Любовь и Ненависть

Ну а что Вольтер?

Он сразу заметил в сочинении его величества большое количество заимствований у других писателей, даже строчки, украденные у самого Вольтера. Несмотря на великое множество затертых эпитетов и метафор типа «алые розы», «задумчивые мирты», несмотря на беспомощные философские выводы, Вольтер решил, что для короля это совсем неплохо. Поэма недурна, только слишком длинная и в ней много повторений. К тому же много ли королей сотворили что-то достойное в поэтической области? Иудейские цари Соломон и Давид. Но кто из германских королей?

И Вольтер, как говорится в его коротких «Мемуарах», которые он приказал уничтожить (но профессору французской литературы Ла Гарпу все же удалось каким-то образом сохранить одну копию для потомства), простил короля и быстро написал ему ответ, умоляя Фридриха, отнявшего жизни у стольких солдат, не отнимать еще одну, свою собственную. Ведь для Вольтера по-прежнему главным врагом оставалась смерть. Ему было все равно чья. Он мог высмеивать церковные ритуалы, но над самой смертью он никогда не потешался.

«Я убеждал его, — признавался Вольтер, — что Европе нужен Фридрих. Он был необходим для того, чтоб восстановить хрупкий баланс сил, способный дать Европе передышку от войны. И тогда только вновь могли расцвести искусства, воспрянуть торговля, зажить по-человечески люди».

Даже если он потеряет Пруссию, разве у него не оставались Саксония и Силезия? Или этого мало для короля-философа?

Вольтер спас жизнь Фридриху. И этого многие французы не могут простить ему по сей день. Пруссакам вскоре удалось вновь собраться с силами и нанести сокрушительное поражение французам при Россбахе. А союзница Пруссии Англия, воспользовавшись слабостью Франции, похитила ее колониальные империи — Канаду и Индию. А два непримиримых врага, Вольтер и Фридрих ІІ, вновь стали друзьями и даже возобновили переписку.

Мог ли теперь мечтать Руссо о победе над Вольтером? Его не могли одолеть даже короли. И даже очень талантливые писатели. Возьмем, например, Алексиса Пирона, который, казалось, был специально создан природой для того, чтобы затмить Вольтера.

«Интеллектуальной машиной» назвал его Гримм в своей литературной корреспонденции.

Даже Вольтер со своим искрометным остроумием не мог сравниться с этой «машиной» и старался держаться от него подальше. Потому что при каждом столкновении с ним Вольтер обжигался. Например, на премьере пьесы Вольтера «Сулима» (которая заслуженно считается одной из его неудач) в конце первого акта Вольтер поинтересовался у Пирона:

— Ну, что вы о ней скажете, мой дорогой Пирон?

Пирон ответил:

— Мне кажется, мой дорогой Вольтер, что еще не закончится этот вечер, как вы будете сожалеть о том, что не я автор этой пьесы.

Все, кто стоял поблизости, рассмеялись. Вольтер должен был достойно ответить. Но, как на грех, ничего остроумного ему в голову не приходило. Он только пробормотал:

— Я слишком вас люблю, чтобы навязывать вам свою пьесу, мой дорогой Пирон.

Вольтер тут же растворился в толпе, надеясь, что в ближайшее время еще одной стычки у него с Пироном не произойдет.

Но сам Пирон все сильнее убеждался в том, что он во многом превосходит недосягаемого Вольтера, и больше всего на свете жаждал дуэли в остроумии. Он тоже мечтал занять место Вольтера.

Как-то летом оба они готовили в Фонтенбло развлечения для королевского двора. Пирон предпринял несколько попыток загнать Вольтера в угол и до конца выяснить с ним отношения. Но Вольтер благоразумно избегал этого.

Пирон был высок, хорошо сложен, отличался хорошим здоровьем и громким голосом. Заметив его издалека, торопливо извинившись перед товарищами, Вольтер тут же исчезал.

— Где же он? Куда подевался? — спрашивал он у окружающих. — Кто такой Вольтер? Человек, который ходит, как все? Или маленькая зеленая горошина, которая постоянно куда-то укатывается?

В театральном репертуаре им обоим хватало места, казалось, они не мешали друг другу. Вольтер блистал в королевском французском театре, который отдавал предпочтение трагедиям в классическом стиле. Пирон же — в театре ярмарки, там правила были не столь строгими.

Но через некоторое время официальный театр предпринял попытку задушить конкурента, навязав ему закон, запрещающий иметь на сцене более одного говорящего актера. Тогда Пирон со своими очень тонкими трехактными монологами не давал театру ярмарки погибнуть. Из-за этих остроумных монологов парижские театралы рвались в неофициальный театр, официальному же пришлось играть классические трагедии при полупустом зале. В том числе и пьесы Вольтера. Официальный театр ввел такие драконовские правила, что театр ярмарки закрылся. Пирон утверждал, что за этим грязным делом стоит Вольтер. Он также обвинял Вольтера в том, что тот, благодаря своим любовным стишкам, адресованным актрисам, получал право ставить свои пьесы так, как ему угодно. Он мог дать «зеленую улицу» «Затре», а пьесу Пирона «Густава Васа» отодвинуть подальше. К таким трюкам Вольтер прибегал довольно часто. Неудивительно, что его имя было у всех на устах.

Само собой, Вольтер ублажал, как мог, всех актрис театра. К тому же он имел обыкновение отдавать актерам свои гонорары от спектаклей, а потому был вне конкуренции.

— Нет такого грязного трюка, до которого этот человек не унизился бы, — говорил о Вольтере Пирон. — Даже тогда, когда его репутации ничто не угрожает. Этот человек лестью и обманом проложит себе путь на небеса.

Пирон написал едкую сатирическую драму под названием «Метромания». Под главным героем он имел в виду Вольтера. Пирон представил его на сцене в образе наглого хлыща, который раздает дамам рифмованные комплименты.

«Метромания» имела бешеный успех. Все ждали ответа Вольтера. Все ждали бури.

— Он меня не тронет, — презрительно говорил Пирон.

Вольтер же во всеуслышание заявил, что не видел пьесу, так как был сильно занят и не знает, о чем она.

— Все это отговорки! Этот человек слишком напуган, чтобы ответить на мой вызов. Но не может же он избегать меня вечно! В один прекрасный день, клянусь, я его усажу за стол рядом с собой и сдеру с него, живого, шкуру перед свидетелями. Тогда он не сможет отрицать моей победы над ним.

Несмотря на бдительность Вольтера, такая встреча все же состоялась. В Брюсселе. Вольтер поехал туда по делам. Узнав, что там находится Пирон, он затаился. Но два известных парижанина не могли не столкнуться в гостиной знатного дома. По словам Пирона, Вольтер, сменив отель, сам распространил слухи, что уехал из города.

— Я заметил, как по улицам бегают аптекари, — рассказывал позже Пирон. — Они торопливо носили горячие клистиры с лекарствами какому-то важному клиенту. Что сие могло означать? Только то, что Вольтер скрывается где-то поблизости. Этот человек не может и дня прожить без горячих клистиров. У него к ним настоящая страсть. Он весь прямо-таки дрожит от предвкушения.

С каким смаком рассказывал Пирон историю о том, как ему удалось выследить Вольтера! Он просто пошел по следам одного из аптекарей и забарабанил в дверь.

— Вольтер! Вольтер! — кричал он. — Это Пирон, ваш аптекарь!

Пирон на самом деле был сыном хорошо известного французского аптекаря.

— Только не входите! — визжал Вольтер из комнаты. — Только не входите!

Своим соблазнительным голоском Пирон пропел:

— А у меня есть клистир для вас, месье де Вольтер. Новый, горячий клистир. Он вам так понравится!