Любовь и Тьма

— Нужно привести в порядок крышу и сменить трубы, — говорила Хильда всякий раз, когда шел дождь и появлялась новая протечка.

— Зачем? Ведь у нас есть еще дом в Теруэле. [7] А когда умрет Франко, [8] вернемся в Испанию, — возражал муж.

С того момента как корабль отошел от европейских берегов, профессор Леаль мечтал о возвращении на родину. Негодуя на каудильо, он поклялся не носить носков до тех пор, пока не узнает, что того зарыли в могилу: профессор и представить себе не мог, сколько десятилетий пройдет, пока исполнится его желание. Его клятва привела к появлению мозолей на ногах и неприятностям, связанным с профессиональной карьерой. Иногда ему приходилось встречаться с известными деятелями или в составе экзаменационной комиссии принимать экзамены в колледжах и лицеях. Тут его голые ноги в больших туфлях на толстой резиновой подошве давали пищу чужим языкам. Но он был слишком горд и предпочитал, вместо объяснений, прослыть экстравагантным иностранцем или нищим, у которого не хватает денег на носки. Однажды они поехали всей семьей в горы, чтобы полюбоваться снегом вблизи, но ему пришлось остаться в отеле из-за посиневших как селедка, и замерзших ног.

7

…Теруэль — город на востоке Испании, административный центр одноименной провинции. Во время гражданской войны в Испании (1936–1939) Теруэль неоднократно становился местом ожесточенных боев между республиканцами и франкистами. В своем романе чилийка Исабель Альенде постоянно проводит параллели между событиями, связанными с гражданской войной в Испании, и событиями, связанными с государственным переворотом в Чили. После прихода к власти Франко в 1939 г. около полумиллиона испанцев эмигрировало — многие уехали в Латинскую Америку (в испаноязычные страны).

8

…Франко Франсиско (1892–1975) — политический и военный деятель Испании, каудильо (букв:, вождь, предводитель). Был провозглашен пожизненным каудильо Испании после поражения республики в 1939 г.

— Послушай, надень носки! Неужели не ясно, что Франко и слыхом не слыхивал о твоей клятве? — умоляла его Хильда.

Он испепелил ее взглядом, исполненным достоинства но так и остался в гордом одиночестве у камина После смерти своего главного врага он надел пару алых блестящих носков — они, казалось, сами по себе выражали всю его экзистенциалистскую философию, но не прошло и получаса, как ему пришлось их снять: слишком долго он их не надевал и теперь отвык. Тогда, чтобы скрыть этот факт, он дал клятву, что не будет носить носки до тех пор, пока не уйдет в отставку Генерал, [9] правивший железной рукой на его приемной родине.

9

…Генерал — Аугусто Пиночет (р. 1915). Исабель Альенде называет Пиночета диктатором.

— Вы наденете их на меня, когда я умру, — говорил он. — Хочу попасть в ад в красных носках.

Он не верил в жизнь после смерти, поэтому всякие меры предосторожности в этом плане не годились для его рыцарского темперамента Демократия в Испании не вернула ему носков, как и не заставила вернуться назад: удерживали сыновья, внуки и американские корни. Но дом так должным образом и не отремонтировали. После военного переворота [10] семью занимали другие неотложные дела Из-за своих политических взглядов профессор Леаль был включен в список неблагонадежных и был вынужден уйти на пенсию. Оставшись без работы, с небольшим пособием, оптимизма он не утратил: быстро распечатал в кухне объявления об уроках литературы и расклеил их, где только мог.

10

…после военного переворота — государственный переворот в Чили был совершен И сентября 1973 г. (к власти пришла военная хунта во главе с генералом Пиночетом).

Доход от немногих учеников позволял хоть как-то сбалансировать их бюджет и давал возможность скромно жить и даже помогать Хавьеру. Старший сын мучился в тисках беспросветного безденежья: не на что было содержать жену и троих детей. Уровень жизни семьи Леаль упал, как это случилось и со многими другими семьями их круга Они отказались от абонементов на концерты, от театров, книг, пластинок и других развлечений, доставлявших им радость. Позже, когда стало ясно, что Хавьер не сможет найти работу, отец решил достроить еще пару комнат и ванную во дворе, чтобы жить всем вместе. В конце недели трое братьев клали кирпичи под руководством профессора Леаля, черпавшего свои знания из учебника по строительству, который он купил на книжном развале. Поскольку в этой области ни у кого не было никакого опыта, а в учебнике нескольких страниц не хватало, результат можно было предвидеть: после завершения строительства у сооружения оказались кривые и неровные стены, но их убожество они рассчитывали закрыть плющом. Хавьеру претила мысль жить за счет родителей: гордый характер достался ему по наследству.

— Где едят трое, хватит и восьмерым, надо только уметь быть бережливым, — сказала Хильда Если она принимала какое-либо решение, оно, как правило, обжалованию не подлежало.

— Сейчас трудные времена, сынок, мы должны помогать друг другу, — добавил профессор Леаль.

Несмотря на трудности, он был доволен жизнью и считал себя абсолютно счастливым человеком; с юных лет пожирающая его революционная страсть определила его характер и образ мыслей. Он много времени, энергии и средств тратил на распространение своих идеологических воззрений. Всех троих сыновей он воспитал в соответствии со своим учением, и с малолетства они уже были обучены работе в подпольной типографии, которая находилась на кухне, и с их помощью распространял обличительные листовки у заводских ворот, за спиной у полицейских На всех профсоюзных собраниях Хильда всегда была вместе с ними: в руках у нее мелькали неустанные спицы, а моток шерсти прятался в лежащую на коленях сумку. Пока ее муж спорил с товарищами, она, безразличная к бурным политическим дискуссиям, погружалась в свой тайный мир: вновь переживала свои воспоминания, словно вывязывая былые впечатления, и воскрешала самые сладкие ностальгические образы. Благодаря длительному и спокойному процессу отбора ей удалось вытеснить из памяти большую часть прошлых огорчений и оставить только счастливые воспоминания. Она никогда не говорила о войне, не напоминала о похороненных ею покойниках, о своем несчастном случае или долгом пути в изгнании. Знакомые относили такое избирательное свойство ее памяти за счет удара: еще в молодости ей проломили голову, — но профессор Леаль по едва заметным, понятным только ему признакам подозревал, что она помнит все. Просто она не желала вновь взваливать на себя бремя минувших утрат, поэтому и не упоминала о них, отменив их молчанием. Его жена следовала за ним по всем выпавшим на их долю дорогам, и сейчас он не мог представить своей жизни без нее. Она плечом к плечу шла с ним на уличные демонстрации. В тесном согласии они растили детей. Она помогала и другим, более нуждающимся, проводила ночи под открытом небом во время забастовок, а с утра шила одежду на заказ, когда зарплаты мужа не хватало. Одинаково преданно она шла за ним на войну или в изгнание, а когда его арестовали, носила в тюрьму горячую еду; спокойствие не покинуло ее и в тот день, когда у них описали мебель, а хорошее настроение не испортилось, когда она, дрожа от холода, спала на палубе третьего класса, на корабле, набитом беженцами. Не прекословя ему ни в чем, Хильда примирилась со всеми экстравагантностями мужа — а их у него было немало, — ибо за столько лет совместной жизни ее любовь к нему не только не уменьшилась, но выросла еще более.

Много лет утекло с тех пор, как в небольшой испанской деревне, затерянной среди виноградников на крутых холмах, он попросил ее руки. Хильда ответила, что она католичка и такой думает оставаться и впредь; она ничего лично не имеет против Маркса, но его портрета у изголовья не потерпит, а дети ее получат крещение, дабы не умереть нехристями и не попасть в ад. Профессор логики и литературы был пламенным коммунистом и атеистом, но в этом случае интуиция его не подвела: он понял, что ничто в жизни не изменит мнение этой розовощекой и хрупкой девушки со сверкающими глазами, — он влюбился в нее бесповоротно, поэтому следовало, по всей вероятности, заключить договор.

Сошлись на том, что брак будет церковный, — в те времена это был единственно законный способ супружества, — дети получат причастие, но пойдут учиться в светские школы; он будет давать имена сыновьям, она — дочерям, а на их могиле будет стоят не крест, а надгробная плита с надписью специального содержания, составленной мужем. Хильда приняла предложение: этот худощавый мужчина с пальцами пианиста и горячей кровью отвечал ее идеалу мужчины. Свою часть договора он выполнил с присущей ему скрупулезной честностью, но Хильда не отличалась подобной правильностью. Когда появился на свет первенец, муж был на войне, [11] а когда ему удалось вырваться на побывку, младенец уже был окрещен Хавьером — в честь деда Мать была в тяжелом состоянии, и некстати было начинать ссору. Но про себя он решил назвать его Владимиром — именем Ленина Этот номер у него не прошел: как только он называл сына этим именем, жена спрашивала его, к кому он, черт подери, обращается, а ребенок удивленно смотрел на него и не отвечал. Незадолго до следующих родов Хильда, проснувшись поутру, рассказала свой сон: будто бы она родила мальчика и должна была назвать его Хосе. Несколько недель они спорили до умопомрачения, пока не пришли к справедливому решению: назвать ребенка Хосе Ильич. Потом они бросили монетку, чтобы решить, какое имя будет в ходу; выиграла Хильда, но в этом не ее вина а вина судьбы — ей не понравилось второе имя революционного вождя.

11

…был на войне — речь идет о гражданской войне в Испании 1936–1939 гг.

Годами позже родился последний сын, но к тому времени профессор Леаль утратил часть своей симпатии к советским товарищам, и таким образом угроза носить имя Ульяновых миновала. В честь святого из Ассизи, [12] воспевавшего бедняков и животных, Хильда назвала его Франсиско. Может быть поэтому, а может быть потому, что он был самый младший и как две капли воды похож на отца, она относилась к нему с особой нежностью. За всепоглощающую любовь младенец отплатил матери стойким эдиповым комплексом, державшим его в своей власти до самого отрочества, когда гормональный взрыв заставил его понять, что в мире существуют и другие женщины.

12

…святой из Ассизи — Франциск Ассизский.

В ту субботу, напившись утром чаю, Франсиско закинул на плечо чемоданчик с фотоаппаратурой и попрощался с семьей.

— Потеплее оденься, на мотоцикле может здорово прохватить, — сказала мать.

— Оставь его в покое, мать, он уже не мальчик, — вступился отец, и сыновья улыбнулись.

В первые месяцы после рождения Еванхелины Дигна Ранкилео сетовала на свою несчастную судьбу, расценивая происшедшее как кару небесную за то, что вместо дома поехала рожать в больницу. Ведь в Библии ясно сказано: будешь рожать в боли, [13] — и об этом напоминал преподобный отец. Но потом поняла, насколько неуловимы знаки Господа И может быть, это светловолосое, с ясными глазами, создание сыграет какую-то роль в ее судьбе. С духовной помощью Истинной Евангелической Церкви она смирилась с этим испытанием и исполнилась готовности любить эту девочку, несмотря на ее недостатки. Нередко она вспоминала и другую — ее унесла кума Флорес, — она по справедливости принадлежала ей. Муж ее утешал, говоря, что та девочка выглядит здоровой и сильной, и ей наверняка будет лучше в другой семье.

13

…будешь рожать в боли — дословно в Библии сказано: «в болезни будешь рожать детей» (Бытие, 3:16).

— Флоресы — владельцы приличного надела земли. Говорят, они хотят купить трактор. Они образованные, входят в сельскохозяйственный профсоюз, — доказывал Иполито ей раньше, когда несчастье еще не обрушилось на дом Флоресов.

После родов обе матери попытались востребовать своих дочерей, заявляя, что во время родов смогли увидеть своих младенцев и по цвету волос догадались о происшедшей ошибке, но главный врач больницы и слышать об этом не хотел, угрожая посадить их за решетку за клевету на его учреждение. Отцы советовали просто обменяться девочками и мирно разойтись, но жены не хотели действовать незаконно. Решено было пока оставаться с той, что на руках, до выяснения властями этого запутанного дела; но после забастовки службы здравоохранения и пожара в отделе записей актов гражданского состояния — когда персонал был заменен, а архивы бесследно исчезли — у них пропала всякая надежда добиться справедливости. Они предпочли воспитывать чужих девочек как своих Хотя они жили недалеко друг от друга, видеться случалось редко: их жизни не пересекались. С самого начала договорились, что у младенцев будет одна и та же крестная и одно и то же имя: в случае, если придется когда-нибудь поменять фамилию на законную, детям не нужно будет привыкать к новому имени. Кроме того, как только девочки подросли и стали что-то понимать, им рассказали всю правду: как бы то ни было, рано или поздно они обо всем узнали бы сами. Все в округе знали историю с подмененными Еванхелинами, и нельзя было исключить, что какой-нибудь сплетник не сболтнул бы об этом девочкам.

Еванхелина Флорес превратилась в типичную смуглую крестьянку с живыми глазами, широкими бедрами и пышной грудью; она уверенно держалась на крепких, точеных ногах. Была физически сильной, веселого нрава На долю семейства Ранкилео выпало плаксивое, своенравное, хрупкое и трудновоспитуемое создание. Иполито относился к ней с особым вниманием и восхищался, ведь молочно-розовая кожа и светлые волосы были такой редкостью в его семье. Оставаясь дома, он не спускал глаз с ребят, не дай Бог обидят девочку, в которой текла чужая кровь. Пару раз он застал Праделио, когда тот щекотал ее, незаметно тискал и лобызал мелкими поцелуями; чтобы раз и навсегда отбить у него от этого охоту, Иполито задал ему такую взбучку, что едва не отправил в мир иной, ибо перед Богом и людьми Еванхелина должна быть ему сестрою. Но Иполито бывал в семье несколько месяцев в году, а когда его не было, он не мог следить за выполнением всех своих указаний.