. Кто?

Макеевна. Она, инфляция.

Саня. Да ты че-о?!

Макеевна. Правда-правда! Еще когда телевизоры работали, еще вышка неопрокинутая стояла, передавали, мол, шахтерам из-за инфляции большу-ущую зарплату дали, которая им и не снилась. Вот, думаю, до нас бы скорей добежала эта инфляция. Ну не дура?

Саня. И слова-то такого раньше не знал.

Макеевна (укоряя себя). Правда-правда! Разве я думала когда, что чужие кирпичи начну тягать? Никогда не думала.

Саня. А я с утра самого употреблял? Почти непьющим считаюсь, а счас предложи – не откажусь. Жадность откуда-то появляется.

Макеевна (с азартом). Жадность, точно, жадность! Иной раз в гостях начнут угощать… Ем-ем, ем-ем, уж пища у самого горла стоит, а все наворачиваю, будто последний раз в жизни еду ем. Со стыда готова сгореть, а все равно кусаю. Раньше ничего подобного за собой не замечала.

Саня. Может, голодная просто?

Макеевна. Да нет, вроде, не пустой желудок. Может, я одна такая?

Саня. А я? Вот поднеси мне счас рюмашку… Думаешь, откажусь? Попробуй поднеси, поглядим.

Макеевна. Ничего нет, дядь Саня.

Саня. А че?

Макеевна. Думаешь, у меня тут завод водочный?

Саня. Не, к примеру, к слову. (Со слезой в голосе, не сразу.) И с Валей ссоримся в сто раз чаще… Вам кажется, мужики во всем виноваты… А я, к примеру, при чем? Всю жизнь ишачил на пароме, как этот… Еще и виноват. Говорят, психика у народа должна быть другая. От неправильной народной психики, мол, беды, трудности неожиданные… Ну, вы там сначала свою психику замените. Вы-то знаете, где эти психики раздают, а нам другую брать неоткуда.