Любовь и прочие "радости"

Вот и скажите, что её Никуша — не самый лучший! Была бы у Ольги дочь — она бы молилась на такого зятя. А пока только носом шмыгала, расчувствовавшись. Все же хорошие у неё выросли пацаны.

— Эй, ма! Ты чего? — удивился Пашка.

— Ничего! Нормально все.

— Ага. А глаза на мокром месте чего?

— Ничего! Хорошие вы у меня. Вот…

Петька с Пашей переглянулись. Ладно, Ольга могла понять их недоумение. Не так часто она позволяла себе такие слабости, как слезы. А тут прямо нашло что-то. Моргнула, в попытке успокоиться. Да не тут-то было.

— Эй, ма… Он что, тебя обидел?

— Кто? — недоуменно моргнула Ольга.

— Гдальский!

— Вот еще! Меня обидишь! Ты как выдумаешь что-нибудь!

В прихожей послышался тихий смех, за ним последовала легкая возня, и почти тут же в дверях показалась их сладкая парочка.

— Мам, ты что, плачешь? Тебя этот обидел, да?!

— Ник! Ты чего? Папа никогда не обидит женщину!

— Никто меня не обижал! — одновременно с Катей возмутилась Ольга. И замерла от пришедшей в голову мысли. Ведь точно так же, как они с Тихоном могли ругаться из-за детей, их дети могли конфликтовать из-за родителей. Это уже происходит! Прямо на её глазах. И что теперь с этим делать? Расстаться — вот, что первое приходило на ум. Уступить молодым дорогу… Но стоило об этом только подумать, как у Ольги подкашивались ноги, и все внутри стягивалось в тугой давящий узел, который мешал дышать.

— Так, прекратить эти глупости! Придумали не весть что и раздули проблему. Лучше вот… торт режьте. Да чайник по новой наполните. А мы с Катей поболтаем. Пойдем, Кать…

Девушка кивнула и последовала вслед за Ольгой. Выглядела она так, как будто ее вели на расстрел. Плечи напряжены, глаза в пол опущены.

— Я не изменю своего решения! — выпалила Катя, когда Ольга закрыла за ними дверь спальни.

— Какого решения, милая?

— Мы все равно съедемся с Ником. Мы так решили.

— И что? Думаешь, я тебя сейчас отговаривать стану?

— А что? Нет?

— Нет, конечно! Глупая! Живите, если так хочется. Пробуйте.

Катя отвела взгляд от пола и удивленно уставилась на Ольгу. Моргнула:

— Да, да, конечно, — запнулась девушка.

— Твой отец просил меня поговорить с тобой о твоем здоровье. Он очень волнуется, понимаешь? В этом нет ничего такого, поверь. Тебе совершенно нечего стесняться… Ты можешь со мной обсудить все, что тебя волнует, и все рассказать.

Катя закатила глаза.

— Да я ж ему уже сто раз говорила, что все нормально! Три месяца гормон один нужно пропить — и все.

— Ну, ты пьешь?

— Да пью, конечно! Папа — он слишком ответственный, понимаете? Хочет все держать под своим контролем. А тут, ну, пустяк ведь! И такое раздул…

— Ну, и ладно! Пусть лучше так… — улыбнулась Ольга, — хуже, когда родителям до детей нет дела.

— Да уж. Мне есть с чем сравнить, — нахмурилась Катя, намекая, по всей видимости, на свою мать. Кстати, о ней…

— Кать, а ты маме сказала насчет ваших с Никушей планов?

— Нет! Вот еще…

— Ты не права. Тобой движут эмоции. Обида за любимого отца. Но ваши с ней отношения — это совсем другое. Она любит тебя, поверь… Это неправильно — скрывать такие вещи. Сама посуди… Раз уж вы принимаете такие взрослые, взвешенные решения. Вступаете во взрослую жизнь. Будьте взрослыми до конца. Ведите себя по-взрослому с теми, кто вам эту жизнь дал.

— Может быть, вы и правы… — нерешительно переступила с ноги на ногу Катя.

— Права, ты сама это скоро поймешь.

Катя еще больше смутилась, и чтобы как-то сгладить неловкость, Ольга позвала невестку пить чай. В тот день они еще недолго посидели в кухне, болтая то о предстоящих экзаменах, то о выпускном, посмотрели телевизор и разошлись.

Кормухин так и не объявился, из чего Ольга сделала вывод, что жизнь у него налаживается.

Ей бы выспаться, но почему-то совсем не спалось, и всякие мысли лезли в голову. Неизвестно, сколько бы она так еще ворочалась с боку на бок. Уже и Ник вернулся, проводив Катю до дома, и в спальне Петьки стихли звуки стрелялки. А потом, вдруг, вспомнила, что так и не сказала Тихону о состоявшемся разговоре с Катей. Взяла телефон, набросала в Директ:

«Поговорила с Катей. У нее все хорошо. Не переживай».

Практически в то же мгновение пришел ответ:

«Спасибо. И еще раз прости меня. Я вел себя как мудак».

«И не надейся, что я буду спорить», — улыбаясь, настрочила Ольга. Градус настроения медленно пополз вверх. Их проблемы все еще не решились, но если они научатся с ними справляться, находить общий язык, разговаривать о том, что волнует, то, может, из этого что-нибудь, да получится?

«И не надо. Лучше поднимайся ко мне. Я покажутебе, как раскаиваюсь».

«Ты серьезно?»

«Угу. Будем мириться и планировать будущее».

«Трахаться, что ли?» — съязвила Ольга, точно уверенная, что Тихон ее поймет. И даже, наверное, улыбнется.

«Фу, Оля! Заниматься любовью! Так ты придешь, или мне все самому?»

Ольга отложила трубку. На цыпочках вышла из комнаты. Накинула поверх простой трикотажной пижамы с пандами плащ и вышла за дверь.

Тихон встречал ее в коридоре. Схватил, стоило ей войти, рывком прижал к себе, сжав в руке ее шоколадные волосы. Скользнул огромными лапищами под плащ:

— Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? Какие красивые панды… — прошептал, лаская съёжившиеся соски. Выкручивая их и потирая шершавыми пальцами.

— Гдальский, какая панда? — застонала Ольга, послушно оседлывая его бедро.

— Не знаю, наверное, китайская…

Он нес какую-то чушь. А ведь хотел сказать самое главное. То, что вот уже несколько дней не давало ему покоя.

Запрокинул голову, провел языком по шее. Вверх, к распахнутым сладким губам. И поцеловал Ольгу. Сильно. Так, как давно хотелось. Уложив на затылок широкую ладонь, путаясь в волосах. Оторвался, чтобы напиться воздуха. Заглянул ей в глаза. Каждый раз, когда он на нее смотрел, он видел женщину, которую всем своим нутром хочет видеть рядом с собою всегда. Он столько раз о ней думал… Столько о ней мечтал! Представлял за завтраком, на соседнем сиденье машины. Порой его грезы приобретали уж совсем развязный характер, и тогда Тихон задавался вопросом, должен ли себя чувствовать извращенцем, или это нормально, когда в твоей жизни появляется та… единственная.