Любовь и слава
Шрифт:
Глава 16
Мэрили двигалась шаг за шагом, прячась за стволами деревьев, вслушиваясь в каждый звук. Она ушла из дому в одиннадцать часов. А в условленном месте встречи ей надо было быть к полуночи. Если бы она поехала в такой поздний час верхом, то непременно привлекла бы к себе внимание. А это было опасно.
На небе светилась лишь четвертушка луны. Мэрили шла почти в полной тьме.
Какова будет реакция отца, если он узнает о ее ночных похождениях? Возможно, он от нее отречется. Или прикажет высечь. Но, напомнила себе Мэрили, даже если ей будет грозить смерть, она не откажется от своих убеждений и продолжит дело. Ведь отдал же Дональд за это свою жизнь! И она
При мысли о муже, которого Мэрили обожала, на глаза ее набежали слезы. Они полюбили друг друга еще детьми, лелеяли свое чувство всю юность. Их любовь расцвела, когда Мэрили и Дональд поженились. Она осталась жить в ее сердце после смерти Дональда. Иногда Мэрили казалось, что он все еще с ней рядом, что он ее защищает, охраняет, вселяет в нее веру.
Пока что, подсчитала Мэрили, она спасла от расправы куклуксклановцев четырнадцать негров. Переодеваясь в белый балахон, Мэрили узнавала о планах клана и предупреждала будущих жертв.
Эти мысли о содеянном ею добре согревали Мэрили душу. Но тепло быстро сменялось леденящим холодом, стоило только подумать, что ее родной отец заодно с ку-клукс-кланом!
Глаза у Мэрили сузились, когда она вспомнила об отце и о Мейсоне. Именно они руководили действиями бандитов. Отец все планировал, а Мейсон помогал его планы осуществлять.
Мэрили с грустью подумала о покойной матери, такой любящей, такой заботливой. Она в жизни не обидела ни одного раба. И всегда ужасно гневалась, если надсмотрщик отца проявлял жестокость по отношению к слугам-неграм. За два года до начала войны она умерла от пневмонии. Мэрили грустила не только из-за того, что Бог призвал ее мать к себе, но еще и из-за того, что добрая женщина так и не дождалась того времени, когда негры наконец-то обрели свободу. Как же больно было бы теперь бедной маме, если бы она знала, какую роль играет ее муж в делах ку-клукс-клана!
Вскоре Мэрили стала различать очертания дома на берегу ручья и услышала журчание воды среди скал. Она все правильно рассчитала. Теперь она сможет вовремя подняться на вершину горы и попасть в назначенное место вместе с остальными. Белый балахон и капюшон Мэрили надежно спрятала в дупле дерева. Все идет как надо.
Мэрили вышла на тропинку, которая вела в заросли кустарников, где ее ждала лошадь. Неожиданно она услышала какие-то звуки.
Голоса, мужской и женский. Страстный шепот. Кто это? И зачем они здесь?
Но когда ночной ветер еще раз донес эти голоса до Мэрили, она поняла, кому они принадлежат.
– О, Тревис, любимый! Если бы нам только не приходилось прятаться! Я хочу, чтобы весь мир знал, что я тебя люблю, что ты любишь меня.
Элейн. Элейн и Тревис.
Мэрили сжала кулаки с такой силой, что ногти вонзились в ладони. Будьте вы прокляты! Последние несколько недель она о чем-то таком подозревала, потому что нередко слышала, как ночью, когда все спят, Элейн выходит из своей комнаты и тихонько крадется по холлу, а потом, позже возвращается к себе. Так, значит, Элейн проводила время в постели красавца шерифа! Ничего неожиданного в этом для Мэрили не было, но то, что они продолжали встречаться, ее потрясло. Если бы об этом узнал Мейсон, он бы убил шерифа. И отец тоже. До чего же этот Колтрейн глуп, подумала Мэрили. Именно теперь он так мешает ей делать то, что должен был делать сам, – защищать негров от жестокого ку-клукс-клана.
– Это невозможно, – донесся до Мэрили голос Тревиса. Голос был хриплым, грубым от страсти. – Мы оба знаем, что это рискованно. Надо брать то, что можем.
– Нет!
Мэрили с отвращением выдохнула. Как же часто слышала она из капризных уст своей сестрицы этот возглас нетерпения!
– Я хочу тебя сию минуту и прямо здесь! Но мне надо еще больше. Я хочу быть твоей всегда и навеки. Мне плевать,
что думают по этому поводу мой отец или Мейсон, да и вообще кто бы то ни было. Я хочу быть твоей, Тревис. Ты ведь не можешь отрицать, что ты меня любишь.– Я никогда тебе о своей любви не говорил, Элейн.
– А тебе это говорить и не надо. Ты мне это демонстрировал тысячу раз. Ни один мужчина не может так ласкать женщину, как это делаешь ты, если он ее не любит всей душой.
Мэрили услышала, как нетерпеливо вздохнул Колтрейн.
– Элейн, ни желание, ни страсть ничего общего с любовью не имеют. Даже та страсть, о которой ты сейчас говоришь. Я тебе сказал, что такое чувство я испытывал только к одной женщине.
– Я знаю, знаю, – прервала его Элейн. – Это была твоя жена. Но ведь она умерла, Тревис. А я – живая. Нельзя любить мертвых. Если бы ты только обо всем этом мог забыть.
Тревис кашлянул, явно удивленный.
– Ты не можешь хотеть, чтобы я забыл то, что меня держит в этой жизни, женщина. И ты это знаешь.
– Да я говорю вовсе не об этом. – Элейн вздохнула и застонала: – О, Тревис, как же мне хорошо, когда ты меня ласкаешь так, как сейчас! Ты… ты меня просто сводишь с ума. Прошу тебя, не останавливайся, прошу!
Мэрили прижалась лицом к шершавой коре дерева. Ее охватило отвращение. Вот так стоять тут и слушать их любовные вздохи было очень неприятно Она испытывала не только гадкое отвращение, но и еще какое-то подспудное чувство. Что это? Неужели ревность? Конечно же, нет! И все-таки очень больно сознавать, что она сама уже так давно не лежала в объятиях мужчины. А мужчина в ее жизни был лишь один – Дональд. Мэрили много раз пыталась сказать себе, что она привыкнет к бессонным ночам, вспоминая, как все у них с Дональдом было прекрасно. А тело ее в эти ночи горело от жажды любви.
Сейчас, стоя тут и слыша голоса Тревиса и своей сестры, Мэрили вдруг поняла, что у них с Дональдом никогда такого не было. У них все было нежно, деликатно, тихо. Но только Дональд никогда не говорил ей тех слов, какие сейчас говорит Элейн Тревис. И она, Мэрили, сама никогда не отвечала мужу такими животными стонами.
Мэрили почувствовала, что от этих звуков тело у нее становится горячим, и ей стало противно. Да что же он такое делает с ее сестрой, если та в ответ так стонет? Боже, какой разврат! Как все это вульгарно! А этому Колтрейну, по-видимому, очень нравится, как с ним разговаривает Элейн, он одаривает ее разными ласковыми словами и твердит, какая она чувственная.
Внезапно все слова прекратились, стали слышны только возгласы и вздохи.
Мэрили до боли сомкнула веки и еще крепче сжала кулаки. Она отчаянно пыталась думать о чем-нибудь другом. Раздался громкий, резкий крик Элейн, от которого у Мэрили разом открылись глаза. Может, Тревис причинил ей боль? Мэрили, забыв обо всем, шагнула вперед. Ее сестре больно, значит, надо идти к ней.
Но Мэрили тотчас же остановилась, услышав крик сестры:
– Тревис, о, Тревис! Как же хорошо! Сделай так еще! О Боже, никогда еще мне не было так хорошо!
Устыдившись самой себя, Мэрили отступила в свое укрытие. Значит, Элейн кричит от наслаждения.
– Не уходи от меня, – тихо говорила Элейн. – Я хочу, чтобы ты сжимал меня в объятиях всю ночь.
– Ты же знаешь, что это невозможно. Мне надо вернуться в город. Я не могу отсутствовать всю ночь.
– Но ведь тебе бы этого хотелось, правда? – Она одновременно спрашивала и утверждала. – Тебе бы очень хотелось обладать мной еще и еще раз, верно?
Наступило молчание. Мэрили осторожно вздохнула. О Боже, что же за мужчина этот самый Колтрейн, если он может заставить женщину кричать так, словно она умирает, а потом, забыв о женской гордости, умолять его овладеть ею снова? Каким секретом владеет этот сверхмужчина?